Январь 1942 года был в блокаде Ленинграда страшным месяцем, но именно в январе происходили важные события, которые принесли облегчение измученным ленинградцам. За 48 часов – 10 января было завершено строительство 12 км автомобильной дороги от станции Жихарево до приладожской деревни Лаврово, что сократило путь подвоза грузов от железной дороги к Ладоге на Дорогу жизни. Военный совет Ленинградского фронта 4 января принял постановление о мерах по улучшению работы военно-автомобильной дороги, которая систематически не выполняла плана перевозок. Повысить нормы выдачи хлеба в городе в январе удалось с 24 января, население ждало этого. В целом во второй половине месяца стало проще с отовариванием карточек и ликвидацией задолженности по ним.
Продолжаем публикацию воспоминаний блокадницы Валентины Мироновой (Крыжовой), 17-летней девушки, работающей в МПВО 1 городской электростанции, находящейся тогда на Обводном канале. Вале повезло, в блокаду она имела работу и рабочую карточку на стратегически важном предприятии. С отовариванием положенных продуктов по карточкам в столовой станции было получше, чем в магазинах. По крайней мере, от голода девушка не падала на улице. Уставала, вся осунулась, посерела, но держалась молодцом, не ныла. И домом называла место, где могла остаться ночевать. К счастью, зимой налетов вражеской авиации практически не было. Текст складывается из оригинальных дневниковых записей Мироновой, в её письменную речь автором публикации вставлены пояснения в квадратных скобках.
Итак, из дневника Вали: 17 января 1942г. “Встала [у тёти Кати] сегодня рано, маму собрала на работу [на Электросила], она свезла [оказывается, дяде Васе на санках с Лиговки в ведре] картошку. Я после нее сразу же ушла [на работу] тоже. Сегодня Андрей уходит в военкомат. Неужели на фронт? Это значит, что тёте Кате [матери Андрея] смерть. Она его ночью кормила, где-то достала картошки. [Старший сын Кати уже погиб в ополчении в 41-м и второй - Андрей, двоюродный брат Вали, погибнет на фронте. Возможно, картошкой с Катей поделилась мама Вали, той мелочью, что припасла на полях осенью. Ночевали то Валя и мама дома у тёти Кати. – О.Д.] Утром завтракала [в столовой на работе] лапшу, правда, недоваренную и без масла. В обед были щи жидкие, но белые [без свёклы] и без масла, на второе сарделька [с мизинчик] с пшенной кашей, все съела. В 4 часа позвонила маме: оказывается, в магазине есть пшено и без очереди! Я попросила Тамару [сменщицу] подежурить [на Командном пункте - КП МПВО станции], а сама побежала [в магазин около станции, к которому была прикреплена]. Мама очень замерзла. Я выкупила пшено, и вместо 225 г. свешали 275 г. Мама пошла на Верейскую [к тёте Кате снова ночевать]. Завтра она выходная…
Ранее очерк по воспоминаниям Крыжовой см. Блокадная повесть. Страшный январь 1942. Голод, холод, жуть в Ленинграде. Воспоминания
Сегодня разговаривала с Володей Мухиным [шофер медико-санитарной команды электростанции], и он из достоверных источников [его родственница работает на учете смертности] сообщил, что смертность в январе месяце 18 тыс. в день, а в декабре была 9 тыс. в день, а в ноябре - 9 тыс. в день. Мы подсчитали, что в среднем за 2,5 месяца умерло от голода 675 тыс. чел., а ведь смертность с каждым днем увеличивается. Сколько еще погибло в Ленинграде от бомбежки, от снарядов, да еще около 1 млн взято на фронт и 1 млн эвакуировано. В общем, в городе осталось меньше половины населения. На кладбищах могилы не копают, а взрывают и в ямы так штабелями и складывают покойников. На улице покойников много, и все больше босиком, сапоги снимают. Все больше мужчины мрут...” Надо сказать, что согласно публикуемым данным в декабре 1941г. в Ленинграде умерло 52881 чел., в январе-феврале 199187 чел., значительно меньше, чем сообщил Мухин. Среди умерших мужчины 63%, женщины 37%.
Из дневника 17 января: “Вот сейчас можно всевозможные вещи купить, а легче всего сменять. И меняют большую часть на дуранду (жмых), овес, масло, хлеб и т. д. Погода вчера была хорошая, а сегодня опять морозит здорово. Сегодня немного радостнее, прибавили хлеба во многих военных частях, госпиталях, яслях. Наверно с 21-го и нам [населению] прибавят. Сегодня мама мне сказала, что я не только похудела, но и начала стареть. Неужели моя молодость пройдет так быстро, в таких жутких условиях? Мне еще так хочется жить, работать в пользу человечества, любить. Хочется видеть счастливую жизнь, видеть Колю, Лелю [эвакуированных брата и сестру], а главное маму, не гнущуюся под тяжестью труда [разнорабочей на заводе], а отдыхающую и поджидающую своих детей дома, в тепле и с сытным обедом. Она это давным-давно заслужила, и в ее года нужно уже как можно меньше переживать. А все получается наоборот… Ужин снесла домой (пшенная каша). Дома [на Верейской] покушали, мама легла спать, а я читала «Милый друг» Мопассана. Вечером, идя с работы, зашла в магазин, где прикреплена тетя Катя, там было пшено без очереди. А они и не знали, я им выкупила, и сейчас они варят кашу и суп, вспоминают Андрея [ушедшего в военкомат - в армию]”.
18 января. Проспала до половины двенадцатого, вернее пролежала. Ночью очень плохо спалось, во-первых, жестко, во-вторых, было холодно, а в-третьих, снилась всякая ерунда. Покушали с мамой, а потом я с тетей Ирой натаскала воды и дров. В 3-м часу сходила за обедом [в столовую на работе], был рассольник – одна вода – и гречневая каша с сардельками (60 г [порция]). Снесла домой, покушали. Мама все время заставляет меня плакать: сама ест очень плохо, все пичкает меня, а я ее, она капризничает и пьет много воды [а ноги опухают]. Собирались на Лиговку [где находятся наши вещи у родственницы после вынужденного переезда из района Электросилы], но я решила лучше не ходить, т. к. она еле бродит и дома-то [т.е. у тети Кати на Верейской]. Заставила съесть суп и кашу с сарделькой, она сначала не хотела есть вообще. Сбегала за хлебом и в 5 ч. ушла на станцию, с Тамарой сходили в душ [для работников станции]– вымылись замечательно. После душа взяла ужин – гречневую кашу и подогрела на плите и пожарила хлеба с солью. Покушала и пошла на дежурство”. Скорее всего, дежурство было 12 часовым, работали в 3 смены c 20 до 8 и с 8 до 20.
Из дневника “19 января. За ночь очень замерзла. Утром хотела постирать, заняла у Кати [работник МПВО] тазик, но не было воды. И я взяла завтрак и пошла домой. Зашла в магазин. Оказывается, выдают на вторую декаду крупу. Я выкупила 400 грамм пшена. Пришла домой, покушала с мамой. Потом мама пошла к врачу. Я легла поспать. Уснула хорошо. В два часа встала и пошла на Лиговку. Я по [ул.] Глазовой увидела жуткую картину. Большой семиэтажный дом на углу Глазовой и Лиговки горит и почти уже весь рухнул.
Потом попалась телега с покойниками. Человек 15 в разных позах и одежде. Пришла домой [на Лиговку], мама уже там затопила времянку. Мы там как следует покушали супу, затем запеканку и “кофе” с сахаром. Пришел [мой] дядя Сережа, попросил покушать. Мама дала вот этот “кофе”. … Побыли насчет шерстяной кофточки у Калабиных, собрали, что получше и [пошли] к тете Кате [на Верейскую], а у неё испекли лепешки и похлебочки. Мама всё собрала, чтобы жить за Московской [заставой – поближе к работе]. Она будет ночевать у Клавдии Алексеевой, а я на станции. К ней пойду 22 января. Спать легла в 12 часов. Понедельник прошел более-менее благополучно, заводила патефон, песенки. Но хлеба сегодня не прибавили. Скорее всего 21 января [прибавят] после регистрации населения по Жэкам [c целью выявления выбывших]”.
20 января. Утром мама ушла. Я убралась и тоже пошла собрала все манатки, думаю постирать на станции [там есть вода]. Утром [на станции] на завтрак греча. С утра распускала шерстяные чулки [на починку другой одежды]. Потом пришел Тихомиров, дал ряд поручений и предупредил, что в субботу будут испытания дежурства на КП и сказал, что “Табуреткин” [вероятно Таубкин – начальник МПВО – О.Д.] увольняет Тамару. Тамара заняла у меня хлеб и пошла на рынок менять его на туфли. Поручения все сделала до шести часов, потом дораспустила чулки и решила написать в дневнике о прошедшем сегодня. После того как сменилась, взяла два ужина [за себя и Тамару], гречневая каша и было ещё второе. Всё это поджарила и хлеба подсушила на плите. Покушала и принялась за стирку. Потом взяла чаю с сахаром и сухариком. Пошла, попила поела, сходила к Тамаре на КП и починив рубашку легла спать.” Всё увольнение Тамары свелось на её переоформление по работе. Несчастная женщина жила в Поповке, её неожиданно быстро захватили немцы, и Тамара даже не успела взять никаких тёплых вещей с собой в Ленинград. Она жила всю блокаду на электростанции.
“21 января. Спала замечательно. И тепло, и мягко. Вообще на все 100. В 7.45 прослушала последние известия – наши взяли город Можайск. В 8 ч пришла Тамара. Я встала, позавтракали, греча с чайком. Чего ждали, ничего не получилось. Хлеба не прибавили. В нашем магазине выдавали сливочное масло – 50 г на все категории [карточек]. У нас нет талончиков первых, так как отрезали 60 г. [Первые выдачи за январь (50 граммов масла и 100 граммов сахарного песка или конфет) начались в третьей декаде месяца. Видимо, Вале отрезали уже в столовой станции к тому времени несколько талончиков (по 4-5 гр.), также несколько талончиков на масло у Вали отрезала тайком себе хозяйка квартиры на Лиговке Надя. В этой квартире Валя и её мама занимали комнату. У остальных людей "не с электростанции", прикрепленных к магазину, все январские талончики были ещё на руках – О.Д.]
Пришла из магазина и с Тамарой легли поспать. Но я никак не могла заснуть, я сильно простудилась и всё время дохала. Провалялась до 11.30. И встала, починила рубашку стиранную. Оделась, причесалась. Простирнула одну кофточку. Потом встала Тамара. Мы покушали с ней “как следует”. Нам дали машинного масла девушки, и мы его перекипятили с солью и поджарили хрен. На обед был горох с рыбными консервами [кусочек], гуляш с гречкою [ гуляш 3 кусочка по 1 кв. см с какой-то подливой]. Закусили чайком.
Я убрала кровать, погладила бельё, и с Тамарой пошла на рынок [за туфлями]. Она вчера ходила да неудачно. Проходили мы с ней больше часа. И опять неудачно. Туфли дамские мало кто меняет. Одни были хорошенькие, чёрные, 35-й размер. Просили 700 г хлеба, а ей нужно 36-й номер. Ой, что делается на рынке. Меняют разную всячину. Хлеб на дуранду, столярный клей на хлеб, дрова на масло, конфеты на “горючее”, вещи разные, промтовары, папиросы. Табак, спички, мыло, горчицу, перец, лавровый лист, отруби и т.д. За деньги продают очень редко. 100 г хлеба - 45-50 рублей.
Очерк включен в подборку блокада Ленинграда канала Друг Истории
С неудачи пошли на станцию. По пути зашли на Бронницкую к дяде Сереже, но его не было дома. Пришли в 5 ч домой [на станцию]. Решили прокипятить всё масло [машинное]. Тамара погладила. Дожарили остатки хрена. Масло получилось замечательное, совсем керосином не пахнет. Потом сходила за ужином. Сегодня пшенная каша. Вера-буфетчица налила мне так гороху в тарелочку. Я подогрела и подкрепилась плотно. Мне, наверно, достанут масла машинного и дуранды да папиросы. К 8 часам пошла на работу на Командный пункт. Стало очень холодно. Мы все простужены. Так я вся закуталась и пишу. Завтра пойду к маме и на Лиговку. Хотелось бы сходить к Д.Н. [другу Диме- однокласснику]. Слышала от буфетчицы, что завтра прибавят хлеба, но опять, наверно, только болтают.
Продолжение последует в подборке Блокада Ленинграда
Признателен за лайки и подписку, а а также донаты (подмога) на развитие канала) Олег Душин ©, Друг Истории №289, следите за анонсами публикаций - и на Tелеграмм канале Друг Истории
