Как-то во времена дикие и теперь, слава Богу, далекие в районе Преображенки некий крутой пацан на джипе (так утверждает молва) влетел в трамвайную остановку. Вышел из машины, огляделся, оценил содеянное, потом вынул незаконно хранящийся пистолет и сам себе вынес суровый приговор. Легенда это или нет - однозначно утверждать не берусь. В то время (начало 90-х) трупы особо не считали, мужика с двойным переломом челюсти и без ботинок как-то списали на несчастный случай: "пьяный катался на карусели" - вот это уже точно было. Короче, зачтем как быль с некими художественными преувеличениями, обычными для ОБС (одна баба сказала).
Данный пример с совестливым бандитом нам пригодится для создания контраста с моральным обликом последнего Императора Российской Империи. После чудовищной трагедии на Ходынке он с супругой как ни в чем не бывало продолжил программу мероприятий, правда, посетив госпиталь с пострадавшими. А мог бы все изменить в этот день. Заявить, что после такого начала правления отрекается от престола в пользу кого-нибудь из родственников. Потом уйти в монастырь, снискать уважение к себе народа, создать на десятилетия пример подлинного благородства и высокой ответственности, спасти свою семью и, кто знает, может быть, и всю Империю. Но амбиции не позволили. Его лично и царственной супруги особенно. Так что фантазии "если бы" - не более чем гимнастика для ума. А как дело было в реальности (в изложении современников) см. ниже.
Ходынка
Б.Григорьев
Источник: статья В.И. фон Штейна «Ходынская катастрофа 1896 года», см. журнал «Исторический вестник» том CXVIII за 1909 год
Трагических событий, связанных с массовым скоплением народа, случавшихся в разных странах и в разное время, история, в том числе современная, знает немало. Чудовищная катастрофа, произошедшая 18 мая 1896 года на Ходынском поле в Москве в связи с коронацией Николая II, одна из них.
Владимир Иванович фон Штейн (1852-1900), историк культуры и литературы, цензор, сотрудник АН России и «Исторического вестника» раскрывает некоторые важные детали этого события, которые оказались тогда настолько рискованными и «неудобными», что были преданы огласке лишь спустя 9 лет после его смерти.
В основу своих изысканий фон Штейн положил материалы судебного следствия, произведенного по свежим следам под непосредственным наблюдением министра юстиции Н.В.Муравьёва (1850-1908).
Подготовка. Общее руководство коронационными торжествами было возложено на министра императорского двора и уделов, генерал-адъютанта графа И.И.Воронцова-Дашкова (1837-1916), но круг его обязанностей был очень широк, и в помощь ему была создана т.н. коронационная комиссия. Ответственность за организацию народного гулянья на Ходынском поле было поручено члену этой комиссии, чиновнику по особым поручениям IV класса при министре двора Николаю Николаевичу Беру (1844-1904). В помощники Беру были назначены начальник варшавского дворцового управления полковник Иванов, чиновник особых поручений при директоре императорских театров титулярный советник Петров, архитектор и гражданский инженер Николя, электротехник Шведе и делопроизводитель-бухгалтер Дьяконов с двумя помощниками.
Ещё в марте 1895 года был утверждён общий план народных гуляний на Ходынском поле, а детали к нему, в частности, чертежи построек, добавил архитектор Николя. Утверждал план, согласно показанием Бера, помощник Воронцова-Дашкова генерал-адъютант барон В.Б.Фредерикс, но подписи Владимира Борисовича на упомянутом документе фон Штейн не обнаружил.
Первоначально предполагалось к Ходынской площади присоединить территорию бывшей всероссийской промышленной выставки, но при осмотре её Бером, Ивановым и Николя выяснилось, что эта территория после сноса выставки изобиловала ямами, поэтому площадь для народного гулянья сократили, а планируемые постройки отодвинули к границе, отделявшей Ходынское поле от площади, занимаемой выставкой, как это было сделано в 1883 году при коронации Александра III. Размер площади, отведенной таким образом для народного гулянья, составил 1 кв. версту.
Постройки для театров и балаганов возводились зимой 1895-1896 г.г. подрядчиками Кононовым, Силуяновым и Кудрявцевым под наблюдением техников Кодронцева и Алымова и десятника Егорова. При этом число буфетов для раздачи угощений по распоряжению Бера было, по сравнению с 1883 годом, увеличено со 100 до 150. Буфеты были построены по образцам 1883 года, но имели вид 5-угольников, а не 6-угольников, как это было сделано при коронации Александра III.
Буфеты состояли из врытых в землю стоек, обшитых дюймовыми досками, крыши их на высоте 3,5 аршин накрывали тёсом. Свободный проход между буфетами составил 2 аршина, а расстояние межу наружными и сходящимися углами буфетов – 9 аршин и 13 вершков. Такой разрыв был допущен и в 1883 году. При расположении буфетов архитектор Николя допустил отступление от плана 1883 года: тогда буфеты располагались по закруглённой дугообразной линии, в то время как в 1896 году линия буфетов, расположенная вдоль Петербургского шоссе (20 буфетов), под прямым углом примыкала к линии буфетов, расположенных по границе Ходынского поля, обращённой к Москве (120 буфетов). 10 буфетов располагались со стороны с. Всесвятского.
Буфеты скучивались в группы от 5 до 25 штук, а свободное пространство между таким и группами составляло от 5 до 115 сажен. Разрывы эти были ограждены заборами, состоявшими из столбов высотой в 2 аршина, соединённых жердями в 5 рядов. В одном месте вместо жердей между столбами протянули пеньковые канаты. Кроме буфетов, на площади, по направлению к Ваганьковскому кладбищу, были построены 20 тёсовых бараков длиной в 32 аршина для раздачи пива и мёда. Заграждений между ними, как и со стороны Всесвятской рощи, не было. Это было существенным отступлением от плана 1883 года, когда вся площадь народного гулянья была обнесена забором.
Местность со стороны города была неровной, холмистой; на расстоянии 8-18 аршин от буфетов был глубокий овраг шириной до 30 сажен с крутыми отвесными краями. Оставленный после разборки выставки и железной дороги, он постепенно увеличивался в размерах за счёт выборки из него песка и под действием атмосферных осадков. От буфетов к оврагу шли промоины глубиной от 0,5 до 2 аршин. В проходах между буфетами тоже были ямы, образовавшиеся задолго до 18 мая 1896 года. За оврагом тянулась канава глубиной до 3 аршин, а уже за ней - изрытая ямами площадь бывшей промышленной выставки. Она была ограждена забором, но осенью 1895 года его снесли. И ещё: на этой местности располагались 7 заброшенных колодцев, ближайший из которых глубиной в 5 аршин находился от буфетов на расстоянии 35 сажен. В общем, картина маслом!
Допуск народа к буфетам был запланирован на 10 часов утра, музыка – на 11.00, а представления в театрах на 12.00. Угощенье в узелках состояло из сайки, колбасы, пряника, сластей, эмалированной кружки и программы праздника. В каждый буфет были завезены от 2 до 3 тысяч узелков. Для раздачи подарков были выделены около 800 человек из т.н. Чижовской артели и добровольцев, из расчёта по 5-7 человек на буфет. В числе добровольцев, кроме рабочих и приказчиков, оказались представители интеллигентских сословий, как, например, купец 1-й гильдии Москвин и член французского географического и этнографического общества Бокильон. Раздатчики и распорядители явились на площадь гулянья заранее - к 21.00 17 мая.
Для поддержания порядка был выделен наряд полиции из 1800 человек под начальством помощника обер-полицеймейстера Москвы полковника Руднева. Ходынское поле для удобства контроля разделили на 5 районов, в которых командовали полицеймейстеры Ефимович, Свешников, барон Будберг, Померанцев и полицейский пристав Ильченко. Полиция должна была прибыть к месту службы 18 мая от 5 до 9 часов утра, а наряд врачей - к 10 часам утра. В распоряжение Руднева поступили также 4 сотни Донского казачьего полка № 1 и около 1000 солдат. 17мая на Ходынское поле для охраны угощения был отряжен караул от 7-го гренадерского Самогитского полка в составе 46 человек под командой поручика Беляковича. Караул поступил в распоряжение коменданта Ходынского поля Львовича, у которого под рукой были 12 казаков и 2 урядника.
Теперь, пишет фон Штейн, можно было рапортовать начальству о порядке и благополучии. Но, как говорится в поговорке, написали на бумаге, да забыли про овраги. Не предусмотрели сущий пустяк: стихийный массовый наплыв толпы.
Реальность. Уже 17 мая к 9 часам вечера в самом опасном месте – между городом и Ходынкой – скопилась значительная масса народа. Часть «гуляющих» даже проникла на само поле, но Львовичу удалось уговорить их удалиться. К 23.00, по свидетельству очевидцев, «жутко было смотреть на толпу». В половине 12-го рядовой самогитец вытащил из толпы едва живую женщину. А потом людей стало буквально выдавливать на площадь, и гренадёры подбирали их и уносили подальше.
К часу ночи 18 мая число столпившихся достигло не менее 400 тысяч человек, люди заполнили овраг и находились от буфетной линии в 15 саженях. К 3.00 в толпе, достигшей более чем полверсты в глубину, начали жаловаться на страшную тесноту. К 5.00 толпа увеличилась ещё на 200-300 тысяч человек, толпа уже не жаловалась и ревела: судя по всему, уже были задавлены люди. Стоявшие в передних рядах обливались потом, они стояли с раскрытыми ртами и налившимися кровью глазами и имели измученный вид.
В стороне, прилегающей к Ваганьковскому кладбищу, столпотворения не было вовсе. Напротив Всесвятского леса народа не было вообще. На само поле до официального открытия празднества уже пробралось более 25 тысяч человек. Мертвецов стали подавать самогитцам через головы, так что ещё до открытия поля для «гулянья» было задавлено уже более 20 человек. Примечательно, что толпа вела себя тихо и мирно, случаи буянства были единичные. Но поддержание порядка стало делом весьма затруднительным.
Ответственные за поддержание порядка стали понимать возможность катастрофы и приняли некоторые меры. Львович и Беляков вызвали дополнительные роту, а потом и батальон Самогитского полка, а полицмейстер Будберг – к 01.00 сотню казаков из 1-го Донского казачьего полка. Командир донцов полковник Иловайский по собственной инициативе отправил на Ходынку 3-ю сотню и повёл её, но упал с лошади и, причинив себе серьёзные повреждения, перепоручил начальство над донцами есаулу Долгову. Около 5 часов утра на место прибыл начальник полицейского наряда полковник Руднев, а районы Ходынки стали занимать прибывшие полицейские чины.
По просьбе раздатчиков угощений, которым уже стало трудно сдерживать напор толпы, Бер дал указание впускать людей на Ходынку в 6 часов утра. Эффект от этого разрешения можно было сравнить с прорывом Ассуанской плотины или Ниагарским водопадом. Толпа с криками «раздают» кинулась к буфетам, столкнулась с потоком людей, проникших на поле ранее, и началась давка. Раздатчики, чтобы уменьшить скопление у буфетов, стали бросать узелки с угощеньем подальше, в толпу. Люди падали с узелками в руках и без, толпа, не обращая на них внимания, давила их ногами, образовывались новые кучи людей, и процесс стал неуправляемым. Попытки солдат, казаков и полицейских хоть как-то помочь несчастным, оказались бесполезными.
Примерно через час запасы узелков в буфетах были исчерпаны.
Общее число пострадавших в давке на Ходынском поле, как показало следствие, составило 2.690 человек, из которых задавленных насмерть было 1389 человек. Трупами были усеяны проходы между буфетов, овраг и даже территория за пределами поля. Вопреки всяким слухам о наполненных трупами колодцах из одного из них было вынуто два трупа, а в другом оказался ещё один человек, свалившийся уже после давки. По заключению врачей, смерть погибших наступила в результате удушья и давки. Помощь пострадавшим не могла быть своевременно оказана за отсутствием медперсонала и перевязочных средств. На площади для гулянья не оказалось воды. Не было фур для вывоза пострадавших и уборки трупов, которая окончилась только к 21.00.
Поиски виноватых. В ходе следствия эксперты профессор архитектуры Быковский и архитектор Геппенер установили, что основная причина катастрофы заключалась в самом устройстве гулянья: нерационален был выбор расположения буфетов рядом с неогороженным оврагом; буфеты соединялись в слишком длинные цепи и способствовали излишней концентрации людей на небольшом пространстве; расположение двух буфетных линий под прямым углом представляли явную опасность; отсутствие забора вокруг площади гулянья.
Бер, Иванов и Петров 17 мая предлагали обер-полицмейстеру А.Н.Власовскому (1842-1899) совместно обсудить полицейские меры в целях безопасности гулянья, но позиция Власовского определилась ещё в июле 1895 года, когда Петров обратился к нему с таким же предложением: он резко ответил: «Представьте это мне, это уж моё дело». В феврале 1896 года к обер-полицмейстеру обращался уже генерал Иванов с предложением организовать смешанную комиссию из полицейских и лиц, ответственных за организацию гулянья, но и тут Александр Николаевич отмёл это предложение, заявив, что, мол, ваше дело – подарки гуляющим, а порядок – это моя прерогатива. Решение комиссии для меня не будет обязательное значение, я всё сделаю по-своему. Не внял обер-полицеймейстер и аналогичному предложению Бера, высказанному 13 апреля 1896 года. И Бер и его помощники перестали «давить» на Власовского, поверив его компетентности и распорядительности.
Впоследствии Власовский говорил, что никто к нему из устроителей праздника не обращался и даже якобы не снабдили его программой гулянья. Сам он на Ходынке ни разу не появился, т.к. она находилась в зоне ответственности 3-го стана Московской губернии. Всю ответственность за мероприятие он переложил на Руднева. Единственное, на что он согласился, так это на осмотр 11 мая театральных эстрад, о которых полицмейстер Свешников донёс ему, что эстрады и трибуны для публики прочны.
Когда штаб Петербургского военного округа обратился к Власовскому о количестве необходимых для обеспечения безопасности сил, тот запросил в помощь полиции 1-й Донской казачий полк и 1000 человек пехоты. 26 апреля он обратился к устроителям гулянья об устройстве 5 помещений для врачебно-полицейских пунктов и получил в ответ, что 4 такие пункта отведены в 4 театрах и в цирке. 3 мая он попросил фабрикантов и заводчиков организовать шествие рабочих на гулянье партиями в сопровождении городовых, так чтобы рабочие появились на Ходынке не ранее 10 часов утра. Наконец, Власовский за несколько дней до 18 мая дал указание Рудневу осмотреть местность для гулянья.
Осмотрев Ходынку вместе с Николя, Руднев сказал, что приказание его начальника касалось только расстановки столбов у царского павильона и места для дворянской охраны. Так что его осмотр местности не коснулся самых важных точек гулянья. На следствии Руднев заявил, что о назначении ответственным за гулянье он узнал только из приказа от 17 мая. Делопроизводитель канцелярии Власовского коллежский секретарь Грессер на следствии показал, что когда он при составлении проекта наряда полиции попросил Руднева дать ему план гулянья, тот передал ему план …1883 года! Грессеру пришлось добывать нужный документ самостоятельно.
Наконец проект силового обеспечения праздника был подписан. Согласно ему на Ходынку было выделено 1800 полицейских, но для охраны буфетов были предназначены 300 нижних чинов полиции при 67 полицейских чиновниках, о чём они, как и Руднев, были уведомлены вечером 17 мая. Уполномоченные в районы Ходынки 5 ответственных полицмейстеров никаких инструкций о своих действиях не получили. Прибыв в 6 часов утра на место, они понятия не имели, куда им отправляться и что делать. В самые трагические минуты они, как и прочие полицейские, фактически бездействовали – даже если их просили вмешаться в события. Их стандартный ответ на все просьбы помочь народу был: «нам не приказано». Так и ответил один городовой, услышав просьбу дать воды умирающему.
Комендант Ходынского поля Львович уже вечером и ночью – четыре раза - обращался в канцелярию обер-полицеймейстера с просьбой увеличить полицейские наряды, но ответа на них не последовало. С тем же результатом звонили или посылали телеграммы в канцелярию Власовского поручик Белякович и член оргкомитета Петров. Власовский, посетив вечером 17 мая праздничный концерт, спокойно лёг спать, и в первый и последний раз появился на Ходынском поле только в 9.00 18 мая.
Финальное заключение министерства юстиции Муравьёва гласит, что катастрофа на Ходынке стала следствием как неправильного планирования празднества, так и халатного поведения полиции Москвы. Министр подробно разбирает все моменты, отмеченные выше Штейном и нами, и указывает на статьи уголовного кодекса, под которые подпадали действия (или бездействие) ответственных лиц.
Штейн далее пишет, что официально гулянье на Ходынском поле открылось в полдень «при участии народной волны до 500 тысяч человек». Царская семья и дипломатический корпус прибыли в т.н. царский павильон в исходе второго часа и пробыли там около 30 минут, «смотря на веселящуюся толпу»[1]. Николаю II только в этот момент доложили о гибели людей, и он с императрицей и «августейшим генерал-губернатором», т.е. в.к. Сергеем Александровичем, отправился в Екатерининскую, а потом и Мариинскую больницу, куда свезены были раненые.
26 мая императрица пожертвовала 10 тысяч рублей на благоустройство детей, родители которых погибли в день коронации её супруга, а потом и император добавил к этим деньгам свои 10 тысяч рублей. Независимо от этого пострадавшие семьи получили пособия в размере 1000 рублей, а похороны погибших отнесли за счёт казны.
Наказания. Вопрос о наказаниях, пишет Штейн, осложнился тем, что полковник Власовский пользовался протекцией «августейшего генерал-губернатора», а с другой стороны, и самому Сергею Александровичу были высказаны претензии по поводу организации коронационного гулянья. Вслед за следствием, проведенным министром юстиции Муравьёвым, было негласно проведено новое следствие под руководством его предшественника К.И.Палена, но ничего существенно нового в результате добыто не было – все полученные комиссией Муравьёва сведения и факты подтвердились.
Указом правительствующему сенату от 15 июля Николай II уволил со службы «без прошения» обер-полицмейстер Власовского и приказал сенату назначить наказание в отношении других лиц, причастных к Ходынской катастрофе.
Другим указом от того же числа он повелевал всем министрам, генерал-губернаторам и другим ведомственным начальникам обратить внимание на то, чтобы подчинённые им чиновники для пользы службы не соперничали между собой, а сотрудничали для достижения поставленных целей.
Штейн полагает, что этот второй указ адресуется в основном московскому генерал-губернатору. В итоге более-менее серьёзное наказание понёс один Власовский. Распорядители празднеств на Ходынском поле – Бер, Николя, барон Будберг – подверглись лишь незначительным дисциплинарным взысканиям. «С другой стороны», - заключает свой очерк фон Штейн, - «указ от 15 июля 1896 года интересен хронологически как первое констатирование свыше того бюрократического своеволия и безначалия, которое в полном уже блеске сказались в эпоху японской войны».
Наш комментарий. Таких констатаций в истории царской России, Советского Союза и нынешней Российской Федерации, к сожалению, было много – я бы сказал, слишком много, а дельных выводов и строгих наказаний виновных – мало, я бы сказал, слишком мало.
[1] Поскольку, как пишет Штейн, Ходынку от погибших и раненых окончательно очистили только к вечеру 18 мая, то выходит, что и царская семья, и дипломаты, и 500-тысячная толпа веселились рядом с телами пострадавших.
