Продолжаем пополнять линейку комикс-адаптаций литературы. Этой осенью мы представим вам, дорогие читатели, «Шахматиста» французского художника Давида Сала́, в основе которого лежит последнее и самое известное произведение Стефана Цвейга. Как художник решился на адаптацию, как велась работа над книгой, какие трудности пришлось преодолеть — читайте об этом в интереснейшем интервью с Давидом.
— Давид, как вы решились на адаптацию «Шахматной новеллы» Цвейга?
— С новеллой Цвейга я впервые познакомился больше 30 лет назад, еще во времена студенчества, и хорошо помню, какое сильное впечатление она тогда на меня произвела. После выхода «Кошмара на улице» (Cauchemar dans la rue, 2013), в основе которого тоже лежит литературное произведение — роман Робина Кука, мне хотелось поработать с более личной, более близкой мне историей. «Шахматная новелла» прекрасно подошла: ее сюжет перекликается с современным политическим контекстом — в ней звучит, увы, актуальная сейчас тема торжества варварства над культурой, разумом и гуманизмом.
— Переложение литературного произведение в форму какого бы то ни было другого вида искусства — будь то комикс, кино или театральная постановка, — это всегда вызов для творца. С какими трудностями вы столкнулись при работе над «Шахматистом»?
— Создание «Шахматиста» и в самом деле оказалось вызовом. Мне предстояло придумать, как с помощью рисунка передать чувство одиночества и глубокого отчаяния, постепенное погружение в безумие и невыносимо медленное течение времени. Однако самая сложная задача состояла в том, чтобы не скатиться в иллюстрирование, а написать именно комикс, не став при этом пленником самодостаточного произведения. Так как я не говорю по-немецки, я работал с двумя французскими переводами новеллы (авторства Жаклин де Гутт и Бернара Лортолари) и намеренно не изучал другие адаптации — фильмы, оперы и театральные постановки, чтобы не попасть под влияние чужих трактовок новеллы. В «Шахматисте» я представляю собственную интерпретацию текста Цвейга, показываю, как именно я его понимаю. Разумеется, она может не совпадать с впечатлениями читателей.
— Приходилось ли вам сильно отходить от текста новеллы? Если приходилось, расскажите об этом подробнее.
— Отличия от текста Цвейга, конечно же, есть. С первых же страниц «Шахматиста» по одежде персонажей и окружающей их обстановке можно заметить, что действие комикса происходит в 1920-е годы, а не в 1940-е, как у Цвейга. Это совершенно осознанное решение: я хотел подчеркнуть ощущение утраты знакомого мира, которым проникнуты страницы «Шахматной новеллы».
Кроме того, 80% сцен новеллы происходят в весьма ограниченных, темных пространствах — душных салонах океанского лайнера и крохотном запертом номере отеля «Метрополь», поэтому, чтобы еще сильнее не омрачать и без того мрачную историю, я решил перенести все ночные сцены на дневное время. Если появлялась малейшая возможность показать мир за пределами кают и гостиничного номера, я тут же за нее хватался. К примеру, в эпизоде, когда рассказчик отправляется искать доктора Б., Цвейг почти на дает описаний, и я позволил себе больше показать окружающую обстановку, идиллические картины беззаботных деньков богатых пассажиров. Эти немного старомодные рисунки, с одной стороны, создают контраст между измученными душой и разумом доктора Б. и миром вокруг него, в котором есть радость, роскошь и элегантность; а с другой, отдают дань уважения утраченному для Цвейга миру.
— Как вы работали непосредственно над самим комиксом? Готовите ли вы наброски, черновую раскадровку?
— Значительная часть времени уходит на разработку сценария. Для «Шахматиста» я пару десятков раз перечитал новеллу Цвейга, чтобы уловить все нюансы. Когда сценарий завершен, я готовлю эскизы и намечаю цветовую палитру. Несколько эскизов можно увидеть в конце книги. Затем сразу же приступаю к рисованию страниц, минуя этап чистовой раскадровки. Подобрав правильный ракурс, правильное выражение, правильное движение, я рисую почти не задумываясь, полностью отдаваясь чувствам и эмоциям сцены. Это дает мне чувство свободы и позволяет избежать рутинности, механического следования всем этапам создания комикса.
— И последний вопрос: разделяете ли вы пессимизм Цвейга?
— Как мы уже говорили, тот мир для Цвейга, каким он его знал и любил, был навсегда потерян. Это глубокое отчаяние он выразил в своем последнем произведении — «Шахматной новелле». Мы, конечно, можем отказываться здраво смотреть на происходящие вокруг нас события, убеждая себя, что все хорошо и жизнь продолжается, но в таком случае надежды на торжество гуманизма и разума мало. Моего дедушку депортировали во время войны, поэтому голос Цвейга во мне глубоко отзывается, даже если мне и хочется верить, что нам совершенно необходимо сохранить немного света в окружающей тьме. Рисунок — единственный доступный мне способ самовыражения. Поэтому я считаю важным привнести немного красоты. «Шахматист» ни в коем случае не претендует на замену литературного шедевра Цвейга. Отдавая ему дань уважения, я хочу подчеркнуть его значимость и актуальность.
Полистать и заказать «Шахматиста» Давида Сала можно на нашем сайте.
