Глава 94
Первое желание, когда приезжаем в город, – поехать прямиком к Добрякову и спросить, почему от него сбежал Гранин. Но, конечно же, я сделать этого не могу по ряду причин. Прежде всего потому, что Сергей Сергеевич костьми ляжет, а не пожелает допустить, чтобы мы с Никитой снова увиделись. Этот хитрый жулик, в своё время тащивший вместе с Граниным-старшим миллионы из городского бюджета и умудрившийся ни разу не попасться на чём-то серьёзном, прекрасно понимает: если я возобновлю общение со своим бывшим, то сумею отговорить его от подписания мошеннических документов.
Есть и вторая причина. Формально я действую здесь в одиночку, Румянцев лишь сопровождает меня, потому защитить, если зайду в дом Добрякова, не сможет. Не то чтобы я искренне верила, будто Сергей Сергеевич захотел меня схватить, заковать в кандалы и посадить в холодный подвал. Но всё-таки одна идти к нему я бы не решилась. Сам он этого и не сделает. Но вдруг вызовет того типа, который стрелял в меня? Или даже обоих, ведь у того был подельник, сидевший за рулём мотоцикла.
Может быть, пусть Румянцев пойдёт тогда? Он Добрякову незнаком, и тот сможет, вероятно, поделиться с ними хоть какими-то крупицами информации, которые нам помогут отыскать Гранина. Когда озвучиваю эту идею Славе (мы для простоты общения перешли на «ты» вскоре после отъезда из Питера), он отрицательно качает головой. Поясняет так: Добряков может насторожиться. Он же прекрасно знает: Михаил Викентьевич Гранин – круглый сирота, вырос в детском доме, там же познакомился со своей женой, впоследствии родившей ему двух сыновей, Александра и Никиту. Никаких других родственников у них, таким образом, нет.
– Значит, ваша легенда яйца выеденного не стоит, – отвечаю на это. – Кто же тогда придумал, что вы дальний родственник Никиты?
– Генерал Громов, – коротко отвечает Слава, и я смущённо замолкаю. Ну да, если сам Константин Елисеевич это придумал, значит, не всё так просто.
– Но зачем он это сделал? – продолжаю упрямиться. – Может, стоило сказать, что ты мой родственник? Так было бы проще.
– В таком случае Добряков сразу бы выставил меня за порог, – поясняет офицер.
– Да, и эта версия не годится.
– Моя легенда рассчитана не на Добрякова, а на других людей, кто не так хорошо был знаком с семьёй мэра. Вот через них мы и постараемся найти Никиту Михайловича.
– Ещё бы понимать, как это делать, – вздыхаю. Ой, подожди! Так нам ведь надо связаться с его братом, Александром! Он же наверняка к нему поехал! Вспомнил и поехал!
Моя радость оказывается слишком кратковременной. Лейтенант рубит её буквально на корню.
– Когда мы получили информацию, что Гранин сбежал, то взяли квартиру его брата под наблюдение. Никита Михайлович…
– Можно просто Никита, – перебиваю.
– Есть. Он там не появлялся. Александру не звонил, никаким другим способом связаться с ним не пытался.
– Откуда вы всё это знаете?
Вместо ответа Слава прочищает горло, давая понять, что задала некорректный вопрос, на который он отвечать не станет.
– Прости… – произношу смущённо, продолжая вести машину. – Всё-таки куда же мы едем? Если уж Никита родного брата вспомнить не смог, то…
– Сначала в особняк Граниных. Возможно, Никита проходил мимо, всплыли в памяти обрывки прошлого.
– Хорошо. Давай попробуем.
Особняк, который мэр Волхова выстроил для своей семьи, надеясь превратить его впоследствии в настоящее родовое поместье, нечто вроде дворянского гнезда, находится в микрорайоне Шкуркина Горка, который тянется вдоль западного берега Волхова. Михаил Викентьевич всегда был человеком, свысока смотрящим на остальных людей. Потому его нисколько не смутило, что купленный им участок окружают более чем скромные домишки местных жителей. Причём некоторые бедны настолько, что не могут себе позволить даже забором огородить свою землю. Понатыкают брёвен по углам, а между ними ветки уложены и связаны проволокой.
В микрорайоне всего одна асфальтированная дорога, которая тянется к югу. Стоит с неё съехать, и в холодное время года – грязь, кое-где даже непролазная. Так специально к своему поместью Гранин распорядился проложить асфальт, чтобы его представительское авто, на котором он разъезжал по своим «владениям», не запачкалось. Я не знаю, кому Александр продал родительский особняк, поэтому даже интересно было посмотреть, кто там теперь живёт.
Мы приехали и первым делом были облаяны собаками, сидящими за высоким каменным забором поместья, поверху которого строители установили ещё ажурную металлическую ограду с острыми наконечниками, торчащими, словно копья. Это делало поместье похожим на средневековый замок, только рва не хватало. Всякий раз в юности, проходя мимо (тогда была очарована Никитой настолько, что приходила сюда специально в робкой надежде хотя бы услышать его голос или увидеть случайно, если выйдет на улицу), я испытывала страх от этого места.
Сама осталась в машине. Румянцев вышел и позвонил. Псы захлёбывались хриплым лаем, готовые, кажется, перескочить трёхметровый забор. В динамике домофона послышался голос:
– Слушаю.
– Здравствуйте, – полным искреннего радушия произнёс лейтенант. – Меня зовут Викентий Гранин, я родственник Михаила Викентьевича Гранина. Он мой двоюродный дядя по материнской линии. Вы не подскажете, он дома?
– Умер давно.
– Ой… – «искренне» расстроился Румянцев. – Простите, а вы член его семьи?
– Нет. Я дворецкий. Александр, сын Михаила Викентьевича, продал этот дом моему работодателю.
– Как жаль… скажите, а сам Александр здесь не появлялся недавно, случаем? Делов в том, что я недавно вернулся с Дальнего Востока, ни одного контакта не осталось, только этот адрес.
– Александр не приходил. Но был его брат, Никита.
Румянцев бросает на меня взгляд и подмигивает. Мол, пошло дело!
С той стороны калитки раздаётся металлический лязг.
– А ну, пошли на место! – мужской голос прикрикивает на собак, те замолкают.
Дверь приоткрывается. На пороге тот самый дворецкий – мужчина в спортивной одежде. Забавно: ожидала увидеть фрак и галстук-бабочку. Или деловой костюм, по крайней мере, а ещё белые перчатки. Всё, как в лучших домах викторианского Лондона. Это новость о появлении Никиты так меня обрадовала, что хочется чуть иронизировать.
– День добрый, – говорит ему Румянцев. – Говорите, Никита был здесь? Давно?
– Пару дней назад. Пришёл, позвонил. Я ему открыл, узнал сразу, да он и не слишком-то изменился. Мы учились в одной школе. Только он на пару лет моложе. Так вы его брат?
– То ли брат, то ли племянник, сам не могу понять, – рассмеялся лейтенант. – Что он вам сказал? Где его найти, может быть?
– Нет, ничего такого. Просто позвонил в дверь, спросил, чей дом. Я ответил. Потом сказал: «Ты меня не помнишь?» Он покачал головой. «Нет, – говорит. – Я в аварию попал. Память потерял. Хожу вот, пытаюсь что-то вспомнить. Увидел, вроде дом знакомый. Решил зайти». Ну, я ему рассказал, конечно, что когда-то они тут жили всей семьёй. Про родителей, брата. Он оживился весь. А как, спрашивает, брата найти? Я развёл руками: откуда мне-то знать? Потом сказал «спасибо» и ушёл. Больше не возвращался.
– Он о своих планах не рассказывал? Может, хотя бы сообщил, где живёт?
– Нет, ничего такого.
– Эх, – печально вздохнул Румянцев, демонстрируя, что на гражданке мог бы запросто стать хорошим актёром. – Как же мне теперь его найти?
Дворецкий подумал немного, почесал подбородок.
– Может, если он хочет память себе вернуть, так пойдёт в школу? Раз уж сюда его привело, так чем чёрт не шутит?
– Спасибо! – обрадовался Румянцев. – Поеду, поспрашиваю. До свидания!
– И вам не хворать, – ответил дворецкий. Потом внимательно посмотрел в сторону моей машины. Я, заметив его интерес, отвернулась. Не надо, чтобы узнал. Если Никиту вспомнил, то и меня может. Пойдут потом разговоры по Волхову, что Эллина Печерская вернулась, чтобы снова ходить за Граниным хвостом. Неприятно.
– Теперь в школу? – спрашиваю Славу. Он кивает. Сразу предупреждаю, что сама туда не пойду. До сих пор ей руководит одна старая грымза, одно воспоминание о которой вызывает глубокое отвращение.
– Зовут её Лариса Борисовна Камнева. Она возненавидела меня одной из первых, решив, что Никита Гранин мне нужен исключительно ради вхождения в семью мэра под благовидным предлогом. Что я не более чем ограниченная дрянь, готовая забеременеть от мальчика из престижной фамилии, чтобы повысить свой социальный статус, – поясняю офицеру. Пусть знает, с кем ему дело предстоит иметь.
Он кивает. Останавливаю чуть поодаль от школы, чтобы и здесь никому случайно не попасться на глаза. Румянцев идёт внутрь и возвращается спустя полчаса. Удивительно, но дворецкий оказался прав. Никита действительно приходил в школу. Охранник его сразу узнал и показал, как найти кабинет директора. Камнева страшно обрадовалась бывшему ученику.
– Видимо, решила, что он собрался сделать школе крупное пожертвование, – усмехается Румянцев.
– Да, подношения Лариса Борисовна обожает. Видимо, так стала Заслуженным учителем РФ и до сих пор школой руководит, хотя ей давно пора быть на пенсии, – говорю, чтобы мой спутник понимал всю глубину моего презрения к этой особе.
Но лейтенант пропускает информацию мимо ушей. Понимает: я на взводе из-за всей ситуации, потому в моих словах большая примесь эмоций.
Словом, Никита пришёл, и директриса была страшно огорчена тем, что сын бывшего мэра ничего не помнит. Но постаралась пробудить его мозг. Провела экскурсию по школе, рассказала о недавнем юбилее учреждения.
– В этот момент она так неприятно захихикала, и лицо у неё стало похоже на крысиную мордочку, – замечает вдруг Слава.
– Почему?
– Она рассказала Гранину, что последний его визит в школу, на том самом юбилее, прошёл не без эксцесса.
– Какого? – поднимаю брови. – Не припоминаю ничего такого.
– Между прочим, с тобой тоже связано.
– Боже… – вырывается у меня. Густо краснею, отвожу взгляд.
– Да, директриса пожурила Никиту. Мол, как же это вы так, Никита Михайлович? Такой солидный молодой человек, а устроили прямо в здании школы акт любви.
– Давай не будем об этом, – произношу сдавленным голосом. Мне и жутко неприятно вспоминать тот эпизод, но и… приятно тоже. Ведь именно в тот раз так получилось, что я забеременела.
– Понял. Закрыли тему, – сразу соглашается Слава, за что я мысленно его благодарю. – Так вот. Директор провела экскурсию, рассказала Гранину о его семье, о том, где работает. Она уверена, что он до сих пор главврач клиники имени Земского. Собственно, вот и всё.
– Куда же он дальше пошёл или поехал? Неужели… – на меня накатывает смутная догадка. – К нам в клинику?!
– Вероятнее всего.
Тут же хватаю телефон и звоню в приёмную Заславского. Спрашиваю Романову, не приезжал ли Никита Михайлович Гранин. Она удивляется столь неожиданному вопросу, но отвечает отрицательно. Не звонил, не показывался.
– Если вдруг появится, сразу позвоните мне. Слышите? Сразу же, пожалуйста! – говорю и прекращаю разговор. Опять сердце колотится, в ушах шум стоит.
– Элли, да не нервничай ты так. Найдётся Никита, вот увидишь, – успокаивает меня Слава.
– Поскорее бы. Всё-таки не могу понять: каким образом он путешествует? Ну ладно Волхов, он маленький, тут пешком можно всё за пару часов обойти. Но до Питера-то?
– Так на попутке можно, – предполагает Румянцев. – Самый распространённый способ перемещения тех, у кого нет денег и документов.
– Верно. Как-то я об этом не подумала.
– Ну что, поехали обратно? До ночи успеем. Будем искать…
Непроизвольно хватаю Славу за руку, глядя прямо на противоположную сторону улицы. Там, шагая вдаль, идёт мужчина лет 35-ти. Походка, манера двигаться, – буквально всё выдаёт в нем… Гранина.
– Это он? – понимает Румянцев, глядя в ту же сторону.
Вместо ответа выскакиваю из машины и, быстро осмотревшись по сторонам, чтобы не угодить под колёса, мчусь к мужчине. Он ушёл довольно далеко, до него метров двести уже, и приходится бежать, чтобы не свернул куда-нибудь и не затерялся среди улочек частного сектора. Хочу закричать, но слишком далеко – не услышит, а я буду выглядеть глупо.
Бегу, пару раз спотыкаюсь и почти падаю. Расстояние между нами сокращается. Наконец, мужчина подходит к калитке, за которым виднеется одноэтажный дом с зелёной крышей. Открывает её.
– Никита! – буквально ору на всю улицу.
Мужчина делает шаг внутрь.
– Ни-ки-та-а-а! – почти срываю голосовые связки.
Он замирает, пытаясь вытащить ключ из замочной скважины, но по-прежнему ноль эмоций на меня. Решил, что не будет отзываться, поскольку не помнит никого? Я буквально подлетаю к нему, хватаю за плечо и резко разворачиваю к себе.
– Ники…
– Девушка, вам чего? – на меня смотрит строгое мужское, а главное – абсолютно незнакомое лицо.
Замираю на несколько секунд, сканируя его глазами. Потом разжимаю пальцы, убираю руку.
– Простите, пожалуйста. Обозналась.
– Ничего, бывает, – незнакомец наконец вытаскивает ключ и заходит внутрь. Калитка закрывается.
Некоторое время стою, тупо глядя в крашеный металл. Перевожу дыхание, стараясь успокоиться. Затем возвращаюсь к машине. Слава всё понял и деликатно делает вид, что ничего не было. Я завожу двигатель, мы едем в Питер. Звонит телефон, и я в надежде, что это Романова с новостями о Гранине, жму кнопку «принять вызов».
– Да!
– Нет, ну это ж надо, а? – ворчливо спрашивает папа. – Мимо родного отца с песнями. – Могла бы сказать, что будешь в Волхове.
– Ой, прости.
Останавливаю машину и выхожу. Папа идёт мне навстречу.
– Привет! – кричу ему, стараясь улыбаться, хотя у самой на душе кошки скребут.
– Здравствуй, дочь, – он подходит, обнимаемся. – Ты какими судьбами? К нам, что ли? А в машине кто? Твой новый? – заваливает он вопросами, а последний так и вовсе заставляет смутиться.
– Нет, это… родственник Никиты Гранина.
Папа поднимает седые брови. Потом хмурится.
– И чего ему тут надо? Вот же крапивное семя.
Вздыхаю и понимаю, что надо бы навестить родителей. Нехорошо как-то получается.
