Да, Читателя. Именно с большой буквы.
В своё время я был обязан вставать, если он входил в помещение, где я имел неосторожность сидеть. И громко кричать: «Встать! Смирно!»
Да, одним из первых моих читателей был Он. Властитель моего тела, помыслов, и почти всех дум – мой первый Командир и Начальник. Когда я пишу эти титулы с заглавной буквы, то никоим образом не стебусь (как обычно) и ни грамма не иронизирую (как всегда).
Мой первый Командир, Виктор Григорьевич – Вам мой поклон и пожизненное уважение!
Однако, случилось так, что ещё до своей присяги я написал некое эссе…
Я знать не знаю, что это такое, но «эссе» звучит эдак витиевато и вычурно, поэтому я думаю, что именно его я и написал.
Есть много слов, которые привлекали меня в детстве своей звучностью. Артишоки, анчоусы, спаржа, мидии, гуттаперча, меланж, солипсизм и инспирация. Всё это было загадочным и окутанным таинственным ореолом.
В детстве многое видится романтичным и привлекательным. Например, взрослая жизнь. Сидишь такой и думаешь: «Вот стану взрослым – и наступит распрекрасная благодать и полная свобода! Быстрей бы кончилось детство!» Детство заканчивается, а распрекрасная благодать всё никак не наступает. В конце концов, ты понимаешь, что самая распрекрасная благодать была именно в детстве, из которого ты так отчаянно стремился в... В куда?
И – зачем?
Детство закончилось, и я вживую познакомился со всем перечнем незнакомых, и только поэтому привлекательных слов.
Артишок оказался разновидностью чертополоха, анчоус – всего-то мелкой рыбёшкой, вроде банальной мойвы или тюльки, которой кормили кота. Спаржа вообще какая-то мутная трава, неприятная на вкус.
Я слишком плотояден, и вообще с вегетарианством не очень. Из всего растительного я предпочитаю колбасу. Она же растительного происхождения? Судя по тому, что я вижу в магазинах.
Я вегетарианец второго порядка. Когда корова кушает траву, а я кушаю корову.
Короче, когда я встретил всё, чем был очарован в детстве, со страниц книг, я был разочарован.
И вынес для себя правила.
Правило первое: Чтобы не разочаровываться, не нужно очаровываться.
Правило второе: Не всё золото круто, что блестит круто звучит.
Правило третье: Не верь маркетологам!
Правило четвёртое: Читай мелким шрифтом и примечания.
Правило окончательное: и чеши там, где чешется.
Я не разочаровался только в инспирации и солипсизме.
И – в эссе. Хотя этим именем потом назвали сигареты. И добавили непотребное – блю…
Короче, однажды спросонья я написал эссе, сиречь рассказ, в котором очень непочтительно высказался о своём Командире. Очччень! В целом этот рассказ является логичным продолжением и неотъемлемой часть предыдущего:
Молодость! Глупость! Ценность общения с Мамой, с Папой, с первым Командиром, начинаешь понимать только после того, как это общение заканчивается. А когда они: «Помой посуду! Неси дневник! Ну ёлки-палки, Олег, уберись уже наконец в свое комнате!» или там: «Упал – отжался! Вспышка справа! Вспышка слева!» ты яростно протестуешь и всячески сопротивляешься.
У тебя «индивидуальность» и «собственное мнение». Ты постоянно требуешь, чтобы с этим считались. Хотя это самое малозначительное в этом мире.
Весь этот огромный и безумно разнообразный мир за микроскопическим исключением состоит НЕ ИЗ ТЕБЯ.
А потом проходит время, и выясняется странное. Никто не хотел испортить тебе жизнь, а совсем даже наоборот. Все хотели, чтобы ты жил хорошо. Ну, или просто – жил, а не сдох в первом же бою.
Но до такого осознания было ещё далеко. А пока с устатку, в ярости и с недосыпу я своим рассказом (эссе?) жёстко высмеял Виктора Григорьевича. Обозвав его Доном Витторио и прочими итальянскими эпитетами. Я абсолютно не собирался предавать свои ночные потуги гласности, но я много чего не собирался в своей жизни.
А теперь те же 35 лет пытаюсь бросить курить.
Мало ли что человек полагает или там планирует. Homo proponit, sed Deus disponit! Бог располагает! А человек может жить сколь угодно в своих «благих» задумках. Короче, моё эссе ушло сначала «в народ», а потом и с концами. В итоге с тем, что Дон Витторио категорически не должен был видеть, он великолепнейшим образом ознакомился.
Зевс-громовержец, вездесущее, инфернальное персонифицированное зло с капитанскими погонами, ужас, парящий на своих крыльях над моей судьбой, очень изящно дал понять, что в курсе моих литературных начинаний.
И моих оскорблений.
Чем поверг меня в панику. С молодыми и зелёными расправлялись и за гораздо меньшее. Я оплакал свою яркую, но недолгую карьеру, и приготовился к неизбежному.
Как положено: помылся и одел чистое исподнее. Однако, неизбежное – не наступило. Почему-то…
Оказалось, командир тоже умеет в юмор, без юмора в армии вообще служить невозможно. Иначе ум вскипит и необратимо повредится.
Но я чувствовал свою вину, а отложенное наказание – хуже всего. Ожидание смерти всегда хуже самой смерти. Но армейская действительность хорошо отвлекает от всяких лишних мыслей, печальных, в том числе. И я забыл.
(Как в анекдоте: А академик Павлов вырос. И – НЕ ЗАБЫЫЫЛ! Как позже выяснилось)
Курс молодого бойца, полевой лагерь и лесные мучения закончились присягой, и Вооружённые силы пополнились очередной партией оптимистов, брызжущих романтизмом из всех щелей, даже из тех, что прикрыты нательным бельём. По возвращению «на зимние квартиры»…
Мне так нравится говорить. Можно сказать по всякому: в ППД (пункт постоянной дислокации). В казармы, что очень точно, но предельно скучно.
А фраза: «На зимние квартиры» предполагает солидность, уют и роскошь. Звучит как анчоусы и артишоки в далёком детстве.
Квартиры! Хотя всё моё имущество «на зимних квартирах» заключалось в узкой коечке, половине тумбочки и дипломате в каптёрке. Но звучит солидно.
В армии много что звучит необычно для гражданских ушей. Однажды «мафиози Феодорини», из моего эссе (!) «Спрут по-Селецки», хохоча, цитировал мамино письмо. Он ей сообщил, что пишет из «наряда по парку». Мама восхитилась нашим «обустроенным» бытом: «У вас там даже парк есть! С карусельками и сладкой ватой?»
Чем вызвала непочтительный хохот своего сына.
Да, Татьяна Юрьевна, есть у нас парк. Только там не аллейки с берёзками, а подобие гаражного кооператива с боксами, где стоит могучая техника. Всё, что движется на колёсах и гусеницах в этой части.
Карусельки там тоже бывают, но исключительно на ручном приводе.
Так вот «на зимних квартирах» мне неожиданно напомнили о моём сомнительном лесном «успехе». Подходили старше классники курсники с вопросом:
– Эт ты что ль «СпрутА» сбацал в лагере?
– Ну я, – настороженно, но польщённо отвечал я более опытным воинам.
– А дай почитать, пожалуйста, – обращались они к первокурснику с удивительной фразой, в которой есть слово: «пожалуйста».
– А вон у тех клоунов спрашивайте. Они куда-то замылили «шедевр», – кивал я на своих. «Клоуны» застенчиво отводили глаза и стеснялись таким к себе вниманием.
Но продолжалось это недолго, Sic transit gloria mundi, успех и слава – продукт скоропортящийся и недолговечный.
Со временем всё подзабылось, и наступила тоскливая осень. Чтобы «оживить» рутину службы командование стало выдумывать всяческие мероприятия. А нужно сказать, что любая дополнительная нагрузка, общественное поручение или «дембельские аккорды» (задолго до дембеля) не вызывают ни малейшего энтузиазма у личного состава.
Для которого самое лучшее развлечение – отдых в горизонтальном положении Желательно с закрытыми глазами.
Но у командования своё мнение, которое называется приказ, которые в армии обсуждать не принято, а принято радостно кричать: «Есть! Так точно!» и «Ураааа!» и исполнять немедленно. Стали проводиться всяческие соревнования по боксам, рукопашным боям, эстафетам, гирям и прочий геноцид беззащитного населения.
Как будто этого не доставало в учебном процессе?
Выбор «участников» осуществлялся предельно просто – методом тыкания командирского пальца в «желающих». После чего те обречённо шли готовиться к Олимпиаде местного масштаба в свободное, ночное, то есть, время, а остальные занимались ровно тем же, только без соревновательного пафоса.
Однажды Дон Витторио, он же Криволапчелло, он же капитан Советской Армии Криволапчук Виктор Григорьевич построил своё стадо подразделение во внеурочное время. Стадо Подразделение настороженно смотрело и ожидало чего-то недоброго. Во внеурочных построениях никогда ничего хорошего не бывает. И Дон Витторио не разочаровал:
– Внимание, клоуны! Пробил ваш звёздный час! – он улыбался, а «клоуны» напряглись ещё больше. Хорошее настроение и эдакая вот улыбочка не сулили ничего, подходящего под определение «звёздный час». Командир не разочаровал:
– Начальник училища объявил смотр художественной самодеятельности. И вы все можете заявить о своих могучих талантах. А то что вы своими клоунскими выходками только меня одного развлекаете? Явите свою творческую обалденность всему честнОму обчеству. Вот вам сцена, вот вам возможность, шоу, так сказать, маст гоу он, как говорится. Заслуженная слава и овации! Вас ждёт Голливуд и студия Мосфильм, а может, и гораздо большее – благодарность от моего командирского лица. Итак. Желающие?
Возникла абсолютно ожидаемая тишина. Которая всегда возникает при выборе «желающих». Строй словно сжимается и резко уменьшается в объёме. Каждый стремится выглядеть максимально незаметным и совершенно не самодеятельным. Все начинают прятаться за спины впереди стоящих, а первая шеренга, которой прятаться не за кого, начинает делать вид, что они вообще здесь абсолютно случайно. Вот просто заблудились, мы не отсюда совершенно, сами не местные, не обращайте внимания, мы сейчас уйдём и не будем мешать вашим важным делам.
Хотя ровно пять минут назад всё было с точностью до наоборот.
Вообще, в армии действуют законы диаметрально противоположные тем, что существуют на всей остальной планете. Что важно на гражданке? Успех. Внимание. Аудитория. Подписчики. Будь ярким! Выделяйся! Нет, ты не понял – выделяйся максимально! Будь у всех на виду, у всех на слуху!
В армии же такое либо просто опасно, либо смертельно опасно. Есть два Больших Армейских Правила:
Старайся быть незаметным. Иначе в зоне боевых действий вызовешь на себя вражеский огонь, а вне зоны боевых действий – внимание сержанта.
Старайся выглядеть незначительным; возможно у противника мало боеприпасов, и он пожалеет на тебя патрон.
Выгляди незначительным и будь незаметным. Вот основа!
Кстати, формулировки предельно точны, как во всех армейских правилах. Их обычно слишком дорого пишут, чтобы позволять неточности. Сказано: «ВЫГЛЯДИ незначительным». А не «БУДЬ незначительным».
А нужно сказать, всякие таланты у нас водились. Кто на гитаре играл, кто на баяне, кто пел душещипательно, были гимнасты и акробаты, один даже фокусы показывал здорово.
Поэтому я чувствовал себя относительно спокойно, ибо талантами отмечен не был. И даже одарённостью. И даже со способностями было всё спокойно.
Поэтому я понадеялся, что уж меня-то точно пронесёт мимо этого праздника. Но на всякий случай спрятался за спины товарищей. Когда положенные тридцать секунд истекли, Дон Виттори продолжил стандартным армейским:
– «Желающих» назначаю! У нас сегодня желает… – Виктор Григорьевич выдерживал мастерскую паузу, а у меня родилось очень нехорошее предчувствие. Хотя я всячески прятался за спины товарищей и отчаянно пытался не попасть под командирский взор. А нехорошее предчувствие становилось всё хуже и всё ярче.
Предчувствия его не обманули! Как в прекрасном мультике.
– Сегодня у нас желает … курсант Ди Маджио! – явил свою волю властитель.
Все облегчённо вздохнули, а я возмутился:
– А чего сразу – Косой Ди Марио? Чуть что – сразу Косой я! – меня понесло, и я осмелился вступить в дискуссию.
– На гитаре я не играю, петь не умею, мне медведь на ухо наступил, танцую только с девочками, и то плохо, а девочек, я так понимаю, вообще не предполагается. Ну и что я буду художественно самодеятельничать? Я не умею ничего. Вон у Корнея гитара аж в двенадцать струн, пусть он и идёт!
Корней аж задохнулся от возмущения! Да, двенадцать струн на его красавице-гитаре имелись, но такие заходы в армейской среде назывались чётко: «Подстава!» и категорически не приветствовались. Но меня несло. Пока всё это не пресёк Криволапчелло:
– Ну-ка цыц мне! – Корней облегчённо вздохнул, а я выполнил очень уставную команду «Цыц мне!» громко захлопнув рот.
– Вот же какое странное создание! Стоит тут своё мнение излагает, как будто оно хоть кого-то волнует. Всем уже смешно, а мне особенно. Видишь, я гениально, как обычно, понял, что именно ты «желаешь» выступать?
– Да не умею я ничего художественного! Я, мы, то есть, опозоримся подразделением, а Вам влетит, товарищ капитан. Ох, как влетит! – попробовал я манипулировать в стиле Кирпича, наезжавшего на Жиглова.
– Вот щас не понял. Это так звучит ответ военнослужащего: «Так точно!» в Вашем исполнении? Итальянец хренов волгоградского разлива! Ты мне ещё за Дона Витторио не ответил, хотя должен был. Забыл? А про Криволапчелло я и начинать не хочу, ибо впаду в неконтролируемую ярость, а я в гневе страшен. А зачем нам внеплановые потери в мирное время? Мы ещё за прошлые разы не отписались.
Взвод, включая двенадцатиструнного Корнея, радостно заулыбался, а я сделался мрачнее тучи.
– Ну? Не слышу, воин?
– Так точно, Дон Витт… товарищ капитан, то есть. Виноват! – ну не мог я не попробовать отомстить, хотя выглядело это жалко.
– Всё! Разойдись!
Все радостно разбежались, а я остался наедине со своей грусть-кручиной. И испугом, если честно. Одно дело чего-то там в тетрадке наваять, а другое – выйти на аудиторию. Я впал в ступор.
Чем закончилось? Докладываю голосом:
Потом я выпал из ступора и продолжил заниматься «узаконенным плагиатом». Взял известный мне по памяти монолог Жванецкого и адаптировал его в очередной раз под курсантские реалии. Потом исполнил его со сцены с характерными интонациями Михал Михалыча, и акцентом, который я самонадеянно считал «одесским». Пока не пообщался с одесситами.
К моему огромному удивлению зал смеялся и даже громко хлопал.
Хотя мне моё «творчество» категорически не нравилось. Честно говоря, я не очень поверил. Когда после концерта… нет, цветов никто не дарил, общество мужское всё-таки, да и аскетичное донельзя.
Но когда меня поздравляли и даже восторгались, я пытался найти причину: «Что? Ну что вот вас так тыркнуло?»
– Да ты чо, Ди Маджио? Мы все хохотались просто. Клёво ты это самое залепил!
– Что реально понравилось?
– Ну да, красавчег просто.
– Ну а взводный чего?
– О! Да Криволапчук так ржал, что просто валялся падстулом! – хотя до «жаргона падонков» было ещё далеко, но «Криволапчук падстулом» стало мемом на некоторое время. Хотя и слово «мем» мы тоже не знали.
Я все равно верил не очень, списал всё на отзывчивость товарищей, которые готовы поддержать любую попытку друга, даже корявую. Но в зале была тыща с лишним тех, кого я и не знал. Короче, загадка.
А потом случилось две вещи. Вещь первая:
Взводный построил свою банду взвод, и объявил мне поощрение. То есть, поснимал все ранее наложенные взыскания, которых у меня было как блох у… много, в общем. А заодно объявил благодарность, хотя два поощрения за одно не объявляют. И сказал, подмигнув поощрительно:
– Ну что, волжанин? А ты боялось тут и скулило жалобно! Нет задач невыполнимых, правильно? Молодец, порадовал, спасибо.
Чёт у меня щёлкнуло внутри. Дон Витторио чьё-то самолюбие беречь не умеет, у него должность другая. Я растерянно оглянулся вокруг: кому это он?
И да: Волжанином первым меня назвал он.
То есть – и здесь плагиат. Или – почётное звание?
А вещь вторую я опишу завтра. Хотя лично я терпеть не могу захода «Продолжение следует» с псевдоинтрижками посреди текста без окончания. Но «вещь вторая» получилась объёмной, за объём текстов меня регулярно Дзен ругает. Эта статья получилась вполне самодостаточной и я не прерываю её на самом интересном месте. Так что... Кому понравилась - будет продолжение. Завтра. А кому не понравилась, то продолжение всё равно будет.
Для тех, кому почему-то понравилось.
