Третья часть воспоминаний Зеленого дембеля об армейской молодости. Предыдущую часть читайте тут.
* * *
На следующее утро, прямо во время завтрака я столкнулся с дежурным по части. Дежурным в то утро был замполит - капитан Канавин. Он поморщился, как от головной боли, завидев экс-библиотекаря:
- Где Бейзиев?
- В медсанчасти, товарищ капитан! - молодцевато рапортовал я.
- Уже? Что ты с ним сделал?
- Живот прихватило, Соловец говорит - гастрит.
- Плохо. Борова надо заколоть, тут ревизия из Москвы приехала, - как-то сам себе произнес замполит.
Потом резко поднял голову:
- Короче. Туша к двенадцати должна быть готова. - и зашагал к выходу из столовой. У дверей Канавин остановился и повернув в пол-оборота голову произнес металлическим голосом:
- Опаливать не надо!
После чего продолжил движение с выправкой бывшего кремлевского курсанта.
* * *
Я стал осмысливать поставленную задачу. Вахид, который всегда колол свиней, передвигался по санчасти в позе рыболовного крючка. Я свиней до армии видел исключительно по телевизору. Решение пришло само собой: Бейшан ее замочит...
Но Бейшан, услышав о предстоящем деле, затряс шишками и залопотал:
- Рубить могу, палить могу, колоть не могу... Н-э-э-т.
Терять лицо перед придурком «деду», хоть и «зеленому», не пристало.
- Ладно, говорю, придется тебе показать, как расправлялись с вепрями мои предки.
Бейшан согласно закивал головой. Каких именно предков я имел в виду, я уточнять не стал. Но осмотрев здоровенного борова с сомнением отложил предложенный Бейшаном длинный нож и приказал принести здоровенный топор для разделки туш, больше похожий на секиру:
- У меня своя метода!..
Боров злобно поглядывал на меня заплывшими глазками и поэтому я предложил простой и гениальный план: Бейшан заливает ему в кормушку помои и когда свин принимается за жратву я наношу смертельный разящий удар ему по загривку. Если голова не отлетит - сразу добиваю.
Как и ожидалось, ненасытная скотина тут же принялась чавкать свою последнюю пайку, я же, собравшись с духом, взмахнул топором...
Может глазки у борова недостаточно заплыли, может пахнуло от топора кровью и смертью, только в самый последний миг он отпрянул от кормушки. Топор, вместо того, чтобы обрушиться на загривок, вскользь распорол шею животного.
* * *
Этот миг будет до кончины сниться мне в страшных снах: на моих глазах неповоротливый шмоток сала превратился в трехсоткилограмовое чудовище. В дикого раненого вепря - ужас первобытного охотника.
Я едва успел отпрянуть от досок загона когда зверь со страшным ревом обрушился на них... Щепки полетели, но первый удар доски выдержали. Второго я ждать не стал.
Я бежал так, как наверное никогда уже на побегу. С легкостью птицы пролетая над ведрами, лопатами, прочим хламом вперед - к светлому прямоугольнику входа. Этот спасительный свет, омраченный силуэтом Бейшана (тупой - тупой, а бежал впереди!) олицетворял саму жизнь. Сзади черная сила доламывала доски и я затылком чуял ее зловонное дыхание...
Во дворе неуклюжий Бейшан с ловкостью ниньзя метнулся по стене и воткнул свое долгое туловище в какую-то дыру под самой крышей свинарника, оставшиеся на воле ноги он подогнул. До него боров не достал бы. Я метнулся туда-сюда по загону - тщетно. Ощутив в руках тяжесть топора (как уж я его не бросил?) хотел было выломать доски и тут услышал топот.
Прижавшись к забору спиной я замер.
* * *
Наверное, так же себя чувствовали ополченцы на льду Чудского озера. Прильнув плечом к плечу, ухватывая поудобней рукояти кистеней, чеканов, топоров и вглядываясь в темную полосу, на глазах превращавшуюся в боевой строй тевтонцев - в свиную голову.
Морда борова с красными глазами, вываливающимся языком и страшной раной на шее показалась в дверном проеме, он шел на меня поматываясь. Видно, достал я его все же. Кровь толчками выплескивалась из его огромного тела, а он шел на врага, движимый только желанием размазать его по стене...
Не знаю, что кричали ополченцы на льду Чудского озера. Наверное тоже, что и я. Хотя, говорят, мат - изобретение татар. Не верится. Уж больно органично он отражает чувства, переполняющие склонную к надрыву русскую душу.
Всю свою ненависть, весь свой страх вложил я в этот крик и удар, обрушенный на череп несчастной скотины. На! На! Запах крови, вид уже пораженного насмерть врага, тяжесть оружия сотни поколений лесорубов и землепашцев - все это всколыхнуло и выплеснуло наружу что-то древнее и страшное. И я наносил один за другим тяжкие становые удары. Пока не пропел петух...
- Отставить! - в проеме двери с повязкой дежурного на руке стоял капитан Канавин. Первый крик у него сорвался на дискант, он судорожно глотнул воздух, поднял глаза от туши на меня:
-Отставить, - на этот раз уже нормальным, но жутковато - глухим голосом повторил замполит. Потом опять опустил глаза: в борове все еще что-то дергалось и шевелилось. Его распластанное тело, вбитое в навозно-кровавое земляное месиво представляла собой малоприятное зрелище и напоминало жертву подрыва на противотанковой мине.
У меня что-то оборвалось в животе. Я едва успел отвернуться от офицера, чтобы не обдать его блевотиной.
Откуда-то из-под крыши жалобно завыл Бейшан.
