Все, что связано с рождением и происхождением фамилии художника выглядит до сих пор весьма загадочно. Архип Иванович Куинджи родился в январе месяце в городе Мариуполь, что на Азовском море. Только вот какого года и поныне достоверно не известно, так как в его личном архиве было найдено три паспорта: в одном из которых годом рождения указан 1841 год, во втором — 1842, ну а в третьем — 1843.
Не все так просто оказалось и с фамилией. Его отец был обрусевшим греком Иваном Еменджи, о чем была сделана запись в метрике Архипа. С турецкого «Еменджи» это - «трудовой человек». Но младенцу благодаря работнику канцелярии с непонятных соображений почему-то досталась фамилия деда-ювелира «Куюмджи», которая была вписана в мертику новорожденного в неправильной транскрипции. К слову фамилия деда в переводе с того же турецкого означала «золотых дел мастер». Вот так провидением судьбы Архип стал Куинджи.
Рано осиротевший мальчик первое время жил у старшего брата, потом у тетки, где пас гусей. До десяти лет ему удалось лишь закончить несколько классов начальной греческой школы, а об приличном образовании даже речи не могло идти. Когда же Архип немного подрос, выполнял посильную работу при строительстве церкви, а позже служил у хлеботорговца-итальянца Аморетти «комнатным мальчиком».
В эти годы у подростка уже начал проявляться незаурядный талант к рисованию. Как-то гостивший у его хозяина торговец зерном, увидев рисунки Куинджи, подсоветовал ехать мальчишке в Феодосию к известному маринисту Ивану Айвазовскому и проситься к нему в ученики. И видимо совет доброго человека так зацепил Архипа, что тот, не раздумывая, отправляется в Крым пешком. Однако Айвазовский не разглядел в юном подростке божьей искры, а лишь доверил ему растирать краски. Куинджи выполнял в основном хозяйственные дела — например, красил забор.
Первые уроки живописи он все же получил именно в Феодосии: родственник Айвазовского Адольф Фесслер стал первым наставником Куинджи.
Тем не менее, Айвазовский дал Куинджи рекомендательное письмо для Императорской академии художеств, куда юноша и поступил вольнослушателем в начале 1860-х годов.
Прилежным учеником Куинджи никак назвать было нельзя, он частенько пропускал уроки и не очень то стремился к выполнению академических заданий. Зато его творческие работы сразу привлекли внимание художников-передвижников Ильи Репина, Виктора Васнецова, Ивана Крамского. Они то и пригласили талантливого юношу в товарищество передвижных выставок, и тот сразу же бросил академию.
Парадоксально, но факт: сначала его не хотели принимать в академию, но через много лет академия пригласила Архипа Куинджи в ряды своих преподавателей.
Драма главного шедевра художника.
Однако, как оказалось, настоящая слава его ждала уже после выхода из Товарищества. В 1880-м, когда Куинджи расстался с передвижниками (сохранив, впрочем, добрые отношения с ними), он работал над «Лунной ночью на Днепре». Л
И вскоре слухи о ней разнеслись по всей столице. Желающих посмотреть неоконченную работу было так много, что каждое воскресенье Куинджи в течение двух часов показывал картину в своей мастерской всем желающим.
Чем больше петербуржцев ее видело, тем сильнее нарастал ажиотаж: сам того не предполагая, Куинджи этими воскресными показами сделал превосходный маркетинговый ход. Люди даже готовы были давать взятки привратнику дома, чтобы тот пустил их без очереди.
Одним из первых полотно увидел друг Куинджи Иван Тургенев. Находясь под впечатлением, автор «Записок охотника», вхожий в лучшие дома Петербурга, не мог не рассказать о шедевре светским знакомым. В их числе был и юный Константин Романов — великий князь, внук императора Николая I. Подробности из дневника К.Р. (поэт-любитель, он подписывал стихи инициалами).
«14 марта 1880 года. В прошлый вторник, на вечере у графини Anette Комаровской, Тургенев рассказывал про последнюю, еще не совсем оконченную, картину Куинджи; он так художественно ее описал, что мне захотелось непременно самому сличить рассказ с оригиналом. Вчера мы с Ильей Александровичем (исследователи предполагают, что это воспитатель великого князя. — «Известия») поехали отыскивать мастерскую Куинджи, он живет на Васильевском острове, на Малом проспекте… Сам Куинджи небольшого роста, толстый, с небольшой белокурой головой и живыми голубыми глазами. Он не знал меня и смотрел с некоторым удивлением, тем более что, верно, не ожидал найти любителя искусства под морским мундиром (К.Р. служил на флоте и ходил в форме). Впрочем, он очень учтиво пригласил в мастерскую и поставил перед своей картиной.
«Я как бы замер на месте. Я видел перед собой изображение широкой реки; полный месяц освещает ее на далекое расстояние, верст на тридцать. Я испытывал такое ощущение, выходя на возвышенный холм, откуда видна величественная река, освещенная луной. Захватывает дух, не можешь оторваться от ослепляющей, волшебной картины, душа тоскует. На картине Куинджи все это выражено, при виде ее чувствуешь то же, что перед настоящей рекой, блестящей ярким светом посреди ночной темноты. Я сказал Куинджи, что покупаю его дивное произведение; я глубоко полюбил эту картину и мог бы многим для нее пожертвовать. Весь день потом, когда я закрывал глаза, мне виделась эта картина».
В своем рассказе Константин Константинович умолчал о забавном обстоятельстве этой встречи, которое, впрочем, довольно быстро стало достоянием прессы. Когда великий князь, не раскрывая инкогнито, поинтересовался о цене картины, Куинджи рассмеялся: «Она очень дорогая. Вы не сможете купить». К.Р. на тот момент было 22 года, и можно себе представить, с каким скепсисом художник воспринял вопрос юного морячка. Тот, однако, оказался настойчив, и Куинджи сказал: «Тысяч пять» (для сравнения, знаменитая «Девушка, освещенная солнцем» Валентина Серова обошлась Павлу Михайловичу Третьякову в 300 рублей, хотя дело было восемь лет спустя). Князь спокойно сказал: «Покупаю». И назвал свое имя.
Константин Константинович решил повесить «Ночь на Днепре» у себя в Мраморном дворце. Но обещал художнику дать возможность сначала продемонстрировать картину публично.
Очередь на Куинджи
Несложно догадаться, что история с великим князем, купившим еще не законченную картину за баснословную сумму, только усилила и без того огромный интерес к произведению. И когда Куинджи завершил работу, было решено устроить выставку одной картины — впервые в истории русской живописи.
Но Куинджи-организатор оказался новатором не только в этом, но и в подходе к экспонированию. «Ночь на Днепре» показывалась в полной темноте (окна были плотно занавешены), на полотно падал только луч электрического света. От этого ночной пейзаж выглядел особенно чарующим.
Выставка проходила в Обществе поощрения художников на Большой Морской, 38. И желающих посмотреть нашумевший шедевр оказалось столько, что очередь растянулась почти до Невского проспекта. Куда там современным «очередям на Серова»!
Реакция была восторженной. Публика восприняла картину как чудо. Многие не верили, что лунный свет можно изобразить столь реалистично, поэтому пытались искать за полотном лампочку (разумеется, напрасно). Другие же предполагали, что Куинджи использовал фосфоресцентные краски. Однако секрет был проще и сложнее одновременно. Куинджи обладал особым цветовым чутьем, что обнаружил его друг Дмитрий Менделеев, автор периодической таблицы. Великий химик со своими учениками проводил эксперименты, исследуя восприимчивость глаза к распознаванию различных оттенков цвета. Одним из «подопытных» был Куинджи, и оказалось, что эта способность у него существенно превосходила обычных людей. То есть чисто физиологически художник был уникумом. Это позволяло ему так работать с обычными масляными красками, что на картине удавалось отразить немыслимые прежде нюансы.
Впрочем, даже друзья-художники подозревали Куинджи в использовании какой-то «алхимии». И высказывали опасение, что вскоре «магия» картины пропадет.
«Два слова по поводу картины Куинджи. Меня занимает следующая мысль: долговечна ли та композиция красок, которую открыл художник? Быть может, Куинджи соединил вместе (зная или не зная — всё равно) такие краски, которые находятся в природном антагонизме между собою и по истечении известного времени или потухнут, или изменятся и разложатся до того, что потомки будут пожимать плечами в недоумении: отчего приходили в восторг добродушные зрители? Вот во избежание такого несправедливого к нам отношения в будущем я бы не прочь составить, так сказать, протокол, что его «Ночь на Днепре» вся наполнена действительным светом и воздухом, его река действительно совершает свое течение и небо — настоящее, бездонное и глубокое. Картина написана немного более полугода назад, я ее знаю давно и видел при всех моментах дня и во всех освещениях, и могу освидетельствовать, что при первом знакомстве с нею я не мог отделаться от физиологического раздражения в глазу, как бы от действительного света, так и в последующие разы, когда мне случалось ее видеть, всякий раз одно и то же чувство возникало во мне при взгляде на картину и попутно наслаждение ночью фантастическим светом и воздухом».
Автор «Христа в пустыне» оказался пророком: до нас «Ночь на Днепре» действительно дошла в искаженном виде. Но проблема была вовсе не в красках как таковых. А в том, что Константин Константинович, не желавший расставаться с купленным им произведением, взял «Ночь на Днепре» с собой в морское путешествие.
«Днепр» в море
От этой идеи многие знакомые пытались отговорить князя. А Куинджи даже грозился подать в суд. Но князь был непреклонен: в сентябре 1880 года «Ночь на Днепре» погрузили на корабль «Герцог Эдинбургский», и вплоть до января 1882-го она путешествовала с Константином Константиновичем по Европе. Правда, с небольшой остановкой в Париже.
И это было опять делом рук Тургенева. Видимо, чувствуя вину за то, что заинтересовал столь безответственного владельца своим рассказом о «Ночи на Днепре», писатель предпринял целую операцию по спасению шедевра. Успешной она оказалась лишь отчасти.
О том, как разворачивались события, Тургенев пишет в письме ответственному секретарю Общества поощрения художеств Григоровичу:
«Вам известно, что вел. кн. К.К. взял ее с собою в кругосветное плавание. Нет никакого сомнения, что она вернется оттуда совершенно погубленной, благодаря соленым испарениям моря и пр. Свидевшись с ним в Париже — и уговорив его прислать картину из Шербура (где она находилась на фрегате) хоть на десять дней, я имел тайную надежду, что он согласится оставить ее здесь до Выставки, что бы спасло картину, и принесло бы много пользы и славы живописцу; <...> но великий князь оказал великое упорство — и картина, простояв здесь у первого здешнего торговца картинами Зедельмейера в прекрасной галерее и при отличном освещении, отправилась обратно на фрегат…»
Действительно, в Париже, где Тургенев тогда жил, он смог в кратчайшие сроки договориться с известным галеристом о временном экспонировании картины. Но убедить упрямого князя даже великому писателю оказалось не под силу.
Впрочем, «Ночь на Днепре» морской круиз пережила — и в конце концов поселилась в Мраморном дворце, в кабинете Константина Константиновича.
50 оттенков зеленого
Шум вокруг картины, однако, не утихал, и, естественно, многие состоятельные коллекционеры мечтали получить знаменитое полотно. Но все понимали: шансов перекупить его у нынешнего владельца нет. И тогда Куинджи делает несколько копий «Ночи на Днепре» (в искусствоведении это называется «авторское повторение»). В общей сложности художник создал пять новых вариантов. Два повторения хранились в мастерской Архипа Ивановича до его смерти, затем московский промышленник Андрей Ляпунов купил один из них у Общества Куинджи, которое унаследовало имущество живописца. А в 1930 году вдова коллекционера продала картину Третьяковке. В свою очередь, самая первая «Ночь на Днепре» двумя годами ранее была передана из Мраморного дворца в собрание Русского музея. Четыре других повторения сегодня принадлежат государственным картинным галереям Астрахани, Омска, Минска и Симферополя. При этом белорусский вариант — уменьшенный.
История любви.
Именно первое чувство любви подвигло Куинджи отправиться в Петербург, чтобы стать знатным художником. Еще живя в Мариуполе и работая ретушером, 17-летний Куинджи влюбился в первый и последний раз в своей жизни. Юная гречанка Вера Кетчерджи завладела сердцем юноши. Но о том, чтобы посвататься нищему сироте к дочери богатого купца не могло быть и речи – необходимо было совершить нечто невероятное, чтобы добиться ее руки. И добьется... Правда не сразу, пройдет почти семнадцать лет, прежде чем Архип Иванович женится на своей Вере.
Существовала вполне достоверная легенда, будто бы отец Веры, который не горел желанием отдавать свою дочь за голодранца, поставил Куинджи условие: принесёшь сто рублей золотом – Вера твоя. Через три года Архип вернулся из Петербурга с деньгами, но весь его вид говорил о том, какой ценой достались эти золотые незадачливому жениху. Отец Веры и на этот раз отказал молодому человеку, аргументировав тем, что нужно стать обеспеченным, а не экономить на каждом куске хлеба.
Девушку же отец пытался уговорить найти себе лучшего избранника. Однако все его старания не увенчались успехом: «Если не за Архипа, то только в монастырь», – отвечала дочь. А Архипу Вера пообещала ждать столько, сколько будет нужно. И ждала...
И когда наконец Архип Иванович смог добиться в жизни и славы, и признания, и обеспеченности - они поженились. В свадебное путешествие молодые, имея большой выбор, отправились ни куда нибудь, а на святой остров Валаам. Однако это путешествие чуть было не стоило молодым супругам жизни. Попав в страшный шторм, корабль потерпел крушение. И лишь немногим, в том числе чете Куинджи, удалось спастись. Чудом оказавшись с женой в шлюпке, Архип греб до берега, что было мочи в его сильных руках. Как всегда, помогли жажда жизни, упорство и провидение судьбы.
А потом он скажет жене: «Знаешь, Верочка, я все думаю: ведь не зря же Господь сохранил нам жизни. Это явный знак: мы должны направить все силы на благие дела». На что Верочка ему ответит: «Нам вдвоем много не надо. Ко всяким бриллиантам и нарядам я равнодушна. Готовить и стирать обучусь — зачем тратиться на прислугу? А деньгами ты и ученикам своим поможешь, и другим нуждающимся».
Так оно и случилось... На своё питание они тратили ежедневно ничтожную малую сумму в пятьдесят копеек, немного денег уходило на краски, кисти, холсты и мастерскую. Прислугу, кроме единственного дворника, супруги также не держали. Жили очень скромно, зато очень счастливо. Самая дорогая вещь в их квартирке было фортепиано, на котором играла Вера Леонтьевна. Когда она садилась музицировать, Архип Иванович брался за скрипку – их дуэт был слышен на всю округу.
А все свое огромное состояние от продажи картин Архип Куинджи тратил на талантливых учеников, отправлял их учиться за границу, больным он оплачивал поездки на лечебные курорты. Помогал безвозмездно всякому, кто попадал в беду. Архип Иванович был святым человеком со светлой душой и благородным сердцем. Накопив сто тысяч рублей, Архип Иванович внес их в Академию, чтобы проценты с этих денег шли на поощрение талантливых учеников. Всю свою жизнь помнил Куинжди как тяжело пробиться молодому таланту, и как в свое время Айвазовский не был благосклонен к бедному мальчишке из Мариуполя.
Слабость художника.
Была у Архипа Ивановича страсть, над которой частенько любили пошутить, а то и съязвить петербургские карикатуристы. Ежедневно в полдень, по звуку артиллерийской пушки Петропавловской крепости, Куинджи выходил на крышу своего дома и начинал кормить с рук птиц, слетавшихся заблаговременно со всей округи. Они буквально облепляли своего кормильца с головы до ног. Это было завораживающее зрелище: седой коренастый мужчина, сияющий весь от счастья делился своим хлебом насущным, доставшийся ему нелегким трудом, с пернатой братией. Немало средств уходило на такую кормежку для любимцев. Покупал художник и крупу, и хлеб, и мясо для ворон, и оказывал первую медицинскую помощь раненым птицам. Он тащил в дом всех пострадавших от холода и травм, отогревал, выхаживал и отпускал на волю. Однажды он склеил поврежденное крыло бабочке-крапивнице, и та благополучно улетела...
У живописца была особая любовь и к растениям. Куинджи старался не топтать траву, избегал случайно раздавить жука, гусеницу или того же муравья. Архип Иванович также трепетно относился и к людям, раздавая деньги всем нуждающимся. И, как правило, он свои благодеяния делал так, что человек и не знал, откуда пришла помощь. Щедрость его души не имела границ. Нажитое своим трудом и личными лишениями миллионное состояние Архип Иванович в последние годы жизни завещал созданному им независимому Обществу художников.
Затворничество.
К сорока годам, взойдя на самую вершину славы и имея огромнейший интерес к своей персоне и своим творениям, Архип Иванович внезапно "замолкает". Нет больше нашумевших выставок Куинджи. Ни одно полотно художника не выставляется в продажу. Он на двадцать лет заточается в своей мастерской и втайне даже от ближайших учеников и друзей начинает новые поиски и всецело отдается работе. А многочисленные почитатели, в недоумении начали поговаривать, что он полностью исписался, выдохся как художник.
Но как же они ошибались. Ни дарование, ни желание творить никуда не исчезли. Куинджи успел создать огромное количество живописных и графических работ, которые оценили после его смерти в полмиллиона рублей, чего вполне по тем временам хватило бы на оценку художественного наследия не одного десятка популярных художников. За последние долгие годы единственными зрителями были Господь и любимая жена Вера.
Крым - пристанище художника.
Крым был исторической родиной Архипа Куинджи. Его предки были греками, которых по указу Екатериной II переселили с Крымского полуострова в Приазовье. Именно здесь делал первые и последние шаги в большом искусстве живописец.
В последние годы жизни каждое лето Архип Куинджи с женой уезжали из Петербурга на Крымское побережье, где когда-то приобрели посёлок Кикенеиз с участком земли с километровой полосой пляжа. Там они жили очень скромно в разборном домике на живописном склоне холма с видом на море. Куинджи был очарован удивительной природой Крыма, которую, экспериментируя с цветовой гаммой и световоздушной средой, запечатлевал в своих пейзажах.
Художник немало путешествовал по суровому русскому Северу, Кавказу, Украине, привозя с поездок множество эскизов набросков, готовых полотен. В его художественном наследии есть серии работ, посвященные этим удивительным местам.
Последняя выставка.
На рубеже столетий в 1901 году Куинджи, поддавшись на уговоры друзей и учеников, нарушил свое затворничество и показал им несколько последних полотен, в том числе и знаменитую работу «Христос в Гефсиманском саду». Вскоре была организована последняя публичная выставка при жизни художника, о нем снова вспомнили и заговорили. Были как и лестные отзывы, так и критические замечания. Но после экспозиции никто уже не видел его новых картин. Последовали еще десять лет молчания.
Это десятилетие жизни ознаменовалось для Куинджи созданием таких шедевров как «Радуга», «Красный закат» и «Ночное». В последней картине соединились воспоминания художника о детстве и пристрастие к созерцанию ночного неба. Ведь именно оно подняло художника на вершину славы.
Летом 1910 года, находясь в Крыму, Куинджи неожиданно подхватил воспаление легких. Жена решила перевезти мужа в Санкт-Петербург, но надежда на выздоровление таяла с каждым днем. Положение усугубило больное сердце художника. Он ушел в вечность, оставив после себя светлую память и огромное творческое наследие.
Вера Лаврентьевна пережила мужа на десять лет и умерла в 1920 году в Петрограде от голода. И лишь об одном она жалела всю жизнь, что Бог не дал им с Архипом детей.
