Девочка, которой было отмерено всего 11 лет жизни, больше половины из этого короткого срока боролась со смертельной болезнью. Врачи давали от силы два месяца, а она прожила ещё шесть лет. Прожила благодаря рисованию, которое любила больше всего на свете.
Теперь это имя знают многие: Саша Путря, талантливая художница, девочка, которая мечтала улететь на Сириус – самую яркую звезду ночного небосклона. Она оставила после себя более 2200 работ: 46 тетрадей с рисунками, шаржами и стихами, а также вышивки, фигурки из пластилина, мягкие игрушки, поделки из бисера и цветных камешков. Жизнь талантливого ребёнка была до краёв наполнена яркими красками, радостью созидания, светом, добротой, и даже Смерть не сразу нашла лазейку, чтобы просунуть свою костлявую руку.
Маленькая Саша начала рисовать в трёхлетнем возрасте и так уверенно держала в руке карандаш и кисточку, как будто родилась с ними. Отец – профессиональный художник Евгений Васильевич Путря – сразу увидел в детских рисунках признаки истинного таланта, но относился к увлечению дочери с большим тактом и чуткостью: не «давил» авторитетом, не навязывал своё мнение, просто наблюдал и старался создать девочке все условия для свободного творчества.
«Вся наша квартира, ванная комната, кухня, туалет, двери шкафов [были] разрисованы до той высоты, куда доставала она рукой», – вспоминал он. «Как-то спрашиваю: «Доця, а почему ты рисуешь на днище стула? Бумага закончилась?» «Ой, а как ты увидел?!.. Знаешь, за бумагой надо бежать в другую комнату, а мне некогда!»
Сашенька рисовала часами, не отвлекаясь и не уставая. Пухлые ручки и круглые щёчки вечно были перепачканы фломастерами и акварельными красками – так она и засыпала, сама похожая на живой рисунок. «Когда вырасту большая, стану художницей и буду рисовать с утра до вечера. Даже ночью», – заявляло юное дарование, досадуя, что нужно прерываться на сон.
Евгений Васильевич превратил спальню маленькой двухкомнатной квартиры в мастерскую, поставив два стола: для себя и для Саши. Теперь отец и дочь творили рядом, не мешая друг другу. Когда Саша хотела показать свой рисунок, она оставляла на отцовском столе записку: «Папа, приходи!», или тихонько, как мышка, подходила сбоку, обнимала и спрашивала: «Ты очень занят? Посмотри, пожалуйста, что у меня получилось».
Они были очень близки – вместе гуляли, постигали окружающий мир, любовались его красотами, мечтали, играли, сочиняли сказочные истории. Рисовать Саша любила под музыку: «Голубой щенок», «Али-баба и сорок разбойников», «Приключения Буратино», «Принц и нищий», «Бременские музыканты», «Приключения барона Мюнхгаузена», «Три мушкетёра», «Старик Хоттабыч», «Приключения капитана Врунгеля», записанные на грампластинки, рождали в её голове красочные образы.
Девочка развивалась поразительно быстро, и на глазах изумлённых родителей формировался совершенно самобытный, ни на что не похожий художественный стиль. Отец предпринял деликатную попытку обучать Сашу по академической программе – с рисованием этюдов, натюрмортов и различными техническими приёмами, но встретил мягкое и при этом совершенно непреклонное сопротивление.
Маленькая художница руководствовалась исключительно собственной интуицией и впечатлениями, перенося на бумагу всё многообразие своего тонкого, чистого, удивительно богатого внутреннего мира.
Копировать Саша не любила, предпочитая рисовать по памяти. «Моделями» становились герои кинофильмов, случайные прохожие, «мамины студентки» (Виктория Леонидовна преподавала в музыкальном училище) и родственники, которых причудливое воображение маленькой мастерицы облачало в диковинные наряды. Портреты и рисунки щедро раздаривала друзьям и родным; открытки к праздникам и дням рождения тоже рисовала сама, придумывая тексты поздравлений – иногда в стихах.
В обширной отцовской библиотеке чаще всего брала с полок богато иллюстрированные книги «Рисунки Дюрера», «Дюрер и его эпоха», подолгу разглядывала их в перерывах между рисованием.
Поразительно, но в фаворитах у такой крохи стоял немецкий живописец и гравёр XVI века Ганс Гольбейн, а картину ещё одного немецкого художника эпохи Северного Возрождения Альбрехта Альтдорфера – «Битву Александра», эпическое полотно, изображающее сражение Александра Македонского с Дарием – Саша рассматривала с лупой в руках, любуясь фантастическим небом, разверстым над полчищами всадников.
Любила она и детские книжки с иллюстрациями, и картины Виктора Васнецова, овеянные духом былин и преданий, однако на первом месте всегда оставался Дюрер, и даже отец-художник не мог бы ответить, почему маленькая девочка отдавала ему предпочтение.
Беда грянула как гром среди ясного неба. Саше было пять лет, когда на фоне полного здоровья у неё вдруг стала повышаться температура. Родители сразу обратились к врачам, но те долго не могли поставить диагноз. Наконец враг был обнаружен: острый лимфобластный лейкоз атаковал систему кроветворения и иммунную систему ребёнка, стремительно подбираясь к внутренним органам и нанося сокрушительные удары по хрупкому маленькому организму.
Прогноз звучал неутешительно – Саше оставалось не больше двух месяцев жизни, – но дети не знают страха смерти и не предаются унынию, как взрослые. От недуга, болей, жара, плохого самочувствия девочка спасалась рисованием, просиживая за столом по 8-10 часов в день. Когда самочувствие ухудшалось настолько, что необходимо было лечь в больницу, Сашенька и там не оставляла своего занятия.
Бывало, отец, навещая дочь, спрашивал жену, которая лежала вместе с ней:
– Как Сашенька? Рисует?
– Да. Смотри, сколько успела!
И Евгений Васильевич понимал, что девочке легче. Если же дела обстояли совсем плохо, Виктория Леонидовна лишь разводила руками.
«Искусство подарило Сашеньке 6 лет жизни. Она отвлекалась от своих проблем, от своей боли, уходила с головой в творчество. Я даже знала – если Саша рисует, значит, всё хорошо. Но если забрасывает любимое дело, не притрагивается к кистям и карандашам – беда, обострение близится. Даже по цветам красок определяла её состояние. Если всё хорошо, Сашенька использовала свежие тона в рисунках – зелёный, голубой, салатовый... Когда она рисовала красным, коричневым, я понимала, что надо срочно бежать в больницу и сдавать анализы», – вспоминала мама.
Кроме несомненного художественного дарования все отмечали кроткий и дружелюбный нрав Сашеньки. Её любили все: и доктора, и нянечки, и маленькие пациенты. Терпеливо перенося болезненные процедуры, стойкий солдатик Саша Путря оставалась улыбчивой, ласковой и доброжелательной. В её палате не умолкал детский смех; вокруг тумбочки, которую Саша приспособила для рисования, толпилась ребятня, галдя и наперебой упрашивая что-нибудь нарисовать. «Нарисую, нарисую! Всем нарисую!», – отвечала она.
Несмотря на страшный диагноз и негативный прогноз, девочка не только вышла из больницы, но даже пошла в первый класс. Училась с удовольствием, много читала – Дюма, Гюго, Пушкина, Гоголя, Твена, Купера, Стивенсона. «Каждый вечер после программы «Время» ложились с мамой в кровать и читали до «мотыльков» в глазах», – делился Евгений Васильевич.
Врачи не рекомендовали Саше находиться на ярком солнце, поэтому на прогулку они с папой выходили рано утром или вечером, когда спадала жара. Садились на велосипед и колесили по окраинам, паркам, скверам, ходили по музеям. Рассматривая чучела хомячков и ласок в Краеведческом музее, девочка допытывалась: они умерли сами или их убили? Она очень любила животных: дома жила маленькая собачка, потом к ней в компанию взяли котёнка, там соседи подарили аквариум с рыбками, родители докупили в него тритонов и черепашек, а осенью на балкон прибился чуть живой волнистый попугайчик – бедолагу выходили, так и получился в квартире настоящий «теремок».
Своих питомцев маленькая художница часто рисовала, украшая фантазийными орнаментами и одевая в экзотические одежды.
Любимица класса и учителей, прилежная ученица Саша Путря окончила первый класс с похвальной грамотой, но безжалостная болезнь внесла свои коррективы, и девочка вынуждена была перейти на домашнее обучение.
В 1984, посмотрев фильм о трёх мушкетёрах, Сашенька создала целую серию рисунков с Михаилом Боярским в роли Д`Артаньяна. Она даже написала ему письмо – правда, так и не отправила.
А в 1984 году на экраны вышел «Танцор диско». Посмотрев фильм, Саша влюбилась в Митхуна Чакраборти и с тех пор буквально бредила Индией, её культурой и традициями. Она рисовала юношей и девушек в традиционных нарядах и, конечно, множество портретов властителя девичьих дум. Дома появились книги о древнеиндийской скульптуре и живописи, пластинки с песнями из кинофильмов и множество журналов.
Саша научилась облачаться в сари, а портрет своего кумира всегда носила на груди. «Мы берегли её любовь и тихо радовались её счастью. Так и похоронили её с портретом Митхуна», – вспоминал Евгений Васильевич.
Читайте также:🎬
В сари Сашенька встретила свой последний Новый год. В конце января 1989 года её состояние резко ухудшилось. Снова больничные стены, снова мучительные процедуры… Она понимала, что умирает, и больше не хотела бороться. «Я устала», – произнесла девочка, которая верила в иные миры и в то, что со смертью ничего не заканчивается.
22 января Саша нарисовала автопортрет в образе индийской женщины, а незадолго до своего ухода попросила отца приложить руку к белому листу и обвела её по контуру. Затем приложила свою ладошку. Этот рисунок обнаружили на прикроватной тумбочке уже после того, как Сашеньки не стало. Справа от белого диска Луны сиял Сириус – самая яркая звезда ночного небосклона…
Саша Путря умерла 24 января 1989 года через 1 месяц и 21 день после своего одиннадцатилетия. Её последними словами были: «Папа, ты прости меня… За всё…»
***
«А помнишь, папа, как мы лежали на траве и смотрели в небо?» – спросила как-то Сашенька и поинтересовалась, видит ли отец, как копошатся крошечные золотые змейки, которых она называла «живчики». Из этих «живчиков» состоит всё живое, пояснила девочка, и когда кто-то умирает, они покидают его и летают свободно. Они знают то, чего не знаем мы, и именно они светятся в нимбах святых…
Больше интересного:
Ранее:
Далее:
✅©ГалопомПоЕвропам
Встретимся на канале!
ШУТЛИВОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ СТАРШЕЙ СЕСТРЕ
Дорогая моя Лера!
Мне найди миллионера,
Но чтоб был он молодой,
И, как папа, с бородой.
Чтоб была у него яхта,
А на вилле така шахта,
Где бы муж мой бородатый
Копал золото лопатой.
Да ещё скажи, что я
Подрасту, его любя,
И поженимся весной,
Только ты дружи со мной!