Фрагменты этого очерка о подвиге героев-сибиряков были найдены в подшивке газеты "Путь Ильича" Куйбышевского района Калужской области за 1966 год. Автор - военный корреспондент Николай Чайка, свидель тех событий.
Опуская детали поисков недостающих материалов, в очередную годовщину легендарного боя публикуем полный текст очерка опубликованного в газете 58 лет назад (текст дополнен в т.ч. и более поздними фотоматериалами):
ПРЕДИСЛОВИЕ
Московский журналист Н. Чайка, бывший однополчанин 18-ти сибиряков-героев, получил от калужан много писем с просьбой подробнее рассказать о том, что произошло сентябрьской ночью сорок третьего года у деревни Рубеженки. Полянские комсомольцы, например, пишут:
«Мы включились в туристский поход в честь 50-летия Советской власти, интересуемся боевыми делами нашей Советской Армии на калужской земле и, в частности, 139-й стрелковой дивизии. Просим также рассказать о комдиве 139-й генерале Кириллове».
Об этом и повествуется в очерке, который мы начинаем сегодня печатать.
139-Я В БОЯХ НА ЗЕМЛЕ КАЛУЖСКОЙ
139-я Краснознаменная ордена Суворова Рославльская стрелковая дивизия, в рядах которой сражались восемнадцать сибиряков-коммунистов, прошла трудный и славный боевой путь. Если бы полянские комсомольцы решили пройтись по местам всех ее боев, то им пришлось бы надолго оставить учебу и работу. Ведь за четыре года войны части дивизии преодолели расстояние в несколько тысяч и перевернули на своем пути столько земли (рытье окопов, траншей, землянок, блиндажей) что невозможно даже посчитать. Генерал Кириллов как-то сказал мне, что наши солдаты-«кроты» выбросили на поверхность несколько Эльбрусов и Казбеков, могли бы проложить метро во многих крупных городах страны.
После окончания войны прошло уже более 20 лет, но земля наша ещё вся шрамах и рубцах. До сих пор не заросли окопы, траншеи, воронки и на калужской земле, сохранились они и у Рубеженки где приняли свой последний бой воины-сибиряки. Совсем недавно сюда приезжали генерал Кириллов, подполковник Плотников, Герасим Лапин из Донецка, Константин Власов из Новосибирска. Двое последних, как известно, дрались на безымянной высоте и чудом остались живы. Теперь здесь шумят деревья, а раньше был только кустарник. Взрослыми стали уже и дети военных лет. Жизнь и идёт…
С радостью узнали мы, что на месте гибели героев будет сооружен в ближайшее время памятник, а поисками материалов они занялась целая армия красных следопытов, особенно юные сибиряки, калужане, таганрогцы, школьники Брянска и Тулы, где в разное время жили, учились и работали участники боя на безымянные высоте под Рубеженкой.
До сих пор не удавалось найти никого из родных и близких Николая Галенкина. И вот буквально на этих днях я получил письмо от его брата Владимира из Брянска. «Из газет я узнал, - пишет он, - что в списке погибших 16-ти воинов-коммунистов есть и мой брат Николай Иванович Галенкин, которого я долго искал и не мог найти, считал его без вести пропавшим. Я имею фотографию брата и могу рассказать о его жизни». Скоро мы узнаем более подробно об этом герое, который по отзывам очевидцев – Лапина и Власова – поразил всех своим бесстрашием и мужеством. В дивизии было много героев, но подвиг восемнадцати явился наиболее ярким олицетворением боевого духа и несгибаемости советских воинов, их верности своему долгу.
- Через какие города и села Калужской области шла 139-я стрелковая дивизия? -спрашивают полянские комсомольцы.
Через многие. Она пересекла всю калужскую землю с запада на восток, от Подмосковья до Смоленской области, затем прошла с боями через Белоруссию, Польшу и дралась в Германии до полной капитуляции врага. В жестоких боях за Данциг (ныне Гданьск) в пятый раз за войну был тяжело ранен ее командир гвардии генерал-майор Кириллов, погибло немало наших солдат и офицеров, ветеранов дивизии, сражавшихся еще на калужской земле. Тяжело было терять друзей уже на самом финише войны, за несколько дней и даже часов до «большого отбоя», как образно называли солдаты конец войны.
Коль скоро юные следопыты решили совершить поход по местам былых боев, то пусть побывают прежде всего на Зайцевой Горе, в районах Спас-Деменска, Кирова, Сухиничей, наконец, под Козловкой, Бетлицей, Рубеженкой, где бои были особенно тяжелыми и кровопролитными. Именно под Козловкой и получили свое первое боевое крещение 18 сибиряков-коммунистов. Здесь подразделения нашей дивизии наголову разгромили гитлеровцев, уничтожили и взяли в плен не одну сотню солдат и офицеров, перемололи их хваленую технику. Недаром фашисты прозвали местность под Козловкой «Долиной смерти». Еще крепче досталось им на знаменитой Зайцевой Горе и под Спас-Деменском, где попала в окружение крупная вражеская группировка. Об этих боях, в которых наша дивизия шла на главном направлении, можно прочесть и в 3-м томе «Истории Великой Отечественной войны». Напомню только, что Спас-Деменск был освобожден 13 августа, а ровно через месяц в районе Бетлицы 18 сибиряков-коммунистов и совершили свой бессмертный подвиг.
А до этого было еще немало других памятных боев и самые трудные из них, пожалуй, под Кировом, куда была спешно переброшена и наша дивизия. С разрешения Ставки командование фронта сосредоточило здесь свои главные усилия и произвело большую перегруппировку сил. Скрытно сделать это, к сожалению, не удалось и противник успел усилить здесь свою оборону. Но натиск наших войск был неудержим. На вражеские позиции (было это утром 7 сентября) обрушились тысячи артиллерийских и реактивных снарядов, авиационных бомб. В бой ринулись наши танки, бесстрашная матушка-пехота. Вскоре оборона противника и на этом направлении была прорвана. Впереди была Десна, а перед нею Рубеженка и высота 224,1, о существовании которой никто из нас до войны и не знал, тем более сибиряки.
«ЖЕЛАЮ ПОЙТИ ДОБРОВОЛЬНО»...
В первые годы войны все они, как известно, жили и работали в Новосибирске. Это были простые советские люди, скромные и трудолюбивые, отменные мастера своего дела -инженеры, техники, бригадиры, станочники – каждый из них, работая на оборонных заводах, имел броню, но рвался на Фронт. Архивы сохранили нам их заявления, с которыми они не раз обращались в свои партийные коллективы, в обком партии, к парторгам ЦК ВКП(б) с просьбой отправить их на фронт. Вот маленький листочек с заявлением Романа Закомолдина:
«Прошу партийную организацию дать мне направление в РКНА, так как я желаю пойти добровольно.
Прошу мою просьбу удовлетворить.
25 VI - 43. Закомолдин».
«Бомбили» своими заявлениями партийные организации и Николай Галенкин, Петр Панин, Герасим Лапин, Дмитрий Ярута - все! Но им говорили: «Успеете еще и навоеваться, а сейчас вы нужны здесь, в тылу. Это – тоже фронт».
Летом сорок третьего года просьба патриотов была, наконец-то, удовлетворена, и гвардейцы тыла стали солдатами. В одном эшелоне ехали они на фронт, попали в одну и ту же часть, вместе приняли боевое крещение под старой русской деревушкой Козловкой, а затем бились в неравном ночном бою на безымянной высоте с отметкой 224,1, которой было суждено войти в песню, так полюбившую нашему народу.
Как вели себя в этом последнем бою «восемнадцать ребят», нам, их однополчанам, доподлинно известно. Но мы, к великому сожалению, все еще очень мало знаем об их довоенном прошлом, за исключением коренных сибиряков.
Закомолдина, Николая Галенкина, Петра Панина, Дмитрия Шляхова и некоторых других в далекую Сибирь забросила война, куда они эвакуировались вместе со своими предприятиями и найти теперь какие-то следы очень трудно. В поисках их родственников и знакомых мой фронтовой товарищ подполковник Владислав Плотников «прощупал» почти всю Новосибирскую область, побывал в Ростове-на-Дону, Таганроге, Харькове, Запорожье, Донецке, Луганске, Калуге, Подольске, Рославле, Брянске, Липецке, но нашел далеко не всех, кого разыскивал. Жена Николая Галенкина Александра Афанасьевна Мальцева уехала из Новосибирска вскоре после войны. В 1950 году она, как рассказывают калужане, навещала могилу мужа, а потом уехала якобы в Таганрог, но там ее не оказалось. В архивах не удалось найти даже фотографии Галенкина (снимки почти всех других героев безымянной высоты уже разысканы).
В Ростове-на-Дону найдена 76-летняя мать Петра Панина - Анна Григорьевна Киселева, проживающая на Пушкинской улице, д. 206, кв.15. У Закомолдина живы некоторые родственники, хорошо знает его и Герасим Лапин, как известно, он дрался на безымянной высоте, чудом остался жив и с трудом пробился к своим.
Меньше всего мы знаем о Закомолдине, Галенкине и Панине. Установлено, что Роман Емельянович Закомолдин родился в 1913 году, в партию вступил уже в Новосибирске в сорок третьем. Одну из рекомендаций дал ему Лапин. Роман был, по его рассказам, отличным мастером-станочником. Он сутками не выходил из цеха. В первые месяцы войны ему пришлось устанавливать прибывшую на завод эвакуированную технику, станки, а потом готовить фронту оружие, боеприпасы. Говорил он очень мало, больше любил делать. Устанет, бывало, еле на ногах стоит, но виду не подает, улыбается даже. Давай, говорит, помастерим еще. «Смастерим» - было у него любимое слово. Он не говорил - давай сделаем или поработаем, а — «давай смастерим», «надо бы еще смастерить».
Друзья по работе запомнили единственную речь Закомолдина, произнесенную им в цехе перед отправкой на фронт:
- Мы идем воевать, спешим на помощь своим товарищам. Пришла и наша пора бить врага. И мы это сделаем!
А дома сказал жене:
- Смастери мне носки, бельишко. Ухожу на фронт. Люди кровь там проливают, и мы должны помочь им в борьбе...
Жена заплакала.
- Не надо! На войне ведь не все погибают… Береги себя, - сказал Роман, взял свой вещ-мешок, простился и ушел.
Боевое крещение Роман Закомолдин вместе со своими друзьями принял на реке Снопоть у деревни Козловки. Гитлеровцы недаром прозвали прилегающую к ней местность долиной смерти». Здесь они оставили на поле боя сотни убитых солдат и офицеров, много пулеметов, бронетранспортеров, «фердинандов». Более ста гитлеровцев угодили в плен. На плечах противника ворвались наши воины в Козловку, в первых рядах были коммунисты Закомолдин, Галенкин, Панин…
- На них держите равнение, товарищи! – сказал тогда после боя командир полка, поздравляя личный состав с победой.
Николай Иванович Галенкин был среди 18-ти героев безымянной высоты самым старшим (после Емельяна Белоконова). Родился он в 1904 воду, в комсомол вступил еще в двадцатом, а в партию - в тридцать втором. В первые годы Советской власти работал в Рославле в волисполкоме, потом был направлен в Бежицу, где вырос от простого рабочего до пропагандиста парткома завода «Красный профинтерн». И всюду, куда посылала его партия, он оставлял после себя добрый след. В годы войны возглавлял в Новосибирске, на «Сибсельмаше» бригаду слесарей, был помощником начальника цеха, партгрупоргом. Галенкин одним из первых подал заявление о посылке его в действующую армию добровольцем. Вместе с ним ушел на фронт и его старый товарищ по Бежицкому заводу Дмитрий Шляхов, инженер, коммунист. Вместе дрались они под Козловкой, а позже и на безымянной высоте. Вместе их и похоронили.
В Центральном архиве Обороны СССР удалось разыскать наградной лист на Н. И. Галенкина. В нем говорится:
«На подступах к водному рубежу р. Десна противник укрепил высоту 224,1, которая остановила наступление 718 сп.
Жестокий бой за высоту шел в течение 2-х суток.
Неоднократные попытки атаковать высоту были противником отбиты.
14.9.43 г. мною было принято решение организовать группу прорыва, в которую добровольно вошли 17 человек, в том числе и тов. Галенкин. Несмотря на ожесточенный огонь, группа прорвала оборону, вклинилась в расположение противника и заняла высоту. Противник организовал контратаку в составе до трехсот солдат и офицеров... 17 патриотов-коммунистов вели неравный бой в течение всей ночи... Заняв высоту, группа сковала значительные силы противника, что дало возможность основным силам нанести врагу жестокий удар с флангов и отбросить его за реку Десну.
В этом бою смертью храбрых погиб т. Галенкин. За беспримерные мужество и героизм в борьбе с немецкими захватчиками г. Галенкин Николай Иванович достоин посмерсного присвоения звания «Герой Советского Союза».
Мне известно, что к званию Героев были представлены и другие участники боя за безымянную высоту. Ходатайства подписали командир 718 стрелкового полка Салов и командир 139-й стрелковой дивизии Кириллов, 19 декабря 1943 года войскам армии был объявлен приказ Военного Совета за № 0640:
«От имени Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество награждаю…».
Поименно назывались 17 героев боя за безымянную высоту, отмеченные орденами Отечественной войны 1-й степени.
ГДЕ ЖЕ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ?
Все, кому было положено, отлично знали, что в тыл противника отправилась группа из 18-ти человек. В архивах сохранились к счастью дневники боевых действий, оперативные сводки, донесения, которые подтверждают это. Приведу некоторые выдержки из найденных документов. Вот строки из боевого донесения за 13.9.43 года:
«7.00 Получено устное распоряжение ком. дивизии выбить противника с высоты 224,1.
13.00 – окопаться и быть готовыми к ночным действиям.
Ночью трижды атаковали 224,1, но безрезультатно.»
Из разведсводок 718 сп за 13 и 14 сентября:
«Противник старается удержать рубеж обороны 224,1. Ночью пытался контратаковать наши подразделения в 3.00 и 4.00. По высоте и в ее районе ночью курсировали 4 САУ. Южнее высоты 224,1 взят пленный 2 пп 317 пд Антон Бакет».
«Противник выбит из Холмовских особняков... Соседом взят пленный из 211-й пд. Он показал, что им зачитан приказ Верховного «всеми силами удерживать Десну до конца октября».
Боевое донесение 718 сп на 7.00 14 сентября:
«Ночью выпущено 170 мин и снарядов. В Кр. Поляне усиленно сосредотачивалась пехота, которая вела огонь. На 224,1 - «фердинанд». Подразделения пытались 2 группами ворваться на высоту.
Ночью была направлена на выполнение задачи ударная группа в количестве 18 человек во главе с младшим лейтенантом Порошиным. Группа выбила противника из 1-ой траншеи, преследовала до 2-й. Следовавшая за группой рота была отсечена от флангов. Сведений о группе нет».
Еще в одной разведсводке за 15 сентября читаем, что в расположение нашего 364 стрелкового полка, наступавшего во втором эшелоне, «в 20.30 возвратился боец из 18-ти, сообщил, что 17 погибли смертью храбрых на высоте 224,1». Это, конечно, был рядовой Лапин. Он, разумеется, еще точно не знал, сколько порошинцев погибло и полагал, что спасся только он один.
Вскоре стало известно, что пали смертью героев 16 воинов-коммунистов. На смену им тут же пришли новые. В архиве сохранилось волнующее политдонесение, которое вряд ли надо комментировать:
«На следующий же день после гибели 16 коммунистов в 718 сп в ряды партии было принято 16 человек. 15 сентября все эти товарищи приняты дивизионной партийной комиссией».
Итак, их было, как и поется теперь в песне, «восемнадцать ребят». Но почему же Салов и Кириллов представили к награде только 17? В приказе войскам, сказано, естественно, - тоже о 17-ти. Генерал-полковник Голиков (ныне Маршал Советского Союза) 29 марта 1944 г. послал этот приказ на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина с просьбой «утвердить награждение орденами СССР» (документы хранятся в архиве).
О засылке группы Порошина в тыл врага мы, газетчики, знали заранее, беседовали со многими сибиряками-добровольцами, готовили о них целую полосу. И она появилась... но уже после гибели героев. В газете шла речь о подвиге шестнадцати. Упоминалось и о семнадцатом оставшемся в живых рядовом Лапине, хотя обстоятельства его выхода из окружения были тогда еще не совсем ясны. С Лапиным поочередно беседовали командир полка Салов, начальник «Смерш» майор Буянов, и сам комдив (я был свидетелем этих бесед). Солдату, видимо, казалось, что ему не совсем доверяют и «докапываться до голой правды». Он был сильно возбуждён, потрясён пережитым, гибелью своих друзей, а особенно Романа Закомолдина, с которым сроднился ещё во время совместной работы на заводе в Новосибирске и рекомендовал его в партию. Когда хоронили героев, Лапин вместе с другими автоматчиками отдал им последний прощальный салют и плакал, как ребёнок.
Мы опубликовали статью Лапина своей газете. Он рассказывал о подробностях боя, как пробивался из окружения и поклялся отомстить врагу за гибель своих товарищей.
Тут же в дивизию примчался корреспондент армейской газеты «Бей врага» капитан Слетин и буквально атаковал меня: расскажи, покажи – даем полосу! Я повёл Слетина на высоту 224,1 на совсем ещё свежую могилу героев и рассказал, что знал, что видел. «Бей врага» опубликовала статьи Слетина, Лапина, старшего лейтенанта Р. Власова (однофамилец К. Власова из группы Порошина). Во всех материалах речь шла тоже о семнадцати героях. Среди 16 погибших назывался и Константин Власов. Есть запись о его гибели и в «Альбоме боевой славы 718 с.п.», который удалось разыскать совсем недавно не в архиве, а в Ростове, у бывшего замполита этого полка Михаила Григорьевича Мирского. Кстати, он недавно навестил старенькую мать Петра Панина – Анну Григорьевну, и она, плача, все сетовала на свою долгую жизнь, вспоминала своих сыновей «Петушка и Федорка», погибших на войне.
Слава о подвиге героев безымянной высоты докатилась вскоре и до далекой Сибири. В одном из номеров газеты «Советская Сибирь» за 1944 год, в статье «Шестнадцать большевиков» писалось:
«Запомни их, Сибирь, и сохрани в своем сердце. Они не только твои дети, они отныне часть твоей истории, ее страница, полная скорби и героического величия.
Все шестнадцать ушли в армию из нашего города, все они были рабочими, людьми с заводов.
Все они посмертно награждены орденами Отечественной войны первой степени.
Они не знали страха в борьбе».
Газета поименно называла всех павших героев, в том числе и К. Н. Власова.
Каким же образом в далекой Сибири узнали о подвиге своих земляков? Об этом мы узнали совсем недавно. Оказывается, в Новосибирске лежал на излечении один солдат 139-й дивизии и у него была наша газета «Сталинский призыв» за 19 сентября 1943 года, в которой и рассказывалось о подвиге сибиряков. Редакция газеты «Советская Сибирь» живо заинтересовалась этим и тоже опубликовала о воинах-сибиряках большую статью.
Я уже как-то писал, что видел 16 погибших героев вскоре после взятия высоты. Многие трупы были сильно обезображены. Остервеневшие гитлеровцы глумились уже над мертвыми. У Порошина мы нашли «Боевой устав пехоты», а неподалеку от Панина на вспаханной металлом земле, лежала залитая кровью книга «О Великой Отечественной войне Советского Союза». Говорят, что она принадлежала ему, Петру Панину, парторгу роты. Многие строки в этой книге были подчеркнуты, кое-где на полях стояли «птички».
О возвращении Лапина из окружения к тому времени уже было известно. Но где же восемнадцатый и кто он?
ВЛАСОВ ИЛИ КАСАБИЕВ?
Пятнадцать трупов были опознаны, а вот последним долго занимались эксперты и врачи, но ничего определенного сказать так и не смогли. Не помог даже и Лапин, хорошо знавший своих товарищей.
- Может быть Власов, а может и Касабиев. Уж сильно изуродовали его фашисты...
Некоторые разведчики судачили:
- Как не суди, не ряди, а одного из 18-ти все равно нет, сдался, видать, струсил! Э-эх...
Да что там разведчики! Даже мой близкий фронтовой товарищ, начальник «Смерш» майор Буянов, когда мы возвращались с безымянной высоты, доверительно сказал:
- Знаешь, Микола, пиши пока лучше о подвиге семнадцати. Советую. Надо еще кое в чем разобраться. Наш прокурор такого же мнения, а там – смотри... Ты редактор - с тебя и спрос.
Потом, уже вечером, вызвал меня в свой блиндаж начподив полковник Выборов Иван Павлович.
- Посмотри, вот. Представляем наших сибиряков к званию Героев. Может, надо что подредактировать?
Наградные листы были заполнены только на 17 человек и я, разумеется, понял, что начальник политотдела тоже решил «кое в чем разобраться». Обвинить его, как и начальника «Смерш», прокурора дивизии, в какой-то перестраховке было, конечно, трудно. Мало-ли что...
Знаю, что Выборов беседовал со многими солдатами и офицерами, расспрашивал их о Власове и Касабиеве, как вели они себя в предыдущих боях и вообще... Мнения были разные. Одни говорили, что в плен скорее всего попал Касабиев. Парень он был тихий, неразговорчивый, вроде робкий, и с образованием у него не густо. Другие не совсем были уверены во Власове, выдвигая не то в шутку, не то в серьез, примерно, такой «довод»:
- У него, понимаете, и фамилия... Власов! Не родственник-ли он часом того, генерала-изменника, иуды и предателя?
Откровенно говоря, слушать все это было горько и противно. О подвиге сибиряков знал уже весь фронт, ими гордились, на них равнялись в бою другие, и тем не менее судьба восемнадцатого была не известна. Неужели он, советский солдат, да еще коммунист, доброволец и на самом деле в тяжелую минуту дрогнул, струсил, поднял руки перед ненавистным врагом? Будь это сибиряк Власов или осетин Касабиев – все равно! Подлец всегда подлец, где бы он не родился и какое бы образование у него не было…
Похоронили у безымянной высоты «красноармейца Власова К. Н.» и сообщили об этом его семье, послав в Новосибирск похоронную. Уже теперь, 23 года спустя, в Центральном архиве Министерства Обороны СССР отыскались «Данные о захоронении в братской могиле №24». В ней, под номером 10, справа во втором ряду значится Власов Константин Николаевич, 1911 года рождения. Значит в плен попал Касабиев? Больше некому.
Человеческая память - инструмент не совсем надежный. Пошел я в Ленинскую библиотеку, перелистал нашу солдатскую газету «Сталинский призыв» за 1943 год и в №134 от 19 сентября нашел свою же статью «За Родину». В ней перечислялись фамилии всех 16-ти павших героев, но десятым вопреки «Данным о захоронении» был назван Т. Н. Касабиев! Это и на самом деле был он. В Осетии могут гордиться своим сыном, и в Таганроге, где он работал, - тоже. Касабиев дрался на безымянной высоте рядом с Власовым, сражался до последнего дыхания и погиб, как герой. Об этом рассказал нам сам... Власов! Его разыскали только в конце прошлого года на одном из новосибирских заводов. Человек жив, здоров, работает начальником отдела технического снабжения. Немцы взяли Власова в тяжелом состоянии, малость отходили и, ничего не добившись от него, упрятали в Рославльскую тюрьму. Оттуда, вместе с другими он бежал, но его поймали. Снова бежал, пробился к партизанам и воевал вместе до полной победы с ними. Об этом свидетельствуют, в частности, и документы белорусского штаба партизанского движения. Власов был рядовым бойцом партизанского отряда «Мститель».
На днях получил я письмо от Владислава Плотникова, «Как хорошо, - пишет он, - что партия так бережно хранит все, что связано с жизнью ее членов, коммунистов...» С помощью Новосибирского обкома и ЦК КПСС, куда Плотников обращался с запросами, удалось раздобыть подробные сведения и о Татары Наликовиче Касабиеве. По национальности он действительно осетин, родился в семье бедняка-батрака в 1913 году, был пастухом, а позже вступил в колхоз. С образованием у него, как и говорили, было не густо - всего шесть классов. В 1931 году Татары переехал в Таганрог, с помощью новых друзей овладел специальностью газосварщика. И проработал там пять лет, а потом был призван в армию. В партию вступил уже во время войны, в сорок втором году, до этого 10 лет был в комсомоле. После эвакуации завода в Новосибирск работал там контрольным мастером, считался одним из лучших агитаторов. Три родных брата Татары Касабиева в это время уже дрались с врагом на фронте, а вскоре к ним присоединился и он, четвертый. В ночном бою на безымянной высоте Татары, как и все, бился отчаянно, вступал с врагом в рукопашную.
Подвиг 18-ти воинов-коммунистов стал как бы вторым знаменем нашей дивизии, на нем воспитывались тысячи и тысячи солдат, молодых и уже бывалых. Многие знали, что порошинцы представлены к званию Героев Советского Союза (их так уже называли), но получилось несколько иначе, и в редакцию нашей газеты, помню, посыпались письма от солдат, да и от офицеров, в чем мол дело?
Был, честно говоря, разговор на эту тему и в политотделе, и в штабе дивизии, но командующий 10-й армией генерал В. С. Попов сказал тогда примерно так:
- Пока пошлем материалы в Москву, пока там до них дойдет очередь, наградим лучше своих героев сами предоставленной нам властью, Эдак будет быстрее.
Командарм гордился героями, любил их и говорил, что только в них есть «божья искра».
Не ради наград, разумеется, шли на бой и на смерть наши герои-коммунисты, а «ради жизни на земле». Но ветераны войны, общественность Новосибирска, генерал Кириллов и оставшиеся в живых однополчане 18-ти героев-коммунистов решили возбудить ходатайство о присвоении им звания Героев Советского Союза и воздвигнуть в их честь памятник-монумент. Думается, что это справедливо, тем более, что Касабиев, в силу сложившихся обстоятельств, вообще остался ненагражденным.
Но мы не рассказали еще о Петре Панине.
- Мой Петя был хорошим и добрым сыном, - говорит его мать Анна Григорьевна. - В гражданке он тоже носил военную форму, видать привык к ней. Ведь после действительной службы Петя остался в армии на сверхсрочную, воевал с японскими самураями и вернулся в Ростов только в 1940 году, работал, учился. Был он чернявенький такой, небольшого - росточка, но крепкий, как и отец.
Отец Петра Панина погиб еще в первую мировую войну. В самом начале Отечественной войны лишился Петр и своего единственного брата Федора, он тоже пал в бою. Еще в Ростове Петр не раз просился на фронт, но его, оружейного мастера, так и не отпустили. Ушел он на войну уже из Новосибирска, где работал на эвакуированном заводе техником-военпредом. Воевал он здорово, опыт у него уже был, да и за брата хотелось отплатить врагу. В архиве МО СССР сохранилось политдонесение 718 полка. В нем есть и такие строчки: «Панин в ходе наступательных боев выдвинут парторгом роты». Я знаю, что был он еще и старшиной роты, солдаты любили и уважали его, называли своим батькой.
И случается же такое в жизни! Генерал Кириллов, будучи еще офицером, участвовал: в боях с Японскими-самураями. Петр Панин воевал там же, на Халхин-Толе и Дальнем Востоке, а в Отечественную войну снова встретился с Кирилловым и попал в 139-ю стрелковую дивизию, которой он командовал. На таких солдат комдив мог, конечно, положиться. И когда: 18 героев-коммунистов добровольно вызвались проникнуть на ощетинившуюся огнем безымянную высоту, он, не задумываясь, сказал:
- Добро!
ПОЧЕМУ УМОЛКЛА «ЛУНА»
В Москве на Ярославской улице в доме №7-а, кв. 34 живет боевой, заслуженный генерал Иосиф Константинович Кириллов, награжденный двумя орденами Ленина, четырьмя – Красного Знамени, орденами Суворова, Кутузова, Красной Звезды и многими медалями. Осталось у него на память и пять ранений. Два из них он получил еще в начале войны, когда с тяжелыми боями выходил из окружения под Ельней. Творились там вещи страшные, и об этом написана уже не одна книга. В военных мемуарах старейшего разведчика полковника А. Соболева «Разведчики уходят в поиск». (Воениздат, 1963 г.) говорится и о Кириллове:
«К нам присоединяется отряд 160-й дивизии. Им командует подполковник Кириллов. Это хороший боевой командир. Его и назначаем командовать отрядом из остатков 113-й и 160-й дивизий».
Легко сказать «назначаем»... Далеко не всем удалось тогда вырваться на окружения. Трагически погибли известный командарм 33-й генерал-лейтенант Ефремов и многие другие, но Кириллов все же сумел вывести из окружения более 800 человек.
За время войны в дивизии сменились десятки тысяч бойцов, но генерал Кириллов знает, пожалуй, всех ее героев – живых и мертвых. Когда я спросил, сможет ли он припомнить детали боя за безымянную высоту, дать ему «чисто военную» оценку, генерал, как мне показалось, даже обиделся:
- Забыть об этом бое и подвиге 18-ти нельзя! Я буду помнить о них даже когда умру...
Приведу его рассказ, написанный им по моей просьбе в марте нынешнего года.
- Не преувеличу: у нас был очень трудный участок фронта. Бездорожье, болота, масса водных преград. Мы брали поселки и города, видели разрушенные храмы, памятники древней старины, и у всех нас было ощущение, что освобождаем мы какую-то особенно важную часть России, самый ее центр, искони русские земли. По-видимому, таким ощущением были охвачены Порошин, Галенкин, Закомолдин - все 18 героев, добровольно вызвавшиеся выполнить трудное и, скажу не скрывая, рискованное задание командования. Вообще-то, добровольцев было гораздо больше, но мы решили послать для начала только штурмовую группу младшего лейтенанта Евгения Порошина. Люди все бывалые, обстрелянные, а главное – коммунисты и, стало быть, шли на риск с полным сознанием дела.
Дивизия наша наступала на главном направлении 10-й армии: Киров – Дубровка –Рославль, а впереди были Днепр, Могилев. Поэтому и задача, которая ставилась Военным Советом перед дивизией, носила более активный и глубокий характер. Она определялась, примерно, так: прорыв заранее подготовленной обороны противника, разгром противостоящих частей 42-й немецкой пехотной дивизии и дальнейшее развитие наступления в высоком темпе на всю оперативную глубину немецкой обороны. Следовательно, от успешного выполнения этой задачи во многом зависел успех всей армии.
Хочу напомнить, что в 3-м томе «История Великой Отечественной войны» наше западное направление и Рославль фигурируют довольно часто. Здесь действовала мощная группа армий противника «Центр» – белее четверти всех пехотных дивизий и около половины танковых и моторизованных соединений. В район Рославля гитлеровцы еще осенью сорок второго года перебросили две танковые дивизии из-под Жиздры и Воронежа.
Общая обстановка перед нашим наступлением в 43-м году была для нас чрезвычайно трудной и сложной. Противник находился на занятых им позициях длительное время, создал глубоко эшелонированную и много-полосную оборону, заранее приспособил все населенные пункты и лесные массивы к круговой обороне, создал по 6-7 железобетонных огневых точек на 1 километр фронта. Передний край каждой оборонительной полосы был огражден колючей проволокой в несколько рядов, буквально усеян противотанковыми и противопехотными минами. Сама местность в полосе наступления дивизий была болотистой, труднопроходимой (особенно для боевой техники и больше отвечала требованиям обороны, чем наступлению). Кроме этого, в ходе наступления нам предстояло преодолеть и несколько крупных водных преград – Снопоть, Десну, Остер, Сож, Проню. Надо учесть и то, что соотношение сил в полосе нашего наступления было равно почти 1:1, за исключением артиллерии и минометов. Здесь соотношение было 1,5:1 в нашу пользу, но по танкам - 1,2:1 в пользу противника. И вот, учтя все это, станет ясно, какие трудности должны были мы преодолеть в ходе наступления и какие формы боя избрать, чтобы одержать победу нал сильным врагом. (Ведь шел еще только сорок третий год).
С первого же дня нашего наступления развернулись упорные и тяжелые бои за каждую складку местности, за каждый населенный пункт. Немецкие войска, используя, заранее подготовленную оборону, пытались во что бы то ни стало задержать наше продвижение. Они щедро бросали в бой свои резервы, по нескольку раз в день переходили в контратаку, производили массированные огневые налеты, бомбили наши боевые порядки с воздуха. Мы отлично понимали, что потерпев только что крупное поражение на Курской дуге, гитлеровское командование всячески постарается сдержать пошатнувшийся моральный и боевой дух своих войск и как-то реабилитировать себя здесь, на Смоленско-Рославльском направлении.
Бои не прекращались ни днем, ни ночью. Для того, чтобы измотать противника, мы специально готовили штурмовые отряды (ими обычно были усиленные батальоны и саперные подразделения), а с наступлением темноты производили внезапные огневые налеты на избранном направлении, захватывали выгодные участки местности, особенно там, где противник нас менее всего ожидал. Это позволяло нам твердо удерживать инициативу боя в своих руках и наносить внезапные удары по врагу с меньшими силами и с меньшими для нас потерями. Иногда приходилось забрасывать небольшие боевые группы в тыл немецкой обороны (делалось это обычно ночью), с тем чтобы на рассвете, при возобновлении общего наступления эти группы способствовали с меньшими потерями выполнить боевую задачу и разгромить противника. Именно такой группой и была та, которой командовал младший лейтенант Порошин Евгений Иванович.
Когда дивизия, преодолевая упорное сопротивление, с боями продвинулась до 65 км в глубину обороны противника и находилась, уже на ближних подступах к Десне, немцы ощетинились еще сильнее, пытаясь выиграть время для перегруппировки своих войск и занять более выгодный рубеж обороны вдоль западного берега реки Десны. Вот в этой обстановке и совершили свой подвиг 18 воинов-коммунистов.
Помню, шел трудный бой. Я находился на наблюдательном пункте командира 718 стрелкового полка гвардии подполковника Салова Ефрема Гавриловича. Он-то и сообщил мне, что в полку есть замечательная группа коммунистов-сибиряков. Они предлагают совершить ночью вылазку в тыл немецкой обороны и просят направить их, чтобы завтра утром облегчить бой частим дивизии за господствующую высоту 224,1 и безымянные высоты, что юго-западнее нее. В принципе общая идея этого смелого замысла мне понравилась. Я попросил комполка подробнее ознакомить меня с планом операции и вызвать младшего лейтенанта Порошина.
План был прост. Ночью во время нашего огневого удара по обороне противника группа Порошина скрытно проникнет в тыл немецкой обороны противника на глубину 2-3 км, захватит там выгодную позицию для наблюдения, тщательно замаскируется и до рассвета уточнить расположение противника, главным образом место огневых позиций артиллерии и минометов, расположение резервов и пунктов управления. С началом же наступления группа будет корректировать огонь пашей артиллерии, нарушать линии связи, а в случае выгодной обстановки нанесет удар по врагу, поможет нашим подразделениям захватить высоту. Я внес в этот план некоторые поправки, особенно в практическую его часть, и дал соответствующие указания штабу дивизии, политотделу, командующему артиллерией, начальникам разведки и связи, с тем, чтобы все они приняли активное участие в подготовке и выполнении этой боевой задачи.
Мне хорошо запомнилась та темная сентябрьская, по-фронтовому суровая ночь. Изредка в небо взвивались осветительные ракеты и как бы не хоты, лениво переговаривались уставшие за день пулеметы.
Группа Порошина была уже готова к выступлению. Каждый из нас старался помочь своим товарищам чем мог. Артиллеристам передавались последние указания – обеспечить огневой коридор для прохода порошинцев в глубину немецкой обороны и подготовить заградительный огонь на флангах. Связисты еще раз проверяли таблицы сигналов и условных знаков, саперы докладывали о том, что проходы в минных полях и проволочных заграждениях противника уже проделаны.
Прошло еще несколько томительных минут. Командир полка тов. Салов и начальник разведки дивизии майор Семин доложили, что боевая группа Порошина в составе 18-ти добровольцев в полной боевой экипировке выдвинулась на исходный рубеж и готова к выполнению боевой задачи.
Был дан сигнал и, разрезая ночную мглу огненными трассами, загремели сотни наших орудий и минометов, обдавая вражеские позиции ливнем раскаленного металла.
Артиллерийская подготовка в ночных условиях – незабываемое зрелище, тем более, когда применяются трассирующие и реактивные снаряды, обозначающие трассу полета. Об этом можно сказать словами родной и близкой нам песни:
Светилась, падая, ракета,
Как-догоравшая звезда,
Кто хоть однажды видёл это,
Тот не забудет никогда.
Огненный шквал длился несколько минут. На заранее подготовленном участке был образован огневой коридор, по которому и двинулись наши бесстрашные порошинцы.
Артиллеристы и минометчики, строго соблюдая ритм и интенсивность огня, сопровождали их все дальше и дальше вглубь неприятельской обороны. Все шло по плану, и мы получили от «Луны» (позывной радиостанции группы Порошина) сигналы: «Все нормально».
Немецкая оборона зловеще молчала. Но спустя некоторое время, в темном небе стали все чаще вспыхивать осветительные ракеты. Противник усиленно осматривал местность по всему переднему краю и в глубине. От «Луны» нам был получен сигнал: «Прекратите артогонь!» Огневой налет закончился. По всему фронту продолжалась ружейно-пулеметная перестрелка. Наши передовые подразделения, внимательно следившие за ходом действий отважных сибиряков, старались отвлечь внимание противника на себя.
Так продолжалось около часа. Казалось, что самое трудное и рискованное – скрытый переход переднего края немецкой обороны – уже позади. Но вдруг «Луна» передала тревожный сигнал: «Нас, кажется, обнаружили». После такого сообщения, на командном пункте воцарилась тревога. Все пытались понять, что же произошло? Хотелось крикнуть «Вернитесь!» - но, увы, сделать этого было уже нельзя...
Радист непрерывно вызывал «Луну», но она не отвечала. Все на командном пункте, затаив дыхание, ожидали связи с Порошиным. Вдруг радист вскочил:
- «Луна»! «Луна»! Я – «Земля», слушаю, слушаю, прием!»
Послышался приглушенный и тревожный голос:
- «Земля»! «Земля»! Мы обнаружены! Как поняли? Вступаем в бой! Дайте огонь по району номер…»
Но звуки выстрелов и взрывов не дали закончить разговор. «Луна» умолкла. Мы поняли, что группа Порошина вступила в неравный бой. Но где именно, с какими силами противника, куда дать огонь? После потери связи с «Луной» мы пытались определить место боя по звукам выстрелов и по направлению трассы огня, но такое определение было далеко не точным. Ожидали светового сигнала, заранее установленного в таблице взаимодействия, но и его не последовало. Питали еще надежду, что Порошин попытается вернуться назад по маршруту, предусмотренному одним из вариантов нашего плана, но не сбылось и это.
Тем временем, бой в глубине немецкой обороны разгорался все сильнее, и заметно переместился в район высоты 224,1. Мы открыли огонь по артиллерии и минометам противника, стараясь подавить их. Вой не затихал всю ночь. Он шел на высоте и на переднем крае, всюду.
Так оно, как мы потом узнали, и было. Но воины-коммунисты не дрогнули, до конца выполнили свой долг. Вскоре мы взяли Рославль, затем Могилев и пошли дальше. И теперь, когда я смотрю по центральному телевидению альманах «Подвиг», всегда вспоминаю пораженцев. Ведь начинается эта передача позывными с песней «На безымянной высоте»…
Всю ночь высота 224,1 полыхала огнями боя. Вею ночь 18 воинов-коммунистов дрались в полном окружении, и далеко слышалось дыхание этой неравной схватки.
Комдив генерал Кириалов уже рассказал о значении этого боя в нашем общем наступлении. Но хочется еще привести строки из «Истории Отечественной войны» (т. 3, стр. 364) об операциях на том участке фронта, где сражались и наши герои:
«Стремясь отстоять свои позиций, вражеское командование ввело в сражение срочно переброшенные сюда с орловского направления 2-ю танковую, 36-ю и 56-ю пехотные дивизии. Этими силами оно предприняло несколько контратак против ударной группировки. Поэтому только на четвертый день операции войскам фронта удалось прорвать оборону врага. При этом наибольший успех был достигнут не в полосе наступления ударной группировки, а значительно южнее – в полосе 10-й армии под командованием генерал-лейтенанта В. С. Попова, наступавшей севернее Кирова».
В этот успех, не задумываясь, вложили самих себя и 16 героев-коммунистов. Немецко-фашистским войскам не удалось занять оборону на Десне, приостановить наше наступление на рославльском направлении. Войска Западного фронта прорвали вражескую оборону на всю ее глубину, и 25 сентября с боями освободили Смоленск и Рославль. В числе первых, ворвавшихся в старинный русский город, была и наша 139-я стрелковая дивизия, подучившая наименование «Рославльская».
Вероятно, мы так бы и не узнали всех подробностей трагического боя на безымянной высоте, если бы не оставшиеся в живых Герасим Лапин и Константин Власов. Они-то и поведали нам о том, как гордо и стойко вели себя в последнем бою коммунисты, до конца верные воинской присяге, клятве Родине. Ни чем непримечательная доселе высота, простой холмик земли, каких много на Руса, стал для них своим Сталинградом, своим Мамаевым курганом, высотой, невиданной стойкости, мужества, бесстрашия и героизма. И недаром сами солдаты Западного фронта назвали ее высотой героев:
- Мы отправились на задание в ночь с 13-го на 14-ое сентября, - рассказывает Лапин. - Вылезли из траншеи и стараясь не шуметь, поползли по-пластунски. Наш командир Порошин был доволен: никто не отставал, даже Галенкин и Белоконов, самые старшие из нас. Им было уже под сорок, а остальным – от 23 лет и больше. Не знаю, кто о чем думал, когда мы ползли к высоте, а я почему-то вспомнил запасной полк под Бердском, где нас учили перед отправкой на фронт ползать по-пластунски. Я тогда, помню, «втихоря» ворчал на своего командира: к чему мол, нам все эти премудрости и зачем попусту пуп драть. Но уже в первом бою убедился, что уметь ползать, не отрываясь от земли, великое дело…
- Ну, рассказывайте. Вы остались один из группы Порошина, вам значит и докладывать. Я все подробно рассказал с начала и до конца. Комдив встал, я тоже. Он пожал мне руку и сказал:
- Зайдите в политотдел, с вами хочет еще побеседовать полковник Выборов.
В политотделе я узнал, что все мои товарищи представлены за бой на высоте к правительственной награде и я тоже. Сказал за всех:
«Служу Советскому Союзу!». На другой день мы хоронили погибших. Были речи, троекратный салют. Я дал клятву над братской могилой отомстить за кровь своих товарищей, дойти до самого Берлина.
И дошел.
В статье генерала Кириллова («Правда» за 24 мая сего года) говорится, что Лапину и Власову удалось остаться в живых просто чудом.
«Г. И. Лапин, - пишет генерал, - в бою на безымянной высоте взрывной волной был отброшен в кусты, где ему, контуженному, удалось пролежать рядом с погибшими товарищами, а при подходке наших войск вновь встать в строй». Это подтверждает и А. Е. Селезнев - бывший командир роты, от которого я на днях получил письмо из Челябинской области. Селезнев воевал вместе с сибиряками и хорошо знал их по боям за Козловку и за высоту 224,1. О Лапине он вспоминает так:
«На утро высота была взята и мы стали очевидцами мужества и стойкости наших боевых товарищей. Они погибли, но не сдались! Осматривая высоту, где шел ночной бой, мы обнаружили рядового Лапина. Он лежал под кустом контуженный. В скором времени Лапин вместе с нашей ротой автоматчиков принимал участие в форсировании Десны, и под сильным пулеметным огнем противника первым ворвался в город Рославль. Отличился он и в других боях».
Отомстил за смерть своих друзей и Константин Власов, дравшийся с врагом до полной нашей победы. Вспоминая о бое на безымянной высоте, он говорит, что все дрались геройски и выделить кого - либо из 16-ти трудно, не стреляли только мертвые. И все же больше всех запомнился ему Николай Галенкин:
- С него можно было писать картину....
Погибли уже Порошин, Панин, Касабиев, Белоконов, многие тяжело ранены. Вторично ранен Борис Кигель, ему оторвало осколком руку, но он отказался от помощи. Раздробило ногу Дмитрию Яруте, но он все же приподнимался и продолжал вести огонь. Автоматная очередь пронзила его насмерть. Немцы совсем рядом, а у порошинцев уже на исходе патроны и гранаты. Роман Закомолдин кричит:
- Берегите, черти, патроны! Пошли лучше в рукопашную, фрицам она не по нутру!
Иван Куликов на ходу делится оставшимися у него гранатами: четыре себе, четыре Денисову, а еще одну выпросил Артамонов. Снова ранен Галенкин, но на этот раз смертельно, в живот. Он валится как сноп, но тут же поднимается и, держа автомат одной правой рукой (левая совсем повисла), устремляется вперед, поливая фашистов огнем. По нему стреляют со всех сторон, но он идет. Качается, а идет, словно завороженный! Кажется, что огненные трассы скрестились на его груди, изрезали его вдоль и поперек, а он все идет! Сразили его в упор и он упал в самой гуще вражеской цепи...
Хочется верить, что, найдется еще художник и напишет картину. И увидим мы на ней в огне и дыму простого русского солдата, рядового партии коммунистов - Николая Галенкина с пылающим, как у Данко, сердцем, Евгения Порошина, и всех, кто дрался в ту сентябрьскую ночь.
Николай Чайка
Спасибо за интерес к нашим публикациям!
У нас вы можете посмотреть кино- и фотохронику с церемонии открытия памятника героям-сибирякам на безымянной высоте в 1966 году.
