Глава 6
Когда Никита Гранин переступает порог отделения неотложной помощи клиники имени Земского, то каждый из медперсонала, кто видит его, смотрит удивлённо. У них в головах рождается один и тот же вопрос: «Что он тут делает? Неужели вернулся?» Но дальше вопросов становится больше, поскольку Никита Михайлович натужно улыбается всем, кто его приветствует, только в глазах его смущение: не признаёт никого.
– Ты здесь работаешь? – спрашивает меня Гранин, пока идём по коридору.
– Да, я заведующая этим отделением.
Никита с интересом смотрит вокруг, заглядывает в приоткрытые двери палат, снова кивает кому-то и отвечает «Здравствуйте». Постепенно его лицо от расстроенного (ещё бы: столько людей не узнать!) становится заинтересованным. В них появляется огонёк, и мне это уже нравится. В кабинете предлагаю Гранину чай или кофе, он отказывается и неожиданно спрашивает:
– Можно мне во что-нибудь переодеться? А то я здесь выгляжу, как пациент, – он показывает на свою тривиальную одежду. На нём ботинки, джинсы, рубашка, пуловер и сверху ветровка.
– Да, у нас есть запасные комплекты одежды, – отвечаю и вызываю Катю Скворцову. Она, когда видит Никиту, поднимает брови и тоже с ним здоровается, обращаясь по имени и отчеству.
– Вот, позволь тебе представить, наша старшая медсестра. Человек с опытом и знаниями, достойными одного из лучших врачей нашей клиники, – рекомендую Катю безо всякого пафоса. Она в самом деле такая, то есть способна и доктора заменить при необходимости. Среди среднего медперсонала Скворцова – моя надежда и опора.
– Очень приятно, – Гранин протягивает ей руку, пожимает ладонь коллеги в ответ.
– Катя, найди, пожалуйста, док… Никите Михайловичу во что переодеться, – прошу её. Она согласно кивает и сразу же уходит.
– Даже мои размеры не спросила, – замечает мой гость.
– У неё глаз намётанный, – отвечаю, чуточку лукавя. Не стану же говорить ему, что когда Гранин был главврачом, мы приготовили ему пару комплектов сменной медицинской одежды. На всякий случай, он ведь тогда порой приходил помогать, а в нашем деле выйти из палаты, куда поступил пострадавший, совершенно чистым порой невозможно – в человеке слишком много разных жидкостей.
Скворцова возвращается буквально через пять минут, и я оставляю Никиту в кабинете, давая ему возможность переодеться. В коридоре Катя меня спрашивает с надеждой:
– Он хоть что-нибудь вспомнил?
Вздыхаю, отрицательно мотая головой. Коллега тоже вздыхает, потом возвращается к своим делам. Я стучу в кабинет, захожу и замираю. Передо мной стоит он. Доктор Гранин. Только взгляд другой и выражение лица. Не уверенные, надменные даже, порой жёсткие и властные. Теперь на меня смотрит человек смущённый, неловко себя чувствующий в незнакомой обстановке.
– Что будем делать дальше? – спрашивает.
– Предлагаю тебе стать моим ассистентом.
– Но как же? Я ведь не врач… то есть… не помню ничего.
– Вот и проверим, – подмигиваю и приглашаю следовать за мной.
Нам в регистратуре выдают пациента – крупный мужчина лет 35 в очках. Лежит на койке, но при нашем появлении сразу же предупреждает:
– Не люблю раздеваться.
– Вы же хотите, чтобы вас обследовали, – замечаю на это странное заявление.
– Вы можете просто прослушать мой живот? Там что-то лопнуло. Я слышу странные звуки, – говорит больной.
– Может быть, вы голодный? – спрашивает Никита.
– А по-моему, кровотечение, – слышим в ответ. – Бывает такое после операции?
– Не знаю, я не вижу насквозь, – говорю ему.
– Это насмешка?
– Нет.
– Похоже, – мужчина суживает глаза.
– Нет, я очень серьёзно и хочу вас осмотреть, как только вы разденетесь.
– Вы хотите увидеть меня голым, – говорит пациент.
– Я хочу вас обследовать.
– Пусть лучше он меня осматривает, – больной тычет пальцем в сторону Никиты.
У Гранина брови лезут ко лбу. Не ожидал он такого поворота.
– У вас как с ориентацией? – спрашивает его пациент.
– В пространстве? – не понимает Гранин.
– С половой!
– Да как бы… Обычная, кажется.
– Кажется?!
– Послушайте, вы сюда лечиться прибыли или мою ориентацию обсуждать? – начинает злиться Никита.
– Ладно, смотрите, – нехотя соглашается пациент.
Я даю Никите стетоскоп. Он берёт его, прикладывает к телу мужчины, я с интересом наблюдаю за этим и замечаю, к своей пока ещё очень робкой радости, что действует Гранин профессионально. Не тычет прибором куда попало, а как учили. Причём он реально вслушивается, а потом поднимается и обозначает диагноз:
– Диспепсия желудка.
– Что это такое? – хмурится больной.
– Скажите, что вы ели на завтрак и обед?
Мужчина начинает перечислять, и сразу становится понятно, отчего у него несварение случилось. Столько всякого в себя напихать! Мясо, овощи, фрукты, орехи, шоколад, кофе, хлеб… Когда он заканчивает, назначаю ему рвотное средство – нужно сначала очистить желудок.
– Да, ещё потребуется принимать средства, которые снижают уровень кислотности в желудке и ферментные препараты для улучшения процессов пищеварения, – добавляет Гранин.
Не могу сдержать улыбку. Он вспоминает, это же так очевидно!
Пухлый мужчина остаётся в палате, медсестра приносит ему первый препарат и лоток.
– Может быть, назначить ему диагностику желудка? – спрашиваю у Никиты, закидывая наживку.
– Не нужно, – отвечает Гранин. – Очистит желудок, потом кишечник, дальше станет легче. Судя по симптомам, гражданин просто объелся.
Есть! Улов удался. Никита отвечал мне, как врач. Что ж, будем закреплять результат.
– Потеря сознания! – в отделение ввозят больного на каталке. Зовут Тимур, 24 года.
Везём в палату.
– Алкоголя и наркотиков нет? – спрашиваем высокого мужчину, который шагает рядом. Назвался старшим братом, Дамиром.
– Нет, мы просто разговаривали, и всё, – недоумевает он.
– Ваш брат принимает лекарства? – интересуется Гранин.
– Ничего не говорил.
– Возможно, повреждение центральных структур, – замечаю после быстрого осмотра.
– Ферменты, ЭКГ, томография головы, – Никита смотрит на меня. Перевожу взгляд на Сауле:
– Ты слышала? Делай.
Медсестра пожимает плечами. Мол, здесь какой-то посторонний доктор, но если сама завотделением разрешает, то не буду спорить.
– У него кровоизлияние? – интересуется брат больного. Он зашёл в смотровую и встал поодаль, чтобы не мешать.
– Пока трудно сказать, – говорю, проверяя зрачковый рефлекс.
– Не исключено кровоизлияние и сердечная недостаточность, – добавляет Гранин.
– Кислород 98, – сообщает вторая медсестра.
– Пожалуйста, не дайте Тимуру умереть, – просит Дамир.
– Тремора, судорог и спазмов нет, – констатирую.
– Вероятно, метаболическая энцефалопатия, – говорит Никита с задумчивым видом.
– Пытаюсь прослушать, – беру стетоскоп.
– Рентген нужен? – спрашивает Сауле.
– Как скажет доктор Гранин.
Медсестра поджимает губы и показывает на него глазами. Мол, а этот незнакомец – тот самый? Я киваю.
Вскоре мы уже можем поставить окончательный диагноз. У пациента злокачественная нейролепсия. Стабилизировали его состояние, выходим из палаты.
– Это для дифференциального диагноза, – соглашается Гранин.
– Когда ты это понял?
– Фотографическая память. Слушал лекцию о комах, – отвечает он машинально, и потом вдруг смотрит на меня изумлённо. – Откуда я это помню?!
Смеюсь коротко:
– Забавно.
– Что?
– Память. Ещё вчера ты бы не смог выговорить «метаболическая энцефалопатия», а сегодня делаешь это с лёгкостью, – поясняю собеседнику.
– Это получилось… как-то само собой, – отвечает Гранин.
– Хорошо. Давай передохнём немного. Дождёмся анализов.
Возвращаемся ко мне в кабинет. Я занимаюсь документами, Никита увлекается чтением медицинских журналов. Вскоре мне сообщают, что результаты готовы. Идём в палату.
– Биохимия в норме, – произношу вслух, чтобы стоящий рядом Дамир всё слышал. – Токсинов нет. Все показатели хорошие.
– Почему тогда он в коме?
– Ваш брат наблюдался у психиатра? – спрашивает Гранин.
– По-моему, нет, – отвечает Дамир.
– У вашего брата кома психического происхождения, – заявляет вдруг Никита, заставляя меня сильно удивиться.
– Что это значит? – хмурится родственник. Ясное дело, кому же хочется услышать, что его родной человек психически нездоров? К таким вещам у нас всегда относятся очень настороженно, а чаще даже агрессивно.
– У него дрожат веки, он реагирует на прикосновения. Это не настоящая кома, – развивает свою мысль Никита.
– Вы хотите сказать, что он притворяется? – по-своему интерпретирует слова Гранина Дамир. – А как же дрожь? Пена изо рта?
– Надо показать психиатру, – предлагаю умиротворяющий вариант, поскольку вижу, как старший брат больного весь напрягся.
– Ладно, это будет кстати. Он много пережил, – вдруг соглашается Дамир. – Знаете, мы с братом переехали из Донецка. В наш дом попала вражеская ракета, родители погибли. Мы с братом на работе были, когда вернулись, а там… – за этим следует тяжёлый вздох. – В общем, продали вещи, какие остались, да и подались сюда. У нас тут тётка живёт. Родная сестра нашего папы, Царствие ему Небесное. А брат… у него две контузии было раньше.
Мы с Граниным киваем, и я вижу, как глаза у Никиты загораются знакомым уже блеском сильной заинтересованности. Явно его память начинает подсказывать какие-то моменты, связанные с названием города на Донбассе.
– Так когда придёт психиатр? – спрашивает Дамир.
– Я вам сообщу.
Мужчина уходит обратно в палату.
– Эллина Родионовна! – слышу голос администратора.
– Это из вестибюля. Бежим! – игриво хватаю Никиту за руку и тяну за собой. Бежим, как двое подростков, решивших удрать с урока, но застигнутых врасплох невовремя появившейся учительницей. Но перед входными дверями приходится остановиться и напустить на себя серьёзный вид. Выходим наружу и спешим к «Скорой». Но к нам подбегает женщина и просит следовать за ней. Сбивчиво произносит что-то про странный случай с её отцом.
– Вы видели, как он получил травму?
– Нет, я вернулась, а он лежал у машины.
Оказываемся у внедорожника. Раскрываем двери, внутри уже одна из наших медсестёр.
– Пуль слабый, дыхание частое, – сообщает нам.
Видим мужчину 55-ти лет,
– Как зовут отца?
– Юлиан Макарович.
– Юлиан Макарович, вы меня слышите? – обращаюсь к больному. Молчит.
– Он приходит в себя? – тревожно интересуется его дочь.
– Пока нет.
– Эллина Родионовна, смотрите, – медсестра раскрыла рубашку мужчины, на груди и животе большая гематома.
– Носилки сюда! – кричит Гранин, угадав моё следующее намерение.
Везём больного. По дороге назначаю МРТ головы и рентген грудной клетки. Перекладываем.
– Систолическое давление 100, – сообщает медсестра.
– Перевернём. Ультразвук. Шесть порций крови, – говорю.
Осматриваем и видим ссадины на спине.
– Его придавило машиной? – к нам присоединяется Елена Севастьянова. Недавно она успешно окончила ординатуру и стала врачом. Я звонила ей несколько дней назад и поздравляла. Теперь, случайно задев рукой стоящего рядом Гранина, она вдруг ойкает: – Простите, здравствуйте, Никита Михайлович! С возвращением!
Он улыбается, но не узнаёт девушку, просто кивает.
– Я… я не видела, – растерянно отвечает дочь пострадавшего.
Юлиан Макарович открывает глаза и произносит слабым голосом:
– София…
– Папа!
– Вы в больнице, – говорю мужчине. – Какое сегодня число?
– Папа, прости меня! – плачущим голосом произносит дочь.
– Ты меня не заметила, – печально произносит Юлиан Макарович.
– Что он говорит? – уточняет Гранин, глядя на Софию.
– Я… не знаю… – отвечает она.
– За что простить? – спрашивает её Севастьянова.
– Вы были в машине? – интересуюсь я.
Девушка переводит взгляд с одного врача на другого, жуёт губы. Потом бросив «Простите!» выбегает из палаты.
– Разрыв печени, – глядя на экран УЗИ, констатирует вскоре Гранин.
– Я с ней поговорю, – решает Елена, вопросительно смотрит на меня. Киваю.
– Готовьте интубацию, – произношу громко.
Происходит полчаса, прежде чем удаётся стабилизировать пациента. С давлением 110 на 60 везём его в операционную.
– Он поправится? – спрашивает София, снова приближаясь к нам.
– Ему стало лучше, но надо оперировать. Разрыв печени, – сообщаю дочери Юлиана Макаровича.
– Можно мне с ним?
Прошу медсестру отвести девушку в комнату для ожидания.
Ко мне вдруг подходит старший сержант из ГАИ.
– Вы доктор Печерская?
– Да, в чём дело?
– Вы брали у гражданки Измайловой Софии Юлиановны тест на алкоголь?
– Зачем? Она ведь не была за рулём.
– Да? А нам сказала, что была, – пожимает плечами полицейский. – Она изменила показания. Это признание вины.
– Никита Михайлович, вы почувствовали запах спиртного?
– Не знаю. Может быть, – пожимает он плечами.
– Вы её задержите? – спрашиваю гаишника.
– Если в крови есть алкоголь, то да.
– Оставьте её в покое. У неё отец при смерти, – говорю немного жёстко. Как всяких пьяных отморозков останавливать, так на это у них желания, полномочий, мозгов и прочего не хватает. А как на несчастную девушку, совершившую нечаянную глупость, так готовы наброситься.
– Она ударила отца машиной, будучи в состоянии алкогольного опьянения, – упрямится гаишник.
– Мне так не показалось, – мотаю головой.
– Ладно, вызову следователя…
– Подождите, успеете, – вдруг Гранин останавливается, преграждая путь полицейскому. – Дайте сначала прооперировать отца.
– Это надолго? – устало спрашивает полицейский.
– На два часа.
– Я должен вернуться на пост. Я не могу здесь ждать.
– Потом придёте. Она не убежит.
– Ладно, – соглашается старший сержант.
– Спасибо тебе, – говорю Никите искренне. Он улыбается.
Внезапно неподалёку кто-то начинает громко кричать. С Граниным срываемся с места и бежим на источник шума. Влетаем в палату, где лежит Тимур и наблюдаем странную картину: старший брат, сняв ремень, лупит младшего по ногам. Он вопит, а Дамир кричит на него:
– Одурачить меня хотел?!