Переписка петербургской мухи с московской. Письмо I.
Переписка петербургской мухи с московской. Письмо II.
Переписка петербургской мухи с московской. Письмо III.
Переписка петербургской мухи с московской. Письмо IV.
Фельетон «Переписка петербургской мухи с московской» был написан для «Петербургской газеты» Дмитрием Ломачевским и напечатан в 1872 году.
Что не говори, добренькая моя Жужжу, а петербургская осень дает-таки нашей сестре Мухе чувствовать себя. Вот хотя бы я: храбрилась, храбрилась в письме к тебе, уверяя, что при моей осторожности и опытности никакие изменения температуры на меня не подействуют. А теперь вижу, что все это было слишком самонадеянно. Признаюсь, вчера меня даже в ужас привел, случайно услышанный в одном немудреном трактиришке, разговор двух дровяников.
Вот тебе вкратце содержание этого разговора:
«Ну, зимушка-голубушка, надо быть, будет не такая, как прошедшая» — говорил один из них, похлопывая себя по толстому брюху.
«Да, Трифон Парамонович, Господь не без милости, услышит, авось, молитвы наши горячие. Ну что, к примеру, прошедшая зима?»
«Какая это зима? Четырех день морозика-кормильца не было. Хошь плачь!»
«Истинно, Трифон Парамоныч, зато уж, Господь даст, нагреем мы эфту зиму покупателев! Как начнут мерзнуть, что твои тараканы, так только денежки обирай. Хоть по красненькой саженьку пусти - давай только. Небось, мороз не свой брат! Ха-ха-ха!!!»
«А как генерал Трепов?» – боязливо начал Трифон Парамоныч.
Собеседники как-то странно посмотрели друг на друга и уныло зачесали за ухом. Да, Жужу, если бы не это грозное для жадных согревателей наших имя, плохо пришлось бы Петербургу. Эти вампиры-согреватели действительно жестоко нагрели бы его обитателей (извини за нечаянный каламбур).
Что тебе сказать о моем времяпровождении за последние дни? Не весело что-то. Поминутно натыкаешься на целые груды бездыханных трупов нашей сестры-мухи. Просто не знаешь, куда и деваться от опасности замерзнуть. В большинстве трактиров хоть и тепло, но жестоко одолевают всевозможных пород тараканы. Положим, целые легионы их ежедневно гибнут в селянках, щах и в начинках пирогов. Но все-таки этот отвратительный род никем и ничем не выводится, хотя бура в аптеках стоит пустяки. Ну вот, Жужу, и трешься постоянно в кабинетах разных директоров, экономов, смотрителей, да в роскошных ресторанах. Во всех этих местах, разумеется, ни одной ножки не отморозишь.
Кстати, на днях мне случилось залететь на открытие одного чрезвычайного роскошного ресторана. Только что я влетела и стала оглядываться, как сейчас же удостоверилась, что помещение этого нового аристократического убежища мне не совсем незнакомо. И действительно, я стала припоминать, хотя и довольно смутно, что мне удалось быть тут несколько раз, но при несколько иной обстановке. Прежде, помнится, в этих роскошных залах не толпилось столько народа. Мебель как будто и очень похожа на стоявшую тут несколько месяцев назад, но не та. Некоторые драгоценные люстры и вазы совсем не дают узнавать себя. Что за притча, думаю?
Полетела по залам, мимо голов посетителей, видимо, интересовавшихся более обстановкой ресторана, нежели питиями и яствами, и стала прислушиваться к несущимся с разных сторон суждениям:
«А вот это, например, люстра» – указывая пальцем к лепному расписному потолку говорил одетый во фрак пожилой господин - «Я даю голову на отсечение, что она составляет только намек на висевшую тут прежде».
«Но что же? Ну как же это?» – лорнируя люстру, спросил молоденький джентльмен.
«А очень просто». Я был хорошо знаком с прежними обитателями палат и вижу ясно, что мебель, люстры, сервиз, все почти подменено.
«Он, говорят, имел не более 40 копеек в кармане, арендуя эти палаты» - слышалось в другом конце зала.
«Удивительно, но ведь опись, опись!»
«Опись? Ха-ха-ха! В описи, батюшка, все гладенько. В ней, например, сказано «Гарнитур мебели в розовой гостиной: диван, четыре кресла, шесть стульев орехового дерева резной работы, крытый малиновым бархатом». Но ведь мебель таких примет может стоить и полтораста рублей, и десять тысяч рублей. А эти люстры, а драгоценные сервизы… В описи сказано только «большая бронзовая люстра в таком-то зале» - и баста, понимай, как знаешь».
«Тысяч на двести, говорят уж того…»
«Да еще, пожалуй, на семьсот…»
«Грандиозная операция!»
«Лихо обделано. Гениально!»
Мне, Жужжу, так надоело слушать дурацкие сплетни, ни на чем, разумеется, не основанные, что я, взмахнув крылышками и громко зажужжав, пролетела через целый лабиринт комнат, вылетела на улицу и направилась к Доминику пить шоколад.
Ну, милая Жужу, тут моя страсть к наблюдениям была удовлетворена как нельзя более. Смеялась я точно ранней весной, а не поздней осенью. Право, я удостоверилась, что и некоторые джентльмены-люди умеют поступать а-ля муха, если еще не почище.
Вообрази, сижу я на плече какого-то комиссионера (их тут легионы), дожидаю заказанного нам шоколада. Вдруг влетает во входную дверь какой-то франт. Развязнейшим образом подходит он к буфету, выпивает рюмку красного портвейну, крякает, потом осушает другую и третью. Через минуту вижу у него в руках блюдце с кулебяками. Кушает с большим аппетитом. Еще минуты через две проходит в бильярдную. Садится, пробегает какую-то газету и, наконец, важно, выходит, щурясь и накренивая щегольскую шляпу.
«Что же это, месье Доминик? Этот господин выпил, закусил, а денег не отдал?» - спрашивает какой-то молодой человек, у случившегося тут самого хозяина.
«Майн Год! Что же вас удивляет?» - отвечает тот.
«Как что? Разве вы его знаете?»
«Ничуть. Этаких джентльменов у меня ежедневно бывает десятка-два. Едят, пьют и уходят».
«Да вы-то что же? Прислуга ваша?»
«Что же прикажете делать?»
«Как что? Потребовать деньги, а не заплатит - в участок!»
«Гм! Если бы я составлял протоколы да отправлял в участок, ко мне, поверьте, порядочная публика ходить не стала бы из-за этих неизбежных джентльменов. Видели, как он важно вышел?»
«И вас это не бесит?»
«Ничуть. Ко всякой беде привыкнуть можно. Некоторые из этих господ не забывают меня, посещают эдак через день. А попробуйте ему сказать, что не заплатил. Такой скандал поднимет, что от сраму не уйдешь. Да я лучше сам ему пятьдесят рублей дам, чтобы только не скандалил. Да вот, посмотрите, еще входит один такой же».
Я невольно взглянула на дверь. Что за осанка! Что за приемы! Что за благородство в движениях, во взоре, во всем! Джентльмен подошел к буфету, выпил, съел штук восемь пирожков с пылу, крякнул, заглянул в бильярдную и, важно, вышел.
«Видели?» — спросил господин Доминик у молодого человека. Тот только глазами захлопал.
Вот, Жужу, а мы считаем людей неумелыми. Кстати, в одном из двух закусивших джентльменов я узнала большого охотника ездить на лихачах и уходить от них в проходные ворота. Я не раз, ездив с ним, краснела за него.
Прощай, до следующего письма. Нежно любящая тебя, Биби.
Письмо VI
Спасибо, что дочитали до конца, за подписку, лайк и комментарий! До новых встреч.
#фельетон #питер #спб #история #забытыеимена