Эхом где-то в груди отзываются крики бойцов:
«Слева чисто!»
«Справа чисто!»
«В кабинете никого нет!»
Последнее «нет» заставляет замереть.
— Это ловушка, — цедит Клим.
В этот момент за нашими спинами звучит сухое, громкое:
— Да.
***
Смотреть назад страшно. Катю так и не нашли, а значит...
Словно почувствовав мой ужас, Клим незаметно заслоняет нас с Никой своей спиной и поворачивается к Исаеву:
— Отпусти девчонку, — подтверждает главное опасение. — Как ты вообще ее нашел?
— Давно не виделись, Хаванский! — В голосе старика слышатся незнакомые нотки.
Это больше не превосходство. Что-то другое.
— Мои люди сейчас будут здесь. Если с няней что-то случится, ты не то что убежать, ты даже дернуться больше не сможешь. — Клим будто гвозди вбивает. Нет и намека на растерянность.
— Ай-ай-ай, какие мы страшные! Впрочем...
Краем глаза я вижу, как Исаев толкает Катю к нам.
— Забирай! Она, конечно, молоденькая, но не в моем вкусе. Деревенщина без лоска.
Одной рукой удерживаю рядом Нику, а другой тяну к себе перепуганную Катю и быстро осматриваю. Внешне она в полном порядке. Та же девчонка, с которой мы пережили двадцать минут ада в глухом подвале. Изменился лишь взгляд.
Проследив, куда она смотрит, я чуть не вскрикиваю.
— Ты зря решил, что вам под силу тягаться со мной или Китайцем. — Исаев больше не улыбается. Он, как и дуло его пистолета, смотрит в лицо моему мужчине.
— Вы оба трупы. — Клим будто не замечает направленный на него ствол. — Однако у тебя есть шанс отсрочить свою смерть. В тюрьме.
— В тюрьму я не сяду. А на тот свет... Туда попаду только после тебя и твоей... — Мерзавец смещается вбок и козыряет мне левой рукой. — ...и твоей шлюшки.
— Охрана уже спешит сюда.
Я замечаю, как с балкона выглядывает Валера и еще трое бойцов. Не знаю, отдавал ли Клим указания на подобные случаи, но парни не медлят. Слышу «Исаев», «возле беседки» — и мгновенно все исчезают.
— Тогда давай заканчивать это представление. Мой клиент хотел, чтобы ты жил и всю жизнь помнил, как потерял их обеих. Но так и быть. — Исаев сдвигает какую-то штуковину на пистолете. Вероятно, предохранитель. — Я с удовольствием прикончу вас всех!
Бывает передозировка алкоголем, а у меня сейчас передозировка страхом. Не могу больше бояться. Закрыв глаза, чтобы не видеть, что случится дальше, заслоняю собой Нику и Катю.
Разрешаю себе последний глубокий вдох... Злюсь, что так и не рассказала Климу правду о ночи в клубе. Жалею, что не получится никуда поехать вместе. Вспоминаю самые яркие и самые горькие моменты из прошлого...
А потом раздается выстрел.
Оглушающе громкий.
Один.
И следом за ним — душераздирающий вопль Исаева: «Ева! Нет! Зачем?!»
***
После крика я словно выключаюсь. Все вижу, все слышу, но ничего не понимаю.
В реальность возвращает дочь.
— Там тетя! Пая! — Она показывает рукой вперед и громко всхлипывает.
Одновременно с этим всхлипом до меня доходит, что сейчас произошло.
Выстрел Исаева... Этот гад снова сместился в сторону и целился в меня и Нику.
Жуткий страх.
И лицо Евы в паре метров от нас.
Она появилась будто из ниоткуда и с какой-то нечеловеческой скоростью успела прикрыть и меня, и дочь.
— Ну все, сволочь! Тебе конец!
Пока прихожу в себя, Клим выбивает из рук Исаева пистолет, ногой отталкивает оружие подальше и одним четким ударом под колени валит урода на землю.
К моему удивлению, Исаев не отбивается и не пытается подняться. Его словно подменили. Злость уступила место муке, а решительность — отчаянию.
— Ева! Девочка моя! Ева-а-а... Не-е-ет... — воет он, протягивая руки к жене.
Клим наверняка не позволил бы прикоснуться, однако пачкаться и не нужно. Подбежавший Валера строительной стяжкой перехватывает запястья Исаева у него за спиной, а затем отволакивает того от нас на пару метров.
— Скорую, срочно! Скажите, что огнестрел! — командует бойцам Клим и, не дожидаясь врачей, оказывает Еве первую помощь.
Он укладывает ее на пиджак, разрезает платье и, оторвав рукав от своей рубашки, с тихим матом зажимает кровоточащую рану.
Не в силах оставаться в стороне, передаю Нику на руки Кате и подхожу ближе.
— Я могу как-то помочь? — Сажусь рядом с Евой.
Я не видела эту женщину два года. Не считая ночных кошмаров, где она пыталась забрать у меня дочку.
На первый взгляд Ева совсем не изменилась. Такая же худощавая, похожая на балерину блондинка.
Начиная с нашей первой встречи, когда она следила за мной, я испытывала комплекс неполноценности. Несложно было понять, почему Клим уложил ее в кровать, а Исаев не подал на развод, даже узнав об измене.
Та Ева была неземной и юной. А эта... Я вижу тонкие морщинки в уголках губ, незакрашенную седину на висках и синие вены сквозь болезненно бледную кожу.
— Моя девочка... — Ева облизывает сухие губы. — Малышка... С ней все хорошо? — Она пытается подняться, но Клим надежно удерживает за плечи.
— Да! — спешу успокоить. — С ней все в порядке. Ты спасла нас.
Переносицу жжет от подступивших слез. Держаться и не раскисать все труднее.
— Я хотела предупредить... Встретиться... — Ева косится на мужа. — Он задумал все это еще до приказа заказчика... Я не могла по телефону...
— Мы догадались, что твой муж все узнал и не пустил мо мне.
Не хочу говорить о пуле, которую вместо меня словила Рита. Вряд ли Исаев рассказал жене о покушении. Сейчас такая новость может добить.
— Он следит за всеми. Даже за прислугой и курьерами. — Ева закашливается. Страшно. С кровью.
— Не говори ничего. Скорая вот-вот будет здесь. Тебя отвезут в больницу и спасут. — Я стираю со щеки первую соленую каплю.
— Я уже... — Повернув голову в сторону плачущего мужа, Ева еле заметно улыбается. — Спаслась.
— Он больше никому не причинит вреда. Мы обещаем. — Переплетаю пальцы с пальцами Клима.
— Надеюсь... — Она закрывает глаза.
Так Ева кажется еще более бледной и ненастоящей. Хрупкая фарфоровая кукла. Произведение искусства, которое за два года умудрилось состариться на все двадцать.
— Не отключайся, пожалуйста... — В душе нарастает паника. — Не надо. У тебя без него теперь вся жизнь впереди.
— Открываем глаза! — громко командует над нашими головами Валера. — Врачи уже близко! — Он легонько похлопывает Еву по щекам. — Не сдаваться!
— Я... да... — Она будто выплывает из забытья. Делает рваный вдох и косится на сиротливо жмущихся друг к другу Катю и Нику. — Можно... — Ева говорит что-то еще, но голос становится совсем тихим.
Чтобы расслышать, приходится наклониться к ее губам.
— Повтори, пожалуйста. — Я чувствую себя палачом, который пытает невинную жертву.
— Можно... — Ева мучительно сглатывает. — Разреши мне прикоснуться... к ней?
— К Нике? — Не знаю, зачем спрашиваю. Внутри срабатывает какой-то стопор.
Все мои страхи и воспоминания о снах сплетаются в колючий ком и застревают в горле вместе с ответом «да».
— Пожалуйста... — Ева дергается от нового приступа кашля. — Два года я запрещала себе даже надеяться...
— Скорая подъехала. Парни уже открыли ворота. — Встав на ноги, Клим смотрит на нас обеих.
Понимаю, что он хочет защитить меня. Готов любой ценой оградить от боли.
— Да. — Решение трудное, но после него появляется облегчение. — Сейчас.
От адреналина меня все еще пошатывает. Каблуки цепляются за мягкий газон. Вязнут. Превращают каждый шаг в испытание. А возле Кати и дочки я почти врастаю в землю.
— Милая, пойдем со мной. — Боясь уронить, беру малышку за руку. — Я хочу тебя кое с кем познакомить.
Обычно Ника не любит никакие знакомства. Моя гордая девочка сама решает, когда и с кем ей заводить отношения. Однако сейчас не сопротивляется. Оглядываясь на суетящихся врачей, послушно идет рядом. Как и я, присаживается на корточки возле Евы.Несколько секунд они просто смотрят друг на друга. Моргают.
В глазах Евы стоят слезы, а в закушенных губах, кажется, не осталось ни одной кровинки.
Наблюдать за моей малышкой и больно, и тревожно. Ника изучает мать с таким вниманием, словно перед ней не женщина, а чудо.
— Ника... — Ева пытается дотянуться до дочки правой рукой и не может.
— Милая, познакомься. — Я сама беру ее ладонь и кладу на колено нашей девочки. — Это Ева. Она... — Продолжить не могу.
К счастью, Ника и не ждет никакого продолжения.
— Как мама! Пгинцесса! — произносит она с восторгом и, как игрушку, ласково гладит холодную руку.
— Да моя девочка. Принцесса. — Ева легонько, вероятно, из последних сил сжимает детскую ладошку. Глотает стон, когда бригада медиков перекладывает ее на носилки. — А ты чудо, — с мукой на лице роняет она и до самой машины не сводит взгляда с малышки.
***
На то, чтобы прийти в себя и перестать вздрагивать от каждого шороха, уходит целая неделя. Все эти семь дней мы — я, Клим, Ника и Катя — живем под одной крышей в холостяцкой берлоге Хаванского.
Возвращаться в прежний временный дом пока нет никакого желания. Там суетятся то полиция с группой криминалистов, то охрана Клима, то снова полиция, но уже без экспертов.
К счастью, наш дружный женский коллектив не возражает против нового жилища.
Натерпевшаяся ужасов Катя уверяет, что ей все нравится, а дорога до университета стала еще короче. Заваленная свежей партией игрушек Ника и не вспоминает об оставленных куклах, своей красивой комнате и тысяче других мелочей. А я... В строгом, неуютном доме Клима я словно возвращаюсь в счастливое прошлое. Туда, где мы с ним только начали узнавать друг друга, а Исаев был лишь странным незнакомцем.
Всю неделю не звоню ни родителям, ни Герману. Отменяю деловые встречи и перекладываю на заместителя текучку в офисе. Жизнь становится на паузу. Мы спим, едим, играем, иногда под присмотром охранников выбираемся в ближайший магазин.
Сексуальная близость сводится к поцелуям и объятиям. Нет, я больше не боюсь проникновения, а Клим по-прежнему легко возбуждается. Не существует никаких преград, но нам обоим, как воздух, важно другое — лежать ночи напролет в объятиях друг друга, рассказывать всякую ерунду из прошлого, тихо смеяться и пытаться поверить, что мы снова вместе.
Наверное, это состояние можно назвать счастьем, однако тревожные новости из больницы все семь дней продолжают держать в тонусе.
— Выдыхаем! Сегодня его перевели из реанимации в терапию! — произносит Клим на восьмой день, входя днем в спальню.
— Боже... Николай! Наконец-то. — От радости на глаза наворачиваются слезы.
Неделю не плакала, а сейчас как прорывает.
— Хирург сказал, что если этот упрямец будет слушаться физиотерапевта, то еще побегает, — улыбается Клим.
— Ему нужен самый лучший физиотерапевт!
Знаю, что нет необходимости никого уговаривать или намекать на помощь. Мой потрясающий мужчина обеспечит лучших специалистов и даст сколько нужно денег, лишь бы только Николай снова был здоров.
— Валера уже нашел. — Улыбка Клима перерастает в смех. — Женщину! Зверь-баба! У нее спортсмены после травм олимпиады выигрывают.
— Николаю олимпиада... вроде не нужна. — Подхожу к любимому и крепко обнимаю его за талию.
Если бы Николай не выжил, нам обоим пришлось бы несладко. Клим хоть и не говорил о случившемся, но я чувствовала, что он винит себя, слышала редкие звонки в больницу и замечала, каким взглядом он смотрит на домик охранников.
Ту же вину чувствовала и сама. Никто, даже самый лучший телохранитель, не обязан жертвовать своей жизнью ради нанимателя. Нет такой зарплаты, которой можно оплатить смерть.
— Если хочешь, можешь поинтересоваться лично, нужна ему олимпиада или нет. — Клим заговорщицки подмигивает.
— Ты... — Не верю своему счастью. — Ты хочешь сказать, что к нему даже пускают?!
— Машина уже ждет на улице. — Клим, как всегда, все продумал. — Катя посидит с Никой. Охрану я удвоил.
— А ты не мог именно с этого и начать?
Я не знаю, куда кинуться: бежать переодеваться или искать в холодильнике хоть что-нибудь, что можно принести раненому.
— Если бы сказал, ты бы начала носиться по дому.
— Считаешь, теперь не буду?
Наверное, первым делом все же стоит собрать продукты.
— Ты шикарно выглядишь. — Клим берет меня за руку. — А в багажнике уже лежат три пакета продуктов, которые разрешили доктора.
— В средние века за чтение мыслей тебя сожгли бы на костре!
Люблю его. Люблю так сильно, что губы печет от потребности поцеловать.
— Мне казалось, их тогда интересовали только симпатичные ведьмочки. — Склонившись, Клим мимолетно касается моих губ. — Такие вот сладкие. — Подхватывает на руки. — И упрямые!
***
В машине до самого конца пути мы молчим. Я стараюсь думать о Николае, радуюсь, что он пошел на поправку и скоро будет возможность лично сказать ему «спасибо». Клим загадочно косится в мою сторону, но тоже не спешит начать разговор.
Так, с тремя пакетами и шкафоподобным охранником за спинами, мы проходим приемный покой и проталкиваемся сквозь толпу болтливых студентов в свободный лифт.
В кабинке царит все та же тишина. Вместе смотрим на маленькое табло, где сменяются номера этажей. Проезжаем ожоговое отделение, два этажа хирургии, еще какие-то, где я ни разу не была, реанимацию... На седьмом — у женской терапии — не выдерживаю.
Кроме Николая, в этой больнице есть еще один человек, о котором мы всю неделю боялись упоминать вслух. Я молилась за этого человека так же, как за своего охранника. Пыталась торговаться с богом — клялась не быть жадной и завистливой, обещала научиться принимать все его решения и не мечтать о многом.
За Еву было страшно. И в то же время пугало, что она изменит нашу с Никой жизнь. Я загибалась от этой двойственности и морально готовила себя к любому исходу.
— Как она? — Жму на «стоп».
Мы ехали не сюда, а выше. И все же мне необходимо знать, в каком состоянии сейчас мама моей девочки.
— Доктора сказали, что опасности для жизни больше нет. Еще день или два Еву продержат в реанимации, потом переведут в отдельную палату.
— Здесь?
— В другой клинике. Частной.
— Она восстановится, как и Николай? Все будет в порядке?
— Тебе не стоит за нее переживать. — Клим гладит меня по щеке и с тревогой смотрит в глаза.
— А ее муж? — Вздрагиваю.
— Мы планировали посадить его за соучастие в покушении, но он наговорил себе на пожизненное.
— Как это?
— Исаев уже неделю не затыкаясь рассказывает прокурору о своих преступлениях. Закопал всех!
— Это из-за Евы? — Мне жутко.
— Мы не пускаем к ней ни его людей, ни адвокатов. Доктора тоже под колпаком. Исключена любая утечка информации.
— Вы... мучаете его незнанием?
— Нет, родная. Это торг. Его признания — цена за информацию о Еве.
— И вы потом... все скажете?
Хочется крикнуть: «Нет!» Мне ни капли не жаль Исаева. Жаль Еву. Она уже достаточно натерпелась от любви этого чудовища.
— Скажем, — равнодушно кивает Клим. — И предоставим документы. О смерти.
— Так ведь она... жива.
— Она жива для тебя и меня. Возможно, когда-нибудь, когда мы решим, что это нужно Нике, она станет жива и для дочери. Но для всех остальных Ева Исаева погибла три дня назад. — Клим прижимает меня к себе. — У девушки, которая лежит сейчас в ее палате, другое имя, другая фамилия, и после восстановления она уедет в другую страну.
— Ты волшебник? — На душе становится так легко, что я улыбаюсь сквозь слезы.
— Есть такая волшебная программа. Называется «Защита свидетелей». Ева слишком долго была женой Исаева. Она знает, чем он занимался, знакома с его подельниками и заказчиками. Валере даже не пришлось напрягаться, чтобы устроить ее в программу.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Авто книги Коваленко Мария Сергеевна
