Первая в истории театра исполнительница роли Катерины в "Грозе" блистательная актриса Малого театра Любовь Павловна Никулина (в девичестве Косицкая) прожила недолгую, но необычайно яркую жизнь, события которой вполне могли бы стать основой увлекательного сериала: детские годы в крепостной зависимости, бедность и унижения, служба горничной в богатом купеческом доме, материнское проклятие из-за решения поступать на сцену... История безнадёжной любви А. Н. Островского к своей музе известна многим, как и то, что Никулина-Косицкая отвергла великого драматурга ради бессовестного юного повесы, купеческого сынка, который тянул из неё деньги, и в итоге бросил, разорившуюся и смертельно больную. Но — обо всём по порядку.
Горемычное детство
Семья Косицких принадлежала жестокому помещику, который любил издеваться над дворовыми людьми. Люба родилась в 1829 году в доме этого барина, который сам говорил, что "не сыт, пока не измучит кого-нибудь, без этого и обед не в обед!" Как-то сразу 6 человек дворовых устроили побег из Ждановки, и отец Любы, как старший, был обвинен в пособничестве. Его осудили, не слушая оправданий, и в кандалах отправили в Нижний Новгород. Мать, шестилетняя Люба и ещё пятеро ее братьев и сестёр отправились за ним.
Когда "преступника" наконец выпустили на свободу, он категорически отказался возвращаться: "Пусть меня в Сибирь сошлют или забреют в солдаты, только не назад!" В конце концов семейство было продано другому господину — Косицкий стал дворецким, его жена ключницей. По сравнению с первым хозяином второй казался ангелом, но Любу невзлюбила хозяйка. Каждый раз, едва увидев её, норовила ударить, ущипнуть до крови, вырвать клок волос, а за то, что семилетняя девочка осмелилась съесть барскую конфету, госпожа била её головой о стену — так сильно и долго, что Люба на время даже потеряла память... Так и продолжалась длинная череда переходов из одного господского дома в другой.
В мемуарах Любовь Павловна вспоминала: "Бывши ещё ребёнком, я любила мечтать, и сколько раз оставалась без обеда и чаю, замечтавшись на берегу Волги! Меня так и прозвали бродягою мечтательной... там и находили не раз уснувшей, с опухшими от слёз глазами. Игру в куклы я не любила, расхаживала по горам и долинам, любя до страсти слушать, как журчит река по камешкам..." Этими воспоминаниями, уже будучи актрисой, Косицкая делилась с Островским. Впоследствии они нашли отражение в знаменитых монологах Катерины.
Выкупиться из крепостных Павлу Косицкому и его семье удалось, когда Любе шёл девятый год. Правда, воля принесла свои заботы — пришлось биться за кусок хлеба. Девочка помогала матери: стряпала, мыла, убирала, стирала бельё в корыте и сама таскала полоскать его в Волге. От беспросветной нужды Косицкий пристрастился к выпивке, и стал спускать в кабаке с таким трудом добываемые скудные средства. Учиться Любе было некогда, она осваивала рукоделие, чтобы с продажи вышивки и шитья прокормить себя, не быть обузой семейству. Читать её с грехом пополам научила мать, а писать она пыталась самостоятельно, срисовывая буквы со страниц книги закона Божьего.
Встану ранёшенько и уйду в сад, возьму, разумеется, работу. У нас сад был русский, навроде леса... примощусь, работаю и песенки попеваю. И так одной хорошо и привольно! Наказание было идти домой обедать... (Никулина-Косицкая Л.П., "Записки")
Первая встреча с театром
Когда Любаше исполнилось двенадцать, не выдержав упрёков матери в "дармоедстве", постоянной брани, скандалов и отцовского пьянства, она нанялась горничной к богатой красавице-купчихе Прасковье Долгоноговой. Встреча эта оказалась судьбоносной: в один прекрасный день хозяйка взяла Любу с собой в театр. Было это 29 декабря 1843 года. Девочка была потрясена спектаклем настолько, что на следующий день заболела, повторяя в лихорадке: "Как же хорошо в театре!.. Как хорошо..." Купчиха с мужем смеялись над ней во время представления, а Люба "вся обратилась в слух и зрение, всё и всех забыла... казалось, вся жизнь перешла в актёров", и в сердце своём уже видела себя на сцене.
Узнав об этом случае, мать запретила дочери ездить туда, где царит грех. Но Любу было уже не остановить, несмотря на искреннюю религиозность и покорность божьей воле... Каждый день она начинала с вопроса: "Госпожа, когда же мы опять поедем в театр?"
"Душа моя отделилась от тела и перешла туда, на сцену; для меня пропал мир земной. Я поняла, что там моя жизнь. Хоть ты, театр, и грех, но я буду твоя!" (Никулина-Косицкая Л. П., "Записки")
Через два дня после того, как юная горничная упала в ноги Долгоноговой, умоляя помочь ей поступить на сцену, на вечерний приём был приглашён директор театра И. А. Никольский. Состоялось прослушивание: Любу попросили спеть под фортепиано, а потом хозяйка полушутливо сказала гостю, что может дать ему певицу и актрису, которая буквально сошла с ума, бредит театром, и будет ему полезна. Никольский сомневался: уж очень молода... Но девочка так плакала, целуя ему руки, и так просили его помочь супруги Долгоноговы, что он сдался. Первый контракт Любови Косицкой был подписан: жалованье 15 рублей ассигнациями, квартира в театральном доме с отоплением и освещением, роли молодых крестьянок и служанок.
Мать Любы долго молчала, ошарашенная новостью. А потом закричала в бессильной ярости, что задушила бы дочь ещё в колыбели, если бы знала и ведала о таком позоре. "Лучше утопись, а в театр не ходи. Умри, я с радостью схороню тебя! Посмеешь ослушаться, прокляну..." В отчаянии мать пыталась запереть Любу в монастырь, обещала найти богатого жениха, вся семья просила, убеждала, грозила, но всё было напрасно. Решимость молоденькой девушки, внезапно обнаружившей своё призвание, была непоколебима: "Если не театр, то Волга велика, и в ней мне место найдётся!" Общение с матерью было на этом окончено навсегда. Отец, как обычно, пьяный, благословил дочь образочком и сказал: "Не приходи сюда больше... заедим мы тебя..."
Луиза, Офелия, Дездемона, Катерина...
С этой трагической житейской биографией приходит будущая великая артистка на сцену, сперва на провинциальную (Нижний Новгород, Ярославль, Рыбинск), а затем, после 2 лет учёбы в Московском театральном училище, в Малый театр. Дебютировав на его сцене 16 сентября 1847 года в роли Луизы в драме Ф. Шиллера «Коварство и любовь», Косицкая осталась в Малом на целых двадцать лет.
Её путь к успеху не был усыпан розами, работать пришлось много и тяжело: полуграмотной девочке с плохим зрением поначалу приходилось тратить массу времени на то, чтобы просто прочитать роль, не то что выучить... Над её простонародной манерой петь и танцевать насмехались в труппе, внешность критиковали. Сохранился в истории оскорбительный отзыв графини Е. Ростопчиной, где она презрительно называет Косицкую "противным существом с головой вроде неправильной дыни... выходит какой-то простофилей, какой-то глупой и вечно улыбающейся девчонкой. Что за гнусный, холопский выговор!» Тем не менее, врожденная музыкальность, редкий дар искренности на сцене, и главное — любовь к театру, вера в себя и невероятная работоспособность превратили Косицкую в настоящую "звезду". Она упорно училась, не жалея себя, осваивала классический вокал, танец, пыталась учить французский язык... При полной занятости в репертуаре это было почти невозможно, но упрямая артистка не сдавалась. Важной и полезной школой стало творческое и человеческое общение с мастерами Малого театра: М. С. Щепкиным, П. С. Мочаловым, В. И. Живокини.
Тема трагической жертвенности проходит через все сценические образы Косицкой. Одной из лучших ее ролей становится роль Марии в мелодраме "Материнское благословение" А. Деннери и Г. Лемуана. Критики хвалили артистку за подлинность переживания и "натуральность", бесспорную правду исполнения, подкупающую силу переживания. Поговаривали, правда, что ей не даются комедийные и водевильные роли, требующие юмора и остро отточенной техники — но и тут Никулина-Косицкая вняла упрёкам. На премьере спектакля "Не в свои сани не садись" она дала волю комедийной стихии в своей игре, словно подсмеиваясь над своей героиней, конфузливой, немного неуклюжей, простоватой. Но вскоре комедия оборачивалась драмой...
С огромным успехом играет она целый ряд шекспировских ролей. В романтической афише она — первая из первых, и её даже называют "Мочалов в юбке". Но, пережив своего великого современника, Любовь Косицкая находит себя в русском национальном репертуаре Островского.
Отлично знающая мещанскую и купеческую среду, многое испытавшая во время своих странствий в юности по ярмарочным городам на берегу Волги, актриса с особой глубиной рисует судьбу русской женщины, выступив первой — и непревзойдённой, по откликам современников, Катериной в "Грозе", замечательной Груней в "Не так живи, как хочется", Ларисой в "Бесприданнице" и других. Со всей страстностью "актрисы нутра", в масштабах высокого трагического образа, говорит она словами Островского своё новое слово, выступая родоначальницей русских драматических актрис нового времени — в первую очередь, Стрепетовой и Ермоловой.
"Не лишайте меня этого чувства..."
В 1851 году Любовь Косицкая вышла замуж за актёра Никулина, человека ревнивого и амбициозного. Александр Николаевич Островский тоже был не свободен. Он жил гражданским браком с Агафьей Ивановной, простой женщиной из мещанского сословия. Вспыхнувшая любовь драматурга к актрисе стала для неё не столько романтическим приключением, сколько проблемой: она ценила Островского как друга, могла разговаривать с ним дни и ночи напролёт, но ответных нежных чувств не испытывала. Сказать об этом открыто и честно Любовь Павловна боялась — от отношения к ней Александра Николаевича зависело распределение ролей в театре. Сначала она просто просила Островского быть сдержаннее и вспомнить о долге перед семьей. Но позже в одном из писем она всё же решается:
«…я горжусь любовью вашей, но должна потерять её, потому что не могу платить вам тем же, но потерять дружбу вашу — вот что было бы тяжело для меня, не лишайте меня этого приятного и дорогого для меня чувства, если можете».
Островский попросил о последнем объяснении... И узнал, что Любовь Павловна полюбила другого — молодого красавчика, избалованного сына купца Соколова, осыпавшего её розами после каждого спектакля. Что мог почувствовать в этот момент человек, написавший пьесу о Катерине? Как мог он удержать её — потерявшую голову, охваченную страстью?.. Он же сам создал бессмертный образ героини, которая говорила со сцены всему миру о том, что там, «где есть любовь, там нет преступления»… Мотив грозы в природе, который проходит через всю пьесу, олицетворял грозу, собирающуюся и разражающуюся над Катериной, внутренне свободной и прекрасной женщины с берегов Волги.
Ему оставалось только отступить. Он пытался справиться со своим чувством, но иногда неудержимая сила влекла его к театру, и он ждал Любовь Павловну у выхода... близко не подходил, только кланялся издали. Последнее письмо, которое Островский получил от Любови Павловны, датировано 1865 годом. В нём она просит оставить её в покое навсегда.
«Я пишу Вам это письмо и плачу, все прошедшее, как живой человек, стоит передо мной: нет, не хочу больше ни слова, прошедшего нет больше нигде…»
Через три года, в 1868 году, Любовь Никулина-Косицкая умерла от рака. Ей был сорок один год.
