Травы и заговоры Малуши дело справили: оклемался Мечислав, на ноги стал. Ни много, ни мало, а еще десять дней провел он, в дальней горнице лежа.
- Слава Богу, сынок! – радовалась Матрена. – Расходишься маленько, и, глядишь, дело на лад пойдет! Ты не горюй, сдюжим! Все до свадьбы заживет…
- До свадьбы-то заживет, - усмехнулся Мечислав и вдруг помрачнел. – Одно меня гложет: к сороковинам отца поспеть надобно. Не могу я мать с сестрицами опечалить, надобно домой ехать, заведенный порядок соблюсти. А в седле я нынче не продержусь долго: как быть, не ведаю…
- Не кручинься, - отвечал Горазд, - что-нибудь придумаем!
- А что тут мудрить? – воскликнул Любим. – Я могу с Мечиславом ехать в Новгород! Снарядим обоз, запряжем его коня, и в путь! Дорогу-то до Медвежьего Угла я и сам знаю, далее же Мечислав укажет! Глядишь, и доедем потихоньку! Он – в обозе устроится, как ему удобно. Вдвоем-то одолеем этот путь быстрее!
- Так-то оно бы и дельно, - отозвался Горазд. – Только вот никогда ты прежде один далече не ездил!
- Так не один я – вместе мы отправимся! Что я, маленький? Чай, тоже видывал всякое…
- Видывал, - задумчиво протянул Горазд. - Ты как мыслишь, Мечислав? Что, коли с Любимом тебе в Новгород ехать?
- Да я только рад буду, - сказал дружинный, - ежели сына со мной отпустите. Одному мне туго придется в пути – пешком с моей хворью дальней дороги не одолеть, в седле не продержаться. Коли позволено будет обоз снарядить – то другое дело! Глядишь, и правда быстрее доберемся! Только вот лето на дворе, пора в работах горячая! Сдюжишь ты, Горазд, без Любима-то?
- Ничего, справимся как-нибудь! Ты, Мечислав, сам мне как сын нынче. Не могу я тебе одного в такую дорогу дальнюю отпускать: раненый ты. Пущай Любим тебя везет, коли так! Подсобит тебе дома в делах хозяйских, покуда слаб ты еще. Матери с сестрицами будет подспорье! Он у меня все умеет, только направлять его надобно. А так-то, работы Любим не чурается: что ни прикажешь, то и станет делать.
- Ты не бойся, Горазд, - сказал Мечислав, - верну тебе сына в целости и сохранности! Сороковины отца минуют, наладим житье-бытье, и воротимся!
Слушая их разговор, Найда только вздыхала украдкой. Больно ей было сознавать неизбежность новой разлуки. Страшилась она отпускать Мечислава: что, коли не воротится он? Нет, Найда верила и его словам, и его сердцу. Но превратности судьбы могли снова помешать их встрече, и эта неизвестность терзала девичью душу более всего.
- Что закручинилась, радость моя? – спросил дружинный, когда они остались наедине.
- Страшно мне! – сдавленным голосом проговорила Найда. – Ведаю я, что ехать тебе надобно, ведь отца сороковины, да мать с сестрицами ждут, а все равно боязно… Что, ежели помешает беда какая нам соединиться вновь?
Мечислав подошел, прихрамывая, присел на лавку рядом с невестой, приобнял ее:
- Не тужи, радость моя. Свидимся вновь, и очень скоро! А залогом того брат твой станет! Я же привезти его обратно Горазду обещался! Куда ж мне деться после этого? Ну?
Найда опустила глаза.
- Долго ль вы пробудете в Новгороде?
- Раньше конца лета нам не явиться, думаю. Окрепну я малость, матери подсоблю в делах житейских… мужской работы накопилось дома довольно… но мы с Любимом справимся… то не беда…
Внезапно Мечислав помрачнел.
- Что с тобой? Что ты, родненький?
- Наша с тобой жизнь меня тревожит, - признался дружинный. – Нехорошо это – свадьбу после похорон играть. Счастья не будет: грешно это. Надо бы обождать до следующего лета, да долго это. Как быть нам с тобой, не ведаю. В Новгород я мыслил тебя женой привезти. А на зиму оставаться здесь не смогу: мне нынче мать с сестрицами кормить надобно, за домом приглядывать. Да и княжья служба не ждет: как на ноги стану, обещался я явиться к нему. Он для меня занятие сыскал мирное, житейское. В отказ пойти никак не могу: служба всю мою семью кормила прежде. И нынче копейка в доме совсем будет не лишняя.
- Разумею я это, - тихо молвила Найда. – Сама думала-передумала я уже обо всем, и согласная с тобой, что нынче свадьбу негоже играть. Ты отца только потерял, грех это. Выждать бы до другого лета, чтобы жизнь нашу заново начать, по-светлому, праведному. Вот только боязно мне… вдруг случится что… как переживу я эту зиму…
И она не сдержалась, расплакалась. Мечислав произнес:
- Дай обниму тебя, радость моя! Что может случиться? Я тебе предан всем сердцем и душой: в том не сомневайся. Другую себе не сыщу, тебя не обману. Истинный крест! Коли смерть разлучит нас… то, значится, судьбе так будет угодно! И в том не властны мы над ней.
- Не говори, не говори так! Я не вынесу этого… сама утоплюсь, коли тебя на свете белом не станет…
- Эти глупые мысли ты брось! – нахмурился дружинный. – Сама ведаешь, что грешно так поступать!
- Ведаю… - глухо отозвалась Найда, уткнувшись носом в плечо любимому.
- Вот и я о том. Ты девица разумная, потому и слышать о таких вещах от тебя не хочу. Обещаешь?
- Обещаю…
- Вот и ладно, душа моя, - смягчился Мечислав. – Мыслю я, надобно нам на волю Господа положиться. Ты невеста нынче моя, перед Богом и родными твоими мы икону целовали. Потому я свое слово не порушу. Пусть же это тебя согревает покамест! А жизнь у нас еще с тобой впереди длинная – успеем намиловаться…
С этими словами он притянул к себе Найду и нежно поцеловал.
Помешал их разговору Любим, ворвавшийся в горницу:
- Эх, я уж обоз оглядел – справный, в дорогу можно потихоньку сбираться!
- Вот ты шустрый! – подивился Мечислав. – Молодец, Любим. Чую я, с таким парнем, как ты, мы в два раза быстрее до Новгорода доберемся!
- А я что… - смутился Любим, - я же как лучше…
- Хвалю тебя за расторопность! Дельный ты парень.
Любим порозовел от удовольствия.
- Ты уж, братец, слушай во всем Мечислава в Новгороде! – сказала ему Найда. – Помогай сестрицам его, да матери!
- Да я чего… что прикажут, то и буду делать!
- С родными познакомлю, скажу: шурин мой будущий! Прошу любить и жаловать! – усмехнулся дружинный.
Порозовевший Любим еще больше зарделся:
- А я уж про нашу семью им все-все расскажу! Какие мать с отцом у нас добрые и мудрые, какова сестрица моя, Найда… самая лучшая из невест!
- Что ты, братец! – смутилась та. – Наговоришь всякого, а после стыдно будет, коли не так все окажется…
- Да что не так?! – с горячностью подхватил Любим. – Это все чистая правда! Истинный крест!
И он, подражая Мечиславу, с чувством осенил себя крестным знамением. Это вызвало искренний смех дружинного.
- Живописно изображаешь, - сказал он, - схожесть велика! Расскажешь, Любим, во всех красках обо всем поведаешь! Ты у нас рассказчик знатный. Да я и сам уже многое говорил… ведь обязан я вашей семье своим спасением еще тогда, с осени… нынче и того подавно: вы, как родного, меня выхаживали… за то я каждому из вас в ножки кланяться обязан…
- И нам честь! – заметил Любим. – Княжьего воина тогда спасли, из самой новгородской дружины! То дело не шутейное.
- Судьба это нас с тобой свела, не иначе! – Найда блаженно положила голову на плечо Мечиславу.
- Я это… чего прибегал… - пробормотал Любим. – Отец зовет на двор… там Миняй пожаловал… толкуют они…
- Эх, так чего ж ты сразу не молвил! – дружинный, поморщившись, поднялся с лавки. – Идем, желаю я повидаться, парой слов перекинуться!
На дворе было хорошо: дневная жара уже спала, дело шло к закату, и длинные тени пролегли по земле. Мечислав, спустившись с крыльца при помощи Найды, приковылял к амбару, где толковали в уголке Горазд с Миняем. Краем уха Найда услыхала, что речь шла о Радиме, но она не посмела вертеться рядом и занялась своими делами. Она сновала из птичника – в хлев, из хлева – в дом, и до нее доносились лишь обрывки мужского разговора. Между тем, Найде было очень любопытно, с чего вдруг Миняй повел речь об этом нехристе.
Наконец она пристроилась неподалеку и стала процеживать парное молоко в чистую крынку. В это мгновение до нее долетели обрывки фраз:
- И правда диковина… чертовщина какая-то… до сих пор дивлюсь, кому на ум вспало могилу ворошить…
Сердце Найды замерло. Она тихонько сделала знак Любиму, и спросила его, когда тот подбежал:
- Братец, о чем это они толкуют? Все про похороны Радима?
- Про них, - подтвердил парень. – Миняй говорит, люди бояться нынче на погост ходить! Будто бы видал кто-то, как дух Радимов бродит среди могил!
- Ох ты, Господи! – испуганно перекрестилась Найда. – Неужто правда? Врут, вестимо, бабы-то! Мы же детьми завсегда еще на погост бегали, припоминаешь? Никого не встречали, никаких духов. Спят все мертвые вечным сном! С чего бы Радимов дух там обретался? Бабы наплели всякого, небось, народ и верит! Мне ли не знать про их длинный язык! На себе, чай, испытала!
- Эх, сестрица, так нынче сороковины-то Радимовы еще не минули, оттого и волнуется народ! Боятся, что дух его повсюду бродит…
- Он мертв, - взгляд Найды похолодел, - и нынче уже вреда никому не сделает! Людские россказни послушать порой занятно. Но ты бы, Любим, не очень-то бабам доверял…
- Да я что, - пожал плечами Любим, - я-то с чужих слов… сам не видал – не скрою…
- То-то и оно! – и Найда, взяв крынку со свежим молоком, понесла ее в дом.
Хоть брату вида она и не показала, но взбудоражили ее до глубины души слова о Радиме. Не дай Бог, то оказалось бы правдой…
Прошло еще несколько дней, и настала пора Мечиславу с Любимом выдвигаться в дальний путь. С вечера снарядили обоз, уложили необходимые вещи Любима и провизию, гостинцы для родных дружинного. Окромя того, Матрена напекла «сынкам» в дорогу пирогов – уж так расстаралась, что провизия в обозе заняла главенствующее место, не считая самого Мечислава. Пироги у Матрены всегда выходили знатные, а тут она пекла с расчетом на будущую свою родню: послала с собой и курник, и рыбник, и с зеленым луком пирог, и с лесными ягодами. Найда с Беляной и Любимом нарочно бегали на окраину леса за ягодами. В этом году лес был особенно щедр на природные дары.
Таким образом, Матрена забила обоз провизией до отказа: а как же, сын едет далече! Почитай, не одну неделю столоваться в чужом доме будет… хоть и к будущему зятю отправляется, а все же, покамест, не родня они между собой…
Слезу Матрена вытерла, сына крепко обняла:
- Гляди, сынок, на чужую сторону впервые отправляешься! Будь сильным, честным, работай усердно, и люди полюбят тебя!
- Эх, мать, - говорил Горазд, - ты будто в страны заморские Любима провожаешь! Едет-то не так уж и далече: то все наши края, наши леса. Ну, сын, с Богом! Станем ожидать вас, как справитесь. Нам тут тосковать-то особо некогда будет: работы полно, не до жиру, быть бы живу!
- Не тужите без нас, я стану во всем Мечиславу помогать, не посрамлю семью нашу! – горячо заверял Любим.
- В том я не сомневаюсь, - усмехнулся дружинный, - ты парень надежный!
- Береги его, сынок, коли не в тягость тебе станет, - шепнул Горазд на ухо Мечиславу. – Он порой как малец еще, по правде говоря, хоть и рослый! Не возмужал покамет.
- Не беспокойся, - тихо пообещал дружинный, - пригляжу за ним, как за родным.
Найда простилась с Мечиславом тепло, но сердце ее рвалось на части. В памяти всплывала та проклятая осенняя разлука, которая продлилась долго, до самого лета… и слезы лились рекой по ее щекам…
Провожали они обоз не только до ворот, но и до самого леса. Покуда дорога петляла по полю, Горазд с Найдой шли рядом, а вместе с ними еще и кое-кто из деревенских мальчишек увязался. На краю леса распрощались еще раз; Найда вовсе бы не отпускала Мечислава из объятий, но делать было нечего. Со слезами простилась она и с братцем. Любим же один находился в приподнятом расположении духа. Весело присвистнув, он помахал рукой родным, и обоз скрылся под сенью вековых деревьев…
Назад или Читать далее (Глава 76. Время - вода)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
