Почти месяц оплакивал смерть сына государь. Каждый день ходил в храм, сделал множество денежных вкладов в монастыри. В Александровской слободе прекратились пиры и веселье. Все ходили тихо, разговаривала шепотом, казалось, даже дышать боялись.
Ближние бояре стали похожими на тень, неслышно шмыгали по переходам и все больше молчали. Даже с жен их спесь куда исчезла. Все как-то враз прекратили кичиться знатностью рода. При случае и без случая Марии вдруг начали низко кланяться. К руке спешили приложиться и все чаще о милости просили.
Не желая более оставаться в месте, где все напоминало об умершем сыне, князь Московский и царь всея Руси приказал всем немедленно отправляться в Москву. Все спешно собрались и двинулись огромным обозом в столицу. Молодая царица светилась от счастья. Все, о чем желала и Бога молила, исполняться начало! Наконец-то она в Кремле заживет.
А вскоре и вовсе чудо произошло. В марте поняла, что понесла. Старуха-повитуха подтвердила ее догадку. Побежала царю с радостной вестью. Иван Васильевич как-то странно брови сдвинул, посох свой, который всегда в руке держал, покрепче сжал, но ничего не сказал. Махнул только рукой: уходи прочь! Исчезла поспешно, побоялась, что пройдется посохом по ее ребрам. А вскоре еще одно чудо случилось. Супруг как-то враз к ней охладел и больше своими ласками не досаждал.
Ох, как же радовалась своей беременности! Трудно даже сказать, отчего: то ли потому, что матерью станет, то ли от сознания, что постриг откладывается. Кто же мать будущего и как знать, вдруг единственного, наследника престола под монашеский клобук поведет? Теперь ее оберегать должны, да так, чтобы пылинки не упало. Воспрянула Марьюшка духом, повеселела, улыбаться начала.
А уж как батюшка с братьями возгордились, будто бы это целиком их заслуга. По слободе ходили грудь выпятив да носы к небу задрав, ну, чисто петухи. Ей очень хотелось с матушкой счастьем поделиться, больше-то не с кем было. Да единственный человек, кому в этом мире доверять душу свою могла, навсегда ушел. Такую высокую плату за исполнение желаний заплатить пришлось.
Родимая будто ждала, не уходила, пока дочь с ней не попрощалась. Завидев Марию, прижала рукой к груди, вздохнула глубоко и закрыла светлые очи. Словно заплатила своей жизнью за ее счастье... Мария даже поплакать как следует не могла над ее телом. Не положено по статусу было. Да и мысли быстро другим наполнились. Теперь-то уж точно будет царицей, только бы сына, а не дочь родить!
Согласно устоявшимся правилам она на протяжении всего периода должна была дважды в день посещать церковь. И не важно, что стоять службу и отвешивать поклоны с каждым днем становилось все сложнее и сложнее. Окружающие ее боярыни жестко следили, чтобы все обряды исполняла. Это еще хорошо, что беременность у Марьюшки проходила относительно легко, да и на здоровье не жаловалась. Иначе никогда бы не выдержала постоянные литургий и обеден да обязательного паломничества по святым местам.
Ей тогда очень хотелось в глаза боярам смотреть, чтобы со всеми своей радостью поделиться, но нельзя было. В церковь привозили в закрытой повозке ранним утром или поздним вечером, когда все спали. Обязательную милостыню сама раздавать не смела, полагалось это делать через ближних боярынь.
С одной стороны, радовалась — когда с ней еще будут с таким почитанием относиться и слушать завистливый шепот: она наследника престола под сердцем носит! Нет сомнений, поначалу вороги надеялись — не доходит до срока, сбросит. Но она только посмеивалась — не дождетесь, подлые! Будто назло всем за девять месяцев ее даже ни разу не затошнило.
Вскоре в царском тереме стали готовить специальные покои для родов и там стала круглосуточно дежурить опытная повивальная бабка, все и вовсе притихли. Естественно, Марьюшке, как любой женщине очень хотелось, чтобы, как полагалось по обычаям, во время родов присутствовал супруг и поддерживал ее. Да где там! Государь и слышать об этом не хотел. Когда заикнулась робко, брови сомкнул:
— Ишь, удумала чего!
Хорошо еще, что как полагается, рубаху свою младенцу отдал. Только ее очень беспокоило, каково малышу будет лежать закутанным в эту грубую робу? Царь в религиозном экстазе приказал в свои нижние рубахи конский волос вплетать. Следовательно, ткань станет больно колоть нежную кожицу младенца . Чем ближе становился день родов, тем сильнее это волновать начинало. Ну как малышу в такой пеленке лежать будет?
Кроме того, не давали покоя вновь участившиеся разговоры о том, что муж затеял сватовство с принцессой англицкой. По вечерам, когда муж на ее половину ужинать приходил, ведомый под руки верными людьми, робко в глаза заглядывала, в надежде определить в них хоть что-то. Однако взгляд его ничего не выражал и всегда оставался бесстрастным.
Публикация по теме: Марфа-Мария, часть 70
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке