Павлина с Ромкой вернулись в свою комнату в коммуналке. Она ещё долго не могла смириться со смертью Егора Алексеевича, и пусть они не были близки, но этот человек дал ей душевное тепло, уют. А сейчас Павлина снова одна.
Поутру она встала, пошла на общую кухню. Приготовила молоко, манную крупу, зажгла конфорку. Поставила на сиреневый огонек кастрюльку с молоком.
Вошла старушка Басова, она была во фланелевом халате подпоясанным ремешком, на спущенных чулках, войлочные, стоптанные туфли.
Присела на свой венский стул из цельного, гнутого дерева, стул был старинный, легкий и прочный словно костяной. Скрестила на груди руки. В морщинках губ притаилась горечь. Будто провинилась в чём.
Никто не знал как её имя, отчество. Ромка называл старушку Басовна, и Павлина вслед стала звать так же.
Вот и сейчас поприветствовала: - Доброе утро, Басовна!
Морщинистые губы разгладились:
- Мария Никитична я. Можно, просто, тётя Маша.
- Простите, я не знала - поправилась Павлина.
- Я давно уже, что хотела сказать тебе, девушка - Мария Никитична сделала паузу.
- Возможно, слова мои тебе обидными покажутся, но моё мнение такое - трудно тебе тут в городе.
- Мальчонка к тому же без присмотра растёт. А город знаешь, портит человека, и жизнь проходит, и каждый день сжигается понапрасну.
Павлина уже сварила кашу, переставила кастрюльку на свободную конфорку. Поставила маленькую сковородку, и стала жарить две сардельки. От жара они лопались, Павлина убавила огонь, взяла треугольный пакет с молоком, отрезала уголок, налила полное блюдце молока, и поставила его перед лежащим Джимом.
Он поднялся, благодарно взглянув на хозяйку, потоптался немного на одном месте и принялся лакать молоко.
- Вот я и говорю Павлинушка, домой тебе надо ехать, лучше своего дома ничего нет. Послушай старуху ...
Вдруг, над входной дверью раздался переливчатый звонок, сердце Павлины нехорошо сжалось. Она открыла дверь, на пороге стояла женщина почтальон, в темно синей форме, с коричневой толстой сумкой наперевес.
- Письмо Федосеевой - женщина передала Павлине конверт. Письмо было от матери, тут же в темном коридоре, Павлина надорвала конверт, при свете одной тусклой лампочки, прочла строчки, написанные родной рукой.
Вернулась на кухню, Мария Никитична продолжала всё так же сидеть, скрестив руки, она словно срослась со своим вековым стулом.
Павлина присела на табурет:
- Вот письмо пришло от мамы. Сообщает, что подруга моя умирает ...
Мария Никитична ничего не ответила, она лишь пошарив в кармане своего халата, вынула жестяную колбочку, одним зубом вытащила из неё пробку и, вытряхнув на сухую ладонь крупинку нитроглицерина, сунула её под язык.
Господи, какая же благодать вернуться снова в родные места, подождать пока рейсовый автобус с шипением закроет двери и фырча покатится дальше, а перед глазами утоптанная тропинка. Павлина с Ромкой сняли обувь, и, ступая босыми ногами по прохладной земле, пошли в деревню.
У калитки, лохматая, рыжая собачонка, оборвала лай, пригнулась к утоптанной земле, широкий хвост стал мести пыль и, взвизгивая и рыча, подскочила к Джиму, скулила, цапала лапами его морду, хотела лизнуть, дрожа от возбуждения, и подпрыгнув выше, все таки сумела облизать в нос старого пса. Джим сначала смотрел немигающими желтыми глазами. В его глазах испуг и недоверчивость и настороженность, но вот он чихнул, пригнулся, длинные уши ласково заскользили по голове собачонки.
- Смотри мам! - признала! -радостно кричал Ромка, а с крыльца, раскинув руки, словно птица крылья, спешила Анна.
Лиля ждала, когда фельдшерица уложит в никелированную, продолговатую коробочку шприц, поправит за ухо выбившийся локон и уйдет, тихонько прикрыв за собой дверь. Ушла фельдшерица, ушла и у Лили боль. Она уже не плакала, как в те первые дни, когда у неё обнаружили запущенный рак. Теперь она уже знала, что жизнь кончилась, и терпеливо ждала своего часа. Теплый день угасал, солнце золотило верхушки старого тополя. Где-то одинокий петух пропел сумерки, в поскотине кукушка кому-то щедро отсчитывала долгую жизнь ...
Зашла Павлина, вернулся с работы Трофим, Ритка прибежала с улицы, и Лиля уже не так ощущала своё одиночество и уход. Только не хотелось видеть ей страдальческие лица, сочувствие, плач, и пустые слова утешения.
Подошла Ритка - Мама, тебе плохо? Я сейчас тебе молока принесу ...
Но Лиля уже не слышала. Где-то в потемках угасающего сознания, собрав все последние силы, она прошептала: - Живите счастливо.
Магнитофон был несбыточной мечтой Ритки. Вон Гошке Королеву родители уже купили. Компактный, продолговатый, в черном, пластиковом корпусе. Гошка ходил, по деревне помахивая вожделенным аппаратом
Из магнитофона неслась мелодия – «И снится нам не рокот космодрома-а-а». У Ритки в душе все сворачивалось в трубочку, до такой степени ей хотелось вот так же, открыть окно, положить магнитофон на подоконник, пальцами нащупать шершавые, выпуклые клавиши и включить его на полную громкость.
А пусть слушают, и завидуют.
Вечером Трофим пришел с работы, на крыльце стащил замазанные глиной сапоги, поставил их у порога. Одел на ноги, резиновые чуни, взял подойник, в бочке зачерпнул нагретой за день на солнце дождевой воды. Пошёл доить корову.
Зорька привычно встала, боком подставляя вымя, стояла смирно, мерно пережевывала свою жвачку, лишь изредка глубоко и утробно вздыхала. Под пальцами соски упруго отдавали молоко, в подойник звонко били тугие струи, в стойле, чувствуя скорую еду, тыкался мордой в ясли, белолобый теленок.
Телку Трофиму дал Роман Федосеев. Кто бы мог подумать, что скупой прижимистый, нелюдимый старик, после приезда дочери, истребит чувство скупости молитвой. Не изжил он Павлинку из сердца, а когда еще встретился с внуком, то перестал думать исключительно о себе. Сердце его теперь радовалось всему живому - земле, цветам, деревьям, реке, солнцу и, конечно же, людям.
После смерти Лили, он сам перешагнул порог дома Трофима.
На кухне, пододвинув к себе табурет, сел. Снял с головы потрепанный треух.
- Я к тебе Трофим. И вот по какому делу. Остался ты без жены, и без хозяйства. Плохо это, дочка растет, кормить надо. У меня предложение - бери телушку. Зорька у меня справная, хоть и молодая, но спокойная. Деньги не к спеху, можно потом, частями.
И натянув треух обратно на голову, старик вышел из избы.
Через год Зорька принесла бычка. Трофим, было, хотел отдать его Роману, но старик посоветовал вырастить бычка на мясо и потом рассчитаться. Трофим от такого предложения растрогался, утер рукавом не прошеную слезу.
В выходной день поехали с Риткой в город. Прикупить к школе тетрадей, еще, что по мелочам. Нагруженные покупками, шли по тенистой аллее к вокзалу. Купили по мороженому, и присели отдохнуть на чугунную скамейку. Напротив магазинчик с причудливым названием «Звездочка».
- Пап, давай зайдём - предложила Ритка. Трофим уже устал, город его утомлял, хотелось поскорее домой, в прохладную тень навеса под сарайчиком. Разуться, стянуть с ног тесные ботинки, остаться босиком на мягкой траве.
Но разве можно Ритке отказать, толкнули массивную дверь и вошли в небольшое, узкое помещение.
И тут у Ритки что называется глаз загорелся. На полках стояли магнитофоны. Компактные, в пластиковых корпусах, двух кассетные серебристые, отдельно стояли большие, с колонками, словно глаза фантастического робота.
К витрине подошёл военный. Несмотря на лето, он был одет в гимнастерку, портупея так вкусно пахла кожей. Военный встал рядом с Риткой, достал из кармана перламутровый очечник и, одев очки стал внимательно разглядывать товар. Подозвал продавщицу и показал пальцем на полку. Продавец поставила двухкассетный магнитофон. Ритка смотрела, не мигая на сверкающий корпус, на то, как военный ловко открывал отсек, вкладывал кассету и нажимал клавишу.
«На недельку до второго я уеду в Комарово» - мелодия лилась, отражаясь эхом в узких стенах.
Ритка закрыла глаза: - Вот бы мне такой!
Тут в дверь протиснулась женщина, полная, похожая на спелую грушу, в обеих руках сумки, зелёная шляпа сбилась на бок, крупные жемчужные бусы обхватили шею в два ряда.
Она словно подкатилась к прилавку.
- Марик, ну что, выбрал?
Военный снял очки, убрал их в очечник и сунул его во внутренний карман.
- Да Мусенька, вот эта модель я думаю, нам подойдет. Выпишите.
Ритка проводила печальным взглядом уходящую фигуру с магнитофоном в руках. Подбежала к отцу, зашептала сбивчиво:
- Папка, давай купим, вон тот недорогой «Электроника». 150 рублей всего!
Трофим усмехнулся: - Недорогой. Моя зарплата. Нет, подожди дочка, сейчас не до покупки. Мне ещё с долгами рассчитаться надо.
Ритка печально вздохнула. Отец прав, денег и так не хватало, а она вон чего придумала. Ладно, потерплю.
В обеденный перерыв к Трофиму подошел бригадир Пётр Иванович.
- Чего такой смурной Трофим?
- Ты Гошке магнитофон купил как? – внахлест спросил Трофим.
Заметив недоумение в глазах Ивановича – поправился:
- Да ты не подумай Иваныч, я в твой кошелёк не заглядываю, просто Ритка пристала - Купи.
Я посмотрел - моя зарплата! Вот и спрашиваю.
Пётр кивнул: - Понял тебя, тут понимаешь, какая штука, раньше прянику дети радовались, я не говорю уже о том, чтобы одеть, обуть надо скотину вырастить, на мясо сдать и тогда уже купить. А нынче, видишь ли, магнитофоны, мать их ...
Вот и приходится крутиться. Бычка сдал вот и купил ему. Да что не говори, чего ради единственного ребенка не сделаешь.
Иванович отошел, а Трофим продолжал думать о своём. В углу дремал Анатолий Клименко. Он только делал вид что дремлет, на самом деле внимательно прислушивался к разговору.
Когда вечер, вновь зажег за пыльными окнами золотые огоньки, к огороду Трофима тихо подошел Анатолий. Он воровато огляделся, и глазами искал в сумерках хозяина.
Трофим поливал водой огуречные плети, не сразу расслышал, как Анатолий его окликнул. Поставил лейку около бочки с водой, и прошел к изгороди. Было тихо, лишь изредка где-то доносился говор, всплески смеха.
- Трофимыч, я к тебе, Я тут краем уха слышал, ты в деньгах нуждаешься.
Трофим достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, закурил.
- Твоё какое дело? - спросил у притихшего Анатолия.
- Дело есть, и большие деньги за него можно получить. Тётке Августе тес надо привезти на новый забор с воротами. Я с Димкой Харитоновым в доле. Хочешь, и тебя возьмём?
Трофим докурил сигарету, потушил её о влажный от росы ошметок мха на заборе.
- Вам от меня какая выгода?
- Да я просто тебе помочь хочу!
Анатолий говорил не искренне, в словах явно чувствовалась фальшь.
Трофим взял лейку и молча, ничего не ответив, принялся снова поливать огурцы.
После похорон он словно ушёл в себя. Как и обещал, Ритке больше не напивался. Ни к чему это.
Был всё так же хорош собою, темные когда-то волосы выгорели, стали белыми, глаза остались голубыми ясными. Сам лёгкий на ногу, словно стрепет.
Одиночки на деревне на него заглядывались, особенно Лизка Шапошникова. Если где-то оставались, они наедине Лизка подходила, обхватывала Трофима сзади за спину, утыкалась своей головой между лопатками, и вздыхала как корова.
Трофим слышал её приглушенный шепот: - Хочу ...приходи ...
Мать Лизки умерла, а сестра в город подалась, за лёгкой деньгой. Оставила Лизке своего парнишку - Вовку. Жила Лизка на окраине деревни и однажды возвращаясь с пахоты, Трофим сам того не замечая привернул к её запотевшим от избяного тепла, окнам. Они игриво светились желтым уютным светом. Мелкая собачонка не залаяла, лишь обнажила мелкие, белые зубы.
Трофим вымыл в пруду сапоги, вытер их о круглый, плетеный из разноцветных лоскутков половичок, и толкнул дверь.
Лизки дома не было, за столом сидел Вовка, делал уроки.
- Где тетка? - спросил Трофим, сжимая в руках кепку.
- Во дворе, скотину поит - неохотно ответил Вовка.
Тут в сенях застучали шаги, запыхавшись, вошла Лизка, в платке, накинутом на голову, в руках подойник с молоком.
Она стянула с ног обрезанные резиновые сапоги, в носках из овечьей шерсти мягко прошла в закуток кухни. Было слышно, как журчало молоко, потом Лизка вернулась, поставила перед Вовкой стакан молока и половину батона.
- Ешь, да ступай к Юрке Павлову. Он звал тебя, собака говорит, ощенилась, щеночки махонькие.
Лизка говорила, а сама отводила глаза.
Когда за Вовкой закрылась дверь Лизка села рядом с Трофимом на скамью, порывисто обняла его за шею.
Она прижималась всем своим крутым, сильным телом, тянулась пухлыми губами к его лицу и, привстав, задержала дыхание в стиснутой груди, лицо её раскраснелось, и она с облегчением выдохнула - пришёл ...
От Лизкиных волос пахнуло речной свежестью, Трофим встал, обнял её, почувствовал под руками сильные плечи. Платок свалился на пол, Трофим подхватил Лизку на руки и понес за ситцевую занавеску отделявшую горницу от спальни.
Она только шептала одними губами:
- Подожди, надо на двери крючок накинуть, вдруг Вовка вернется.
Свет от лампадки горел, словно крошечная звездочка в ночном небе. Этого света хватало, чтобы разглядеть Лизкино лицо, в раскиданных по белой подушке чёрных волосах.
Трофим сидел на постели, привалившись спиной к бревенчатой стене. Облегченный, он благодарно смотрел на Лизку, чистая изба в пестрых половичках, ощущение под руками силы и жара Лизкиного тела, все это приносило приятную истому.
Он улыбнулся самому себе, потянулся и, вытянув в сладком зевке свое молодое здоровое тело, лег и уткнулся в Лизкино теплое плечо.
Ритка проснувшись, живехонько спрыгнула с кровати, шлепая босыми ступнями по половицам, подбежала к умывальнику, умылась дождевой водой, которую налила ещё с вечера. Почистила зубы, тут же под умывальником продула расческу и гладко на пробор расчесала свои русые волосы.
Потом заглянула за перегородку, кровать отца так и стояла заправленной.
- Значит, не ночевал дома.
Не успела, так подумать в избу вошёл отец, в одной руке он держал пучок оранжевой моркови с зелеными елочками ботвы, в другой ведро со свежей картошкой.
Положил овощи на стол, тяжелой, горячей рукой обнял Ритку за плечо.
- Проснулась? Сейчас завтракать станем.
Ритка взглянула на него с обидой: - А морковку тебе там дали?
Трофим сделал вид, что не расслышал. Он насыпал в чугунок молодой картошки, на крыльце под тополем отмыл её от земли. Дома поставил вариться на плиту. Ритка успела набрать крепких огурцов, помидоров с холодными тусклыми боками. Нарезала все крупно, посолила. Налила по чашкам парного молока. Трофим слил остатки кипящей воды из горшка под рукомойник, посыпал готовую картошку сочным укропом.
Ритка ела картошку, запивала молоком, была молчалива и сдержанна.
- Обиделась - догадался Трофим. А я как стареющий Тузик, все ещё по бабам бегаю. Только что крутым кренделем хвоста не виляю.
Надо что-то придумать с этим магнитофоном, будь он неладен. Может и правда с Тохой согласиться насчет теса. Как раз Ритке подарок будет.
Трофим встал из-за стола - Спасибо дочь, накормила. Побегу я - работы полно!
Продолжение следует ... Начало - часть-1, часть-2, часть-3. часть-4. часть-5. часть-6. часть-7. часть-8. часть-9.
Благодарю всех, кто меня читает, и помогает материально. Мира, добра, здоровья, и достатка!