В последнее время мне часто делают замечания, что мои писания недостаточно математически обоснованны. Пишут так:
Или так:
И даже вот так:
Второй комментарий, по правде говоря, имел отношение не к моей работе, но тема та же.
Конечно, я в душе гуманитарий, и у меня лапки. Но моё подозрительное отношение к математизации гуманитарных дисциплин имеет и более глубокие причины. Постараюсь их здесь изложить.
Попытки математически описать окружающий мир предпринимались с самого открытия чарующего царства математики Пифагором. После прорывной (и крайне нетривиальной) работы Ньютона союз физики и математики стал нерушимым. Постепенно необходимость математических методов осознавалась в химии, геологии, биологии, географии, военном деле. И к середине XIX резонно стал вопрос: а не применить ли это чудесное средство к человеку?
Получилось по-разному. В анатомии и физиологии математические методы показали себя прекрасно, однако проблемы медицины это всё равно не решило (напишу об этом как-нибудь потом). Математическая история (клиометрия) смогла выявить некоторые неочевидное причины исторических процессов, но остаётся дисциплиной скорее маргинальной. Экономическая теория математизировалась по самое не могу, при этом кризисы и биржевые обвалы никуда не делись. Социология замечательно предсказывает предпочтения общества, пока не влетает какой-нибудь внезапный Трамп и не портит всю картину. И только старый мудрый Нассим Талеб смотрит на это со стороны и авторитетно заявляет, что не следует путать риск и неопределённость.
Так почему начались проблемы? Ведь так хорошо всё начиналось! На мой взгляд, этому могут быть несколько причин.
Главная из них — возможная несводимость социальной реальности к математике.
Согласно современному научному мировоззрению всё сущее можно отразить математически. А если у нас не получается, значит либо модель неправильная, либо вычислительной мощности не хватило. Однако именно в отношении человека мы сталкиваемся с сущностью, которая принципиально ограничивает нашу способность к моделированию и предсказанию. Я говорю о свободе воли.
Исследователи обычно выбирают один из трёх подходов к этой проблеме:
- Никакой свободы воли нет; это иллюзия.
Ну ок, однако чтобы промоделировать так называемый свободный выбор в рамках данного подхода, нужны вычислительные мощности, которых у нас не было, нет и не будет. Придётся работать с человеком по старинке как со свободным существом.
- Свобода воли — это макроскопический квантовый эффект.
Интересный подход, но я нигде не видел объяснения, как это работает.
- Проявления воли многих людей взаимно погашаются, а результирующий эффект можно изучать статистическими методами.
Собственно, практические экономисты и социологи и работают, исходя из этого. Однако данный подход игнорирует "социальные волны": масштабные действия больших коллективов, когда они словно обладают единой волей. А такие явления случаются.
Кроме того, численности некоторых изучаемых сущностей явно не хватает для использования статистических методов. Можно с их помощью проводить опросы общественного мнения, но попробуйте создать так теорию модернизации, если стран в мире около 200, а ещё сто лет назад их число едва достигало 50. Тут поневоле придётся снизойти до "коллекционирования марок".
Это я рассказал о сравнительно честных подходах к проблеме. Но есть и один бесчестный, скрывающийся под почтенным словом "моделирование". Известный американский экономист, лауреат Нобелевской премии Роберт Лукас писал:
Вот, что я называю «механикой» экономического развития – построение механического, искусственного мира, населённого взаимодействующими роботами, которых обычно изучает экономическая теория; такого, чтобы он демонстрировал поведение в общих чертах похожее на поведение реального мира.
Lucas R.E. On the mechanics of economic development // Journal of Monetary Economics. – 1988. – Vol. 22, issue 1. – C. 5.
Экономисты, психологи, социологи и многая прочая, начиная теоретические исследования, строят модель человека, отсекая от живых человеков, данных нам в ощущении, всё лишнее. И было бы нормально, если с бы с этим инструментом обращались правильно. То есть подробно расписывали область применения выбранных моделей. Но пишут такое редко, а когда пишут — обычно не читают.
Но свобода воли — это полбеды. Ведь эти неправильные роботы ещё и исследования про себя читают! И применяют прочитанное. К чему приводят возникающие петли обратной связи, известно каждому, кто работал с регулированием чего бы то ни было. Возьмём мою профессиональную сферу — стандарты МСФО. Посмотрите что там происходит в последние десятилетия: нормы становятся подробнее и изощрённее, краткие инструкции превращаются в пространные нечитаемые талмуды, но схемотехники всё равно на шаг впереди.
Как я писал ранее, гуманитарные науки отличаются от естественных наличием непосредственной и тесной обратной связи между процессом исследования и исследуемой реальностью. Чтобы построить действительно точную науку о человеке и обществе эту связь надо разорвать. Как писал мудрый Азимов, психоистория работает только тогда, когда опекаемое общество ничего не знает о психоистории. Вот когда добьются такой степени секретности, тогда гуманитарные науки станут глубоко математизированными, а их предсказания станут устойчиво выполняться. Но мы об этом уже ничего не узнаем.
