Глава 95
Пребывание в родном доме, конечно, на мне благоприятно сказывается. Но приходится отвечать на неудобные вопросы, из которых главный: «Почему я приехала в Волхов и постаралась родителям на глаза не попадаться?» Приходится, чего совершенно не люблю, лгать. Благо, мне с этим лейтенант помог. Объяснила маме и папе: «Ко мне в клинику обратился Вячеслав, и когда разговорились, оказалось, он дальний родственник Граниных. Несколько лет назад потерял с ними контакт, когда уехал на Дальний Восток. Теперь вернулся, а найти никого не может. Я взяла пару дней отгулов, и мы отправились в Волхов».
– То есть вы Никиту ищете, проще говоря, – вдруг сказала мама, когда мы после сытного ужина приступили к чаю.
Мы со Славой удивлённо переглянулись, потом уставились на неё.
– В принципе, да, но… почему ты так конкретно говоришь? – спрашиваю её.
– Ну как же. Видела его вчера.
– Где?!
Я произнесла это так громко, что родители уставились на меня, и папа даже замер с поднесённой ко рту чашкой.
– Так и знал, что этот будет замешан. Вот же крапивное семя! – он ещё пробурчал парочку неласковых выражений, но распространяться не стал, вернувшись к чаю. У мамы он всегда очень вкусный, с разными травами, которые сама собирает и только она знает рецепт, сколько и чего класть.
– Я вчера была возле вокзала, шла по улице Дзержинского. Там знакомая моя живёт. Она прихворала, навещала её. Иду, вижу, около автобуса Никита стоит, о чём-то с водителем разговаривает. Подумала было: он-то чего тут делает? Пожала плечами и дальше пошла. Мало ли, по какой надобности пришёл.
– Это всё? – спрашиваю её, надеясь на продолжение.
– Да, – отвечает мама.
– Скажите, а какой был автобус? – уточняет лейтенант.
– Да обычный.
– А маршрут какой?
Мама вспоминает и произносит уверенно:
– Вындин Остров.
Это странно. Если бы Синявино, то ещё понятно: в сторону Питера. Но на юг-то Никите зачем? Там все дороги ведут к Великому Новгороду, а оттуда либо на Москву, либо на запад, через Лугу, в Псков и далее в Эстонию. Этот вариант отпадает, поскольку у Гранина нет не то что заграничного, даже российского паспорта. Со справкой же из больницы он границу не перейдёт. И всё-таки что ему на юге понадобилось?
Слава смотрит на часы. Понимаю: он уже решил ехать на вокзал, который в Волхове и железнодорожный, и автомобильный. Время позднее, почти шесть часов, но ведь автобусы круглые сутки ездят, так что есть вероятность отыскать след Никиты.
Быстро допиваем чай, благодарим за еду.
– Я думала, ты останешься, – хмурится мама. – То месяцами тебя не видим, а то вот так… заскочила на огонёк.
– Прости, надо бежать. Срочные дела, – и чмокаю её в щёку, потом обнимаю папу.
Мы прощаемся, садимся на машину и мчимся к южной окраине левобережной части города. Там опрашиваем водителей. Не просился ли к ним один гражданин? Показываем портрет Никиты на смартфоне. Слава представляется моим братом, а я – матерью-одиночкой, которая разыскивает злостного неплательщика алиментов. Легенда эта родилась у меня по пути на вокзал. Самое забавное в том, что это почти правда. С тем лишь уточнением, что я хотя и собиралась подать на Гранина в суд на взыскание алиментов, но так этого и не сделала, поскольку решение то было эмоциональным.
Мы обошли пятерых водителей автобусов, и наконец повезло. Шестой, который уже сел в кабину и собирался отправиться в рейс, подтвердил. Да, был вчера этот мужчина. Подходил, просился без денег. Но получил отказ.
– Может быть, его кто-то другой взял? Мы уже спросили нескольких, никто не признаётся.
– У нас строго конечно, с левыми пассажирами, – говорит водитель. – Но этот мужчина после того, как я ему отказал, пошёл в сторону вокзала. Вон туда, к паровозу.
– Спасибо! – отвечаю и тяну Славу за собой. Это буквальное выражение – у здания вокзала, возле водонапорной башни, натурально установлен памятник – паровоз с красной звездой спереди. Он знаменит тем, что в феврале 1943 года на нём бригада из трёх человек провела и доставила из Волховстроя первый поезд с продовольствием в блокадный Ленинград.
Но получается, Никита собрался на поезд сесть?
Озвучиваю это предположение. Лейтенант лишь плечами пожимает. Кто знает вообще, что в травмированной голове Гранина творится, какой там хаос? А самое главное: как узнать, смог ли он сесть на поезд и если да, то в какую сторону отправился? В Питер или Москву? У меня опускаются руки. Плюс усталость сказывается: отдых у родителей помог, но его было слишком мало.
Когда останавливаемся около паровоза, оглядываемся в растерянности. И тут Слава показывает в сторону вокзала:
– Смотри!
Замечаю камеру видеонаблюдения, которая смотрит в нашу сторону. Только бы работала!
Спешим в здание, и дальше лейтенанту приходится показать удостоверение, чтобы мы оказались в комнате охраны. Говорит, что ищем одного гражданина, который представляет большой интерес для ФСБ. После таких слов лица присутствующих становятся очень серьёзными. Открывают запись за вчерашний день. И спустя буквально пять минут радостно тычу в экран:
– Вот он! – но тут же перестаю улыбаться, понимая, насколько такая эмоция неуместна этих обстоятельствах.
На мониторе видно, как Никита сначала минут десять прохаживается туда-сюда вдоль паровоза. Смотрит вокруг, на прибывший поезд, на пассажиров. Он выглядит, как человек, который оценивает свои шансы оказаться в вагоне и отправиться в дальний путь.
– Скажите, кто-то из проводников мог его посадить без билета? – интересуется Слава у начальника охраны.
Тот вздыхает.
– Вообще-то строжайше запрещено. Но некоторые могут рискнуть. Если гонорар им предложат… вкусный.
Невольно смотрю на говорящего. Среднего роста, полный. Сразу заметно: сладкоежка, вон на щеке крошки висят. Потому такое слово и употребил.
– А вы откуда знаете, простите? – спрашиваю его.
– Так у меня свояченица работает проводницей на РЖД, – улыбается он и тут же поджимает губы. Ляпнул, не подумав. Он замирает и опасливо смотрит на Славу. Наверное, укоряет себя за длинный язык. Признаться в том, что его родственница взятки берёт! И кому?! Офицеру ФСБ! Но лейтенант спешит его успокоить:
– Мы здесь не ради этого.
Смотрим дальше видеозапись. Никита вдруг решительно направляется в сторону железнодорожных путей.
– Куда отсюда можно уехать? – спрашивает Слава.
– Если на северо-восток, то в Петрозаводск. На восток – в Вологду. На запад – в Питер, а если добраться до Чудово, на юго-западе, то в Москву. Там проходит и «Красная стрела» в том числе, – демонстрирует начальник охраны отличную осведомлённость.
– Скажите, а видеонаблюдения на самих путях нет?
Собеседник вздыхает и говорит:
– Всё в планах.
– Понятно, – кивает лейтенант.
Дальше он просто молчит, и я вдруг сознаю: это тупик. Невозможно угадать, куда мог поехать Никита. К тому же я довольно плохо знаю семью Граниных. Да, его родители – сироты, и других родственников у него нет. Но кто знает: может, Никита поехал, вспомнив какого-то из знакомых его отца или матери? Сослуживцев, друзей и так далее. Вспомнил, что был у кого-нибудь в детстве, вот и решил проверить, как это было с родительским домом.
Нам всё-таки придётся несолоно хлебавши вернуться в Питер и ждать у Балтийского моря погоды. Может, где-нибудь появится информация о мужчине, потерявшем память, который пытается по крупицам восстановить своё прошлое.
– Скажите, а мог Гранин забраться, так сказать, зайцем в какой-нибудь товарный поезд? – спрашивает лейтенант.
– Ну, вероятность этого мала. Всё-таки на ходу сорваться можно. Внутрь ведь не попадёшь – всё закрыто и опечатано. А если на крыше, к примеру… то слишком холодно. Так что вряд ли, – говорит начальник охраны вокзала. Если пассажирский только.
– Нет, такое едва ли возможно. У гражданина, которого мы разыскиваем, нет денег. Ну, или какая-то незначительная сумма. Её точно не хватит на взятку проводнику, – замечает Слава.
Мы благодарим сотрудников вокзала и выходим на улицу.
Но стоит нам пойти к машине, как быстро приближается приземистый мужичок с морщинистым обветренным лицом.
– Я слыхал, вы мужика ищете, который вчера тут был? – спрашивает, оглядываясь.
– Да, а что? – отвечаю ему, думаю «Откуда узнал?» и задаю встречный вопрос:
– Вы кто, простите?
– Дворник местный.
– А откуда знаете про наши поиски? – это уже вступает Слава.
– Ну, вы с Олегом общались. С водителем, значит, автобуса. Я услышал… случайно. Так вот, дело такое… видел я того мужика.
– Да, где?! – оживляюсь. Но мужчина мнётся.
– Это… мне бы… здоровье поправить.
Слава сразу догадывается, о чём речь. Достаёт пятьсот рублей и суёт дворнику бумажку. Тот быстро прячет её в карман.
– Короче, он тут всё мыкался. Возле паровоза тёрся. К проводникам ходил. Они ему отказали. Тогда подошёл ко мне, я как раз бы неподалёку. Спросил: может, я знаю, как ему на поезд до Москвы попасть.
– Так и сказал: до Москвы? – уточняет лейтенант.
– Ну да. Но я ему сказал: на пассажирский не сядешь. На грузовой тоже. Езжай, говорю, на попутке. До Чудова доберёшься, а там поездов много, может, и повезёт. А он так рукой махнул: «У меня денег нет». Ну, и сказал, что с памятью у него плохо совсем. Ранен был. Спрашиваю: «На войне?» Он говорит: «Нет, я до неё не доехал немного». Ну, я ему и сказал: мол, так езжай в то место, где тебя бахнуло. Глядишь, память там и вернётся. Он широко так улыбнулся, засмеялся даже и говорит: «Ну конечно! Как же это я сразу-то не догадался. Спасибо, дружище!» и пошёл.
– Куда?! – спрашиваю с лейтенантом в унисон.
– Ну, так… в город, куда ж ещё?
– А он не сказал, случайно, к кому? – уточняет мой спутник.
Мужичок задумался.
– Так это…
Я по глазам вижу: помнит всё прекрасно, опять клянчит «на лечение». Но я здесь не врач, потому достаю ещё три сотни и сую ему. Пусть хоть упьётся, болезный, только бы продолжил рассказывать!
– На Шкуркину Горку он пошёл, значит. Так и сказал: «У меня там знакомый есть».
– Спасибо! – говорю и тяну Славу за собой.
Садимся в машину, но стоит мне завести двигатель, как лейтенант кладёт руку на мою ладонь.
– Элли, погоди.
– Что такое?
– Нам нужно отдохнуть. Ночь на дворе. Ну куда мы сейчас поедем? Даже если узнаем, куда отправился дальше Гранин, то не носиться же за ним по темноте. Мы оба очень устали.
Слушаю аргументы офицера и понимаю: он прав. Надо сделать передышку. Только где? Не к моим же родителям возвращаться. Неудобно как-то. Всё-таки не одна, с мужчиной. Пусть мы и не пара, но…
– Вот, нашёл, – вдруг говорит Слава и называет мне адрес. – Едем. Там гостиница. Снимем номер на ночь, а утром продолжим поиски.
Подъезжаем, ставлю машину на парковку. Идём внутрь и на ресепшене просим два одноместных номера. Я уже предвкушаю, как залезу в душ, а потом сладко усну, как неожиданно слышу:
– Простите, у нас только двухместные номера.
– Мы согласны, – прежде чем успеваю придумать ответ, говорит Слава. Смотрю на него недоумённо. Он видит мой взгляд и кивает успокаивающе. Мол, всё будет хорошо. Да что ж тут хорошего? Я должна, что ли, ночевать в одном номере с малознакомым мужчиной?! Но лейтенант выглядит уверенным в себе, да и я слишком устала, чтобы спорить. Поднимаемся в номер. Он небольшой, только кровать здесь в самом деле одна. Большая, но… одна!
– Я лягу на полу, рядом, – говорит Слава. – Вы пока устраивайтесь. Схожу проверю, работает ли кафе. Надо поужинать. Вы не против?
– Нет, – отвечаю по-прежнему не слишком довольная предстоящим. Хотя чего стесняться? В данном случае рядом со мной не абы кто, а офицер ФСБ при исполнении. Не станет же он вести себя бестактно? Конечно, нет.
Когда Слава уходит, звоню домой. Узнаю, как дела у Олюшки. Роза Гавриловна охотно делится со мной всем, что было.
– Они сегодня в группе играли в «больницу». Детки были докторами, игрушки – пациентами. Олюшка, конечно же, была самой старательной. Надела белый платок с нарисованным крестом, взяла игрушечный стетоскоп и с важным видом осматривала кукол. Потом заметила, что воспитательница за живот держится. Олюшка подошла к ней с серьёзным видом и сказала: «Тётя Таня, у вас животик болит?» Та, улыбнувшись, ответила: «Да, доктор Оля, очень». Ваша дочка взяла свой стетоскоп и начала «слушать». Потом с умным видом как заявит: «Вам, тётя Таня, есть надо поменьше. Особенно жирного и сладкого». Я смотрела на это из-за двери, пока её ждала, так чуть со стыда не сгорела.
Широко улыбаюсь.
– Вы знаете, Роза Гавриловна, Олюшка права. У Татьяны Ивановны хронический панкреатит, насколько помню. Так что моя дочь дала точную рекомендацию. Умница.
Мы ещё говорим немного, потом иду в душ, а когда выхожу, на комоде уже ароматно пахнет большая пицца и стоит бутылка с соком.
– Прости, кафе закрыто. Пришлось доставку заказать.
– А ты? Сам тоже проголодался.
– Ничего, привык.
– Нет-нет, давай напополам. Я одна столько не осилю.
После ужина готовимся ко сну, каждый занимает свое место.
– Спокойной ночи, - говорю лейтенанту, когда он выключает свет. Усталость навалилась такая, что почти мгновенно засыпаю.
– Спокойной.