"Я была занята в целом ряде пьес Островского, но особенно мне удавалась Кабаниха в "Грозе". Я участвовала в первом ее представлении [...] Катерину играла тогда Косицкая, лучшая из всех Катерин. [...] Островскому постановка "Грозы" очень понравилась. Я за себя очень боялась, так как все время болела и играть пришлось с одной репетиции. Помню, как за день перед спектаклем Островский прислал мне письмо, спрашивая, буду ли я играть, и, хотя я чувствовала себя плохо, ответила согласием. [...] Александр Николаевич был необыкновенно ласков и обходителен со всеми. При царившем тогда крепостном режиме, когда артистам начальство говорило "ты", обхождение Островского казалось каким-то откровением... " — вспоминала незадолго до смерти Надежда Васильевна Рыкалова (1824-1914), когда-то знаменитая актриса Малого театра, современница Щепкина и Мочалова, сыгравшая за свою длинную творческую жизнь свыше 400 ролей. Рыкалова называла себя "ровесницей Малого", так как родилась в том же году, когда театр впервые поднял свой занавес. В старости, сидя в глубоком кресле, уже почти слепая, но сохранившая необычайную живость и ясность ума, она охотно делилась с молодёжью своими воспоминаниями... а вспомнить ей было о чём!
История русского театра, начиная с 20-х годов XIX века, была связана с именами актёров, вышедших из семьи Рыкаловых. И от своего деда, известного комика, замечательного актёра своего времени Василия Федотовича Рыкалова, и от дяди, Петра Гавриловича Степанова, одного из первых профессиональных актёров в России, Наденька с детства слышала рассказы о пламенном Алексее Яковлеве и его блистательной партнёрше Екатерине Семёновой; о щепкинском предшественнике Якове Шушерине, о потрясавшем сердца Василии Каратыгине... Но не только легенды прошлого вдохновляли её. К Рыкаловым часто приходили артисты, и девочка с ранних лет вращалась в их среде, наблюдала, впитывала, думала, мечтала... С трёх лет она постоянно была за кулисами.
В доме Михаила Щепкина, "дедушки Михайло Семёновича", Надя оказалась буквально в первый же день своей жизни. Мать Рыкаловой почувствовала наступление родов как раз в тот момент, когда находилась вместе с мужем в гостях у Щепкина. Таким образом, Михаил Семёнович был первым, кто узнал о рождении дочери у четы Рыкаловых, и получил возможность тут же поздравить счастливых родителей. В этом же доме в Москве, уже спустя годы, Надежда Васильевна встречала Гоголя, Белинского, Герцена, Тургенева...
Из актёрской семьи — в гувернантки
Мать Наденьки не хотела, чтобы дочь связывала свою жизнь с театром, поэтому будущая актриса не сразу решилась продолжать семейные традиции. Вместо театрального училища, обычного пути для всех актёрских детей того времени, Рыкаловы отдали восьмилетнюю Надю в частный пансион фон-дер-Пален на Девичьем Поле. Несмотря на то, что актёрское призвание проявилось в ней уже тогда, мать (рано овдовевшая, а потому вынужденная с тревогой думать о том, как добыть средства на кусок хлеба) не разделяла её стремлений, и готовила дочь к сдаче экзамена на звание домашней учительницы. Выйдя из пансиона, где она проучилась шесть лет, Надежда Рыкалова продолжала своё образование дома, под руководством дяди, а также молодого преподавателя по фамилии Катков, который впоследствии, в эпоху 60-70 годов, станет известным публицистом, редактором "Московских Ведомостей".
В 1840-м году молодая женщина сдала экзамены в университете по пяти предметам у профессоров Т. Н. Грановского и И. И. Давыдова. Это сейчас подобное кажется нам обыденностью, но в первой половине XIX века женское образование в нашей стране ещё не было общедоступным. Поэтому свидетельство, полученное в университете, составляло предмет гордости Надежды Рыкаловой, а похвала "самого Тимофея Николаевича" стала одним из любимых её воспоминаний. Получив драгоценный документ, девушка определилась в гувернантки в зажиточную семью С. С. Мельгунова. После смерти матери Надежда Васильевна должна была сама заботиться о дальнейшем своём материальном обеспечении, — поддержка родных не могла покрыть все расходы. Но педагогическая деятельность так её и не увлекала, не находила никакого отклика в её душе, тайно стремившейся к сцене. Любимым её удовольствием так и оставалось посещение театра, любимым занятием — чтение стихов и декламация.
Прошло пять лет. Видя, что племянница так и не оставляет мечты о театре, Пётр Гаврилович решился помочь ей подготовиться к дебюту. В промежутке с 1841 до 1846 года Рыкалова проводила лето в Кускове, и там, на дачной сцене, под руководством дяди, пробовала себя в драматическом искусстве. Здесь же, в крепостном театре Шереметьева, где Степанов ставил спектакли в качестве режиссёра, и состоялось её первое выступление.
Для дебюта в Малом театре были подготовлены роли Елены Глинской ("Елена Глинская" Н. Полевого), Марины Мнишек ("Смерть Ляпунова" И. Тургенева) и Гризельды ("Отцовское проклятие" Ж.-Б. Грёза).
28 марта 1846 года в присутствии Гедеонова, Верстовского и режиссера Беккера ей было устроено закрытое испытание в «Елене Глинской». А в августе 1846 года дирекция "пробовала" молодую актрису в "Мирандолине" Гольдони, пьесе, которую позже будет неоднократно играть вместе со Щепкиным. После удачного дебюта на публике с актрисой был заключен контракт на 500 рублей в год – самый большой оклад того времени. И с того момента вплоть до 1891 года Надежда Рыкалова служила в Малом театре, сначала выступая в драматических ролях, потом перейдя на амплуа старух.
Влияние такого превосходного комика, как Степанов, конечно, не могло не оказаться прекрасной театральной школой. Многочисленные гости семьи, в том числе великий трагик М. С. Щепкин, тоже были живы в памяти начинающей актрисы. Но "театральной атмосферы детства", конечно, оказалось недостаточно. Новое начальство командировало Рыкалову в Петербург, изучать мастерство русской, французской и немецкой трупп, игравших с Пасхи до начала осени. Близкое, постоянное, почти ежедневное наблюдение в столице сразу трёх разных коллективов, два из которых были иностранными, не прошло бесследно: оно углубило дарование Рыкаловой и одарило её тем разнообразием оттенков, которое впоследствии так украшало её исполнение. По возвращении Рыкалова сразу заняла амплуа драматических любовниц и светских девушек въ комедиях. Одной из лучших её работ того периода стала трудная роль несчастной невесты Иоанна Грозного, Марфы Собакиной в драме Мея "Царская невеста". А Мирандолина ("Трактирщица" Гольдони) привела в такое восхищение И. С. Тургенева, что он, вдохновившись игрой Рыкаловой, даже написал для неё одноактную пьесу "Провинциалка".
Тридцатилетняя "старуха"
В теперешней библиографической редкости, "Драматическом альбоме" за 1850 год, издававшемся Араповым, можно прочесть такие строки: "Характер игры Рыкаловой хорошо обозначился в двух пьесах, "Поездка за границу" и "Комедия без свадьбы", в них манерами и приличием тона она вполне соответствовала достоинству изображаемых лиц". Речь идёт о комедиях М. Загоскина и Н. Сушкова, популярных и любимых публикой, требующих яркой характерной игры в соответствующем жанре. Что касается трагического репертуара, всё было гораздо сложнее... Правда, когда в Москву на гастроли прибыл прославленный трагик Василий Каратыгин, чтобы сыграть для москвичей Скопина-Шуйского и Велизария, в партнёрши ему назначили именно Рыкалову. Однако отзывы о её игре были прохладными. Рецензенты признавали и старательность, и серьёзность... но отмечали, что "героические роли не в средствах Рыкаловой". Через шесть лет на сцене Малого вспыхнули звезды Никулиной-Косицкой и Медведевой, и стало окончательно ясно: Надежда Рыкалова должна уступить им роли молодых женщин, перейдя на возрастных героинь. Что она, смирившись со своей участью, и сделала, взяв на себя репертуар "grande-dame", а в 31 год уже и комических старух.
Казалось бы, обидно и несправедливо... Но внезапно, именно в этом репертуаре, талант Рыкаловой расцвёл, заиграл свежими красками, дал актрисе возможность проявить всё богатство присущего ей художественного понимания быта, житейских отношений, женских характеров. К тому же, у Рыкаловой никогда не было ни особенных амбиций, ни иллюзий по поводу широты своего актёрского диапазона. Стремление первенствовать, привлекать к себе исключительное внимание, быть центром всеобщего интереса, — всё это не про неё. Потому и переход на возрастные роли, который всегда является для молодой актрисы неким актом самопожертвования, произошёл у Рыкаловой легко и безболезненно.
Оглушительный успех имела Надежда Васильевна в первой же большой "старческой" роли — Атуевой в "Свадьбе Кречинского" А. В. Сухово-Кобылина, поставленной в Малом театре в бенефис С. Шумского, выступившего в главной роли. Щепкин играл Муромского, Пров Садовский — Расплюева. По иронии судьбы, эта роль досталась Рыкаловой почти случайно. Утром 27 ноября 1855 года, придя на последнюю репетицию перед премьерой, Сухово-Кобылин неожиданно узнал, что у Софьи Акимовой, репетирующей Атуеву, умер муж, и она не в состоянии играть. Решением дирекции роль передана Рыкаловой. Говоря современным языком, это был экстренный ввод... Александр Васильевич в ужасе бросился за кулисы, "проходить текст" с новой артисткой, а вечером записал в дневнике: "Репетиция была без толку. Учили Рыкалову. Она плоха..."
Ни автор пьесы, ни Надежда Васильевна, конечно, не знали ещё, что исполнение Рыкаловой роли Анны Антоновны Атуевой войдёт в историю театра как образцовое, и артистка будет участницей всех трёх триумфов: премьеры 1855 года, юбилейного спектакля 1895 года и волковских торжеств 1900 года в Ярославле. Через 40 лет после премьеры, когда уже не будет в живых почти никого из её участников, Атуева-Рыкалова – в 293 раз! – выйдет на
сцену, придирчиво осмотрит гостиную в московском доме Муромских, кликнет Тишку, строго спросит его: «Колокольчик немец принес?» И зал снова взорвётся овациями...
Кабаниха — первая в истории театра
Расцвет творчества Рыкаловой связан с драматургией Александра Николаевича Островского, который высоко ценил её талант. Она переиграла чуть ли не весь репертуар драматурга: Анфиса Карповна («Старый друг лучше новых двух»); Бальзаминова («Свои собаки грызутся, чужая не приставай» и «За чем пойдешь, то и найдешь»); Уланбекова («Воспитанница»); Барабошева («Правда – хорошо, а счастье лучше») и другие роли. Недосягаемой вершиной стал образ Марфы Игнатьевны Кабановой ("Гроза").
Первое представление "Грозы" в Малом театре состоялось 16 ноября 1859 года. На репетицию была дана лишь одна неделя, Рыкалова заболела, и прохворала все семь дней. Островский в полном отчаянии написал ей записку, умоляя ее приехать, хотя бы на одну репетицию. Рыкалова приехала в субботу вечером, полубольная; ей показали места, и она стала играть, настолько просто было в те наивные времена назначение режиссуры. Однако после первой же фразы Кабанихи Островский зааплодировал, захлопали и все участники репетиции. Так верно, так мастерски был взят тон; автор от страха перешел сразу к восторгу, и суеверный Островский молил лишь об одном, чтобы не говорили об этом самой Рыкаловой, иначе "она испортится". Но Кабаниха не испортилась; менялись Катерины, Никулину-Косицкую сменила Федотова, Федотову - Ермолова, Рыкалова неизменно оставалась Кабанихой, и притом превосходной" (Кара-Мурза С Г., "Малый театр, очерки и впечатления").
Сохранилось множество восторженных рецензий об этом исполнении, и многие отмечали своеобразие сценической речи Рыкаловой в спектакле, благодаря которому характер личности становился как-то особенно виден. Интересная деталь: современники Островского упоминают в мемуарах, что драматург любил составлять впечатление об актёрской игре именно по голосам, без помощи мимики и жеста. Даже интонаций, их разнообразия Островский недолюбливал. "Поровнее бы", – часто слышал от него просьбу актёр. Как же точно звучала речь Кабанихи, если сам автор пришёл в восхищение!
После премьеры "Грозы" развернулась бурная полемика... Одних потрясла история Катерины, другие осуждали появление на императорской сцене "неприличной" истории неверной купеческой жены. Щепкин, давний друг и учитель Рыкаловой, примкнул к гонителям пьесы. Он даже написал одному из рецензентов, хваливших Островского, письмо, полное негодования и сарказма. Особо указывал Михайло Семенович на два действия, которые происходят за кустами. "А что, если бы это было на сцене? Вот бы эффект был небывалый! Позвольте мне остаться при моем невежестве и смотреть на искусство своими старыми глазами!"
Известно, что Островский и Щепкин относились друг к другу несколько настороженно, если не сказать — неприязненно. Рыкалова, искренне любившая обоих, была этим раздосадована. Щепкин был для неё вторым отцом и надёжным партнёром по сцене, с которым она выходила на сцену 17 лет (в одной только "Свадьбе Кречинского" более 300 раз!); а Островский писал для неё роли... и именно ему она была обязана важнейшей из своих актёрских побед. Но так нередко случается между людьми искусства. Дружба Надежды Васильевны и Щепкина не прерывалась до самой смерти великого артиста, и Рыкалова с тяжёлым сердцем провожала его в последний путь: "В театре смерть М. С. Щепкина прошла мало замеченной. Начиналось сильное влияние А. Н. Островского, а его сердцу М. С. Щепкин был мало любезен..."
Помимо драматургии Островского, Надежда Васильевна играла в Малом театре самые разные возрастные роли — в одном только "Горе от ума" Грибоедова их было три на протяжении актёрской карьеры (Наталья Дмитриевна, Хлёстова, Графиня-бабушка). Преподаванием не занималась, но советы, если её просили, охотно давала. Н. Ф. Скарская пишет, как отец водил её к Рыкаловой: "Она меня прослушала и в заключение нашего свидания, сделав мне несколько указаний и дав несколько советов, показала, как актриса должна уметь смеяться и плакать — слезы без всяких приготовлений так сами и полились у нее из глаз. Этого мне никогда не забыть и никогда, кажется, не овладеть таким искусством, каким владела Рыкалова!»
Отставка и последние годы жизни
В 1891 году актриса была вынуждена покинуть Императорскую сцену, чуть-чуть не дослужив до полувекового юбилея. Это не было её желанием. Вот что пишет об этом событии театральный критик М. Ниротморцев: "С болью и горечью в сердце вспоминают оставшиеся в славных рядах Малого театра один из самых больших грехов и несправедливых фактов казённо-театрального режима — увольнение Н. В. Рыкаловой (...) Кому-то из ПРОТЕЖИРУЕМЫХ понадобилось место, и маститая артистка, посвятившая всю себя этой сцене, осталась за бортом..." Отставка артистки вызвала возмущение в публике и прессе. Критик С. Васильев утверждал, что Рыкалова «в качестве славного и заслуженного ветерана должна была бы украшать труппу нашего Малого театра, если не своею постоянной деятельностью, становящейся обременительною в известные лета, то простым фактом своей принадлежности к труппе. Артисты "земно" кланялись расстававшейся с ними ветеранке их сцены; публика выражала ей своё сочувствие таким грохотом рукоплесканий, какого я и не слыхивал на театре... Почему нас заставляют прощаться с нею?!».
Увы, ничего поделать уже было нельзя, и 12 декабря 1891 года состоялся прощальный бенефис Рыкаловой. Впервые была дана пьеса Л. Н. Толстого "Плоды просвещения", где она играла княгиню. Зрители не могли отделаться от ощущения, что происходит огромная ошибка; что артистка ещё многое может, и могла бы не один год радовать публику. И театральная Москва оказалась права. Рыкалова ушла на частную сцену, а в 1894 году отпраздновала 50-летие творческой деятельности в Театре Корша. Лишь после этого актриса окончательно покинула сцену. Ей предстояло прожить ещё больше двадцати лет, но эти долгие годы прошли в разлуке с театром, одиночестве и слепоте.
5 января 1914 года её хоронили: был морозный день. Гроб, поддерживаемый А. Южиным и О. Правдиным, вынесли в траурной колеснице, и небольшая процессия двинулась к Ваганьковскому кладбищу.