Глава 92
– Что значит сбежал? – спрашиваю офицера. – Его разве кто-то удерживал? Ведь Добрякову это невыгодно: он же хотел, чтобы Гранин сам отдал ему своё имущество. Если бы начал его принуждать, тот бы сразу понял, что дело нечисто и начал противиться этому.
– Вы удивитесь, Эллина Родионовна, но именно так всё и произошло. Кто-то сообщил Никите Михайловичу, что его пытаются обмануть, и он под благовидным предлогом сначала покинул домик для гостей, который ему предоставил Добряков, а после и вовсе пропал, – рассказывает помощник Громова. – Но мы с вами и так уже вышли за рамки дозволенного. Остальное не телефонный разговор.
– Зачем же вы мне тогда всё это сообщили?
– Чтобы вы были в курсе. Если Гранин вдруг выйдет на вас, сообщите нам немедленно. Хорошо?
– Да, конечно.
Кладу трубку и думаю: что же такого могло случиться в Волхове с Никитой? Кого он повстречал? Приходит нам ум одна мысль. Звоню родителям. Спрашиваю маму, не сталкивалась ли она случайно с Граниным. Она отрицает, папа тоже. Их попытку узнать, в чём дело, свожу к шутке. Мол, подумалось: вдруг Никита вернулся и меня ищет, мне такой сон яркий приснился накануне. Не знаю, поверили они или нет, но главное узнала: не видели.
Значит, случилось нечто иное, а как узнать? У меня в Волхове не осталось знакомых. Не бывших же одноклассников отыскивать и задавать им по крайней мере странный вопрос. Так что приходится оставить домыслы и вернуться к работе. Спустя некоторое время листаю отчёт патологоанатома о причинах смерти Олега Рожкова. Наши предположения оказались верны. Всё, как я рассказала старшему лейтенанту Суханову.
Но тут же, стоит вспомнить наш разговор, в памяти всплывает неожиданная вещь. Причём с Граниным никак не связанная, но настолько яркая, что даже встаю из-за стола. Как Тимур рассказывал? Рожковы, не меняя машину, переночевали в Питере у знакомых и поехали обратно в Волхов. Потом авария на трассе и так далее.
Только при чём тут машина, если я отчётливо помню, что напротив меня во время стрельбы останавливался мотоцикл?! Ведь грохот его мотора с автомобильным не спутаешь. Да и те свидетели, что ехали следом за мной, сказали: «Мотоциклисты. Двое. Остановились рядом. Тот, что сзади, вытащил короткое ружьё и выстрелил. Потом перезарядил и опять. Они и уехали». Получается, это могли быть и не Рожковы вовсе?! Но почему тогда полиция вышла на их след?
Снова беру телефон, набираю номер старлея Суханова и озвучиваю свой вопрос.
Он некоторое время молчит. Словно изумился тому, как не заметил такую несостыковку между показаниями свидетелей и тем, что рассказал мне сам. Потом неожиданно в трубке раздаётся его смех. У меня мурашки по коже.
– Ладно, раскусила ты меня, докторша. Никакой я не старший лейтенант Суханов, – и снова хриплый смешок. – Хочешь узнать, как всё было? Да очень просто. Те двое, кому было поручено от тебя избавиться, облажались. Мазилы. В упор не могли с неподвижной целью разобраться! Что ж, пришлось потом от них избавиться. Ну, а Рожковы… у Клары на тебя давно зуб имелся. Со школьных времён. Говорят, ты у неё парня увела. Да не какого-нибудь, а сына мэра, перспективного мальчика. Вот и было решено её вместе с братцем подставить. За Олегом тоже кое-какие грешки водились. Потому его сестрица и захотела удрать, когда менты на место ДТП примчались. Да. Хорошая была комбинация. Жаль, провалилась.
– Зачем ты тогда… устроил весь этот спектакль? – спрашиваю пересохшими губами.
– Заказ хотел выполнить до конца, – усмехается липовый офицер. – Да понял, что у тебя на работе сделать это будет трудновато. Обложилась видеокамерами, – и опять смешок. – Ладно, живи пока. Кстати, вот ещё что. Привет тебе от Мелиссы.
После этого короткие гудки. Я ошарашенно сажусь в кресло. Первое желание – прямо сейчас побежать к Заславскому и написать заявление по собственному желанию. Как же меня всё это достало! Несколько минут провожу в мучительных раздумьях. Потом всё-таки беру лист и пишу. Складываю бумагу пополам и отправляюсь на административный этаж. Когда меня видит секретарь главврача, спрашивает тревожно:
– Эллина Родионовна, у вас всё хорошо? На вас лица нет.
Не желая обсуждать это, интересуюсь, у себя ли шеф. Александра Фёдоровна сообщает ему, что я пришла, слушает потом ответ и предлагает войти.
– Элли, что у тебя случилось? – первый же вопрос Валерьяна Эдуардовича. – Выглядишь, как с привидением встретилась.
– Я решила уйти!
– Куда? На ужин? Домой?
– Нет, совсем.
Заславский встаёт, подходит ко мне, предлагает присесть. Сам усаживается напротив.
– Рассказывай, что у тебя случилось.
Протягиваю ему заявление.
– Подпишите, и я пойду. Только, пожалуйста, давайте без отработки. У меня отгулов и так накопилось месяца на четыре, – говорю ему, стараясь не смотреть в глаза.
Главврач некоторое время молчит. Кладёт бумагу на стол для совещаний, за которым мы расположились.
– Пока не расскажешь, что случилось, я ничего подписывать не буду, – говорит упрямо.
Ну почему я наивно решила, будто сразу всё получится легко и просто? Это же Заславский. Он умеет характер показывать. Упрям, в этом мы похожи. Причём у меня-то характер помягче будет, а у него… Достаточно вспомнить то происшествие, когда мне от Валерьяна Эдуардовича однажды крепко досталось.
Вздыхаю и говорю, что случилось. Ко мне приходил следователь из СК. Точнее, он таким представился. Мы долго общались, а потом я поймала его на нелогичности. Позвонила, и тот признался, что на самом деле приходил меня убить.
– Элли, ты ничего не придумываешь? – поражается Заславский. – Прямо сюда, в клинику, приходил убийца?!
– Это вам только что и сказала! – произношу стальным тоном. Пусть не думает, будто у меня из-за стресса шарики заехали за ролики.
– Хорошо. Вижу, что ты вся на взводе. Успокойся. Водички?
– Нет, спасибо.
– Элли, я понимаю. Тебя сейчас уговорить не получится. Ты твёрдо вознамерилась уволиться. Так?
– Да.
– Хорошо. Давай сделаем вот как. Я дам тебе отпуск. Отдохнёшь, съездишь куда-нибудь с дочкой…
– Не нужен мне отпуск. Куда я поеду? Как, если на меня охотится убийца? А может, и не один!
Валерьян Эдуардович некоторое время молчит, обдумывая варианты. Он ещё не знает, что меня негласно охраняет ФСБ. А что толку? Этот Суханов спокойно прошёл через пост охраны, показав удостоверение. Офицер из контрразведки тоже его пропустил. Ну кто мог подумать, будто киллер окажется таким хладнокровным, что посмеет прийти ко мне на работу! Да ещё станет общаться со мной, причём окажется весьма информированным. Откуда он всё узнал про расследование Рожковых? Да ещё про Багрицкого и Яровую наплёл. А я, как глупая девочка, ему поверила и даже порадовалась, что в СК стало чище. Боже, какая глупая!..
– Купи путёвку на какой-нибудь круиз по Средиземному морю… – начинает главврач, но перебиваю его с негодованием:
– Валерьян Эдуардович, вы в своём уме?! Простите, но в какой круиз я поеду с двухлетним ребёнком?! Да ещё одна!
– А ты возьми с собой родителей, – не унимается Заславский.
– Хорошо, – соглашаюсь со скрытой издёвкой. – Но с условием: вы оплатите все расходы. Или думаете, что у меня так много денег, чтобы четырёх человек в круизы отправлять?
Валерьян Эдуардович поджимает губы. Обиделся немного. Что ж, сам виноват.
– Элли, я правда очень хочу тебе помочь, но не знаю как…
– Подпишите заявление, – прерываю его.
– Нет. Ты слишком ценный работник.
– Незаменимых людей не бывает, – говорю ему. – Подписывайте. Отказать мне в этом вы не имеете права по закону. Или так, или буду увольняться по суду.
– Ты так с нами не поступишь.
– Ещё как поступлю! – вскрикиваю, поскольку уже вся на нервах. Вдруг подумалось: что, если киллер нагрянет ко мне домой?! Домработница же пустит его, если тот покажет удостоверение! А если он захочет украсить Олюшку?!
Хватаю телефон и, не обращая внимания на изумлённый взгляд Заславского, говорю Розе Гавриловне, чтобы никому, кроме меня, дверь не открывала. Кто бы там ни стоял! Она удивлённо соглашается и хочет спросить, что случилось, но я прекращаю разговор.
– Подписывайте, – говорю Заславскому, убрав смартфон.
– Нет.
– Да.
– Нет!
– Да!!!
– Элли, да пошла ты к чёрту со своим упрямством! – не выдерживает Заславский. Вскакивает, хватает заявление и рвёт на мелкие кусочки. Швыряет на пол и смотрит на меня с вызовом.
– Ничего. Новое напишу, – пережив всплеск адреналина, встаю и выхожу из его кабинета.
– Александра Фёдоровна! – слышу крик главврача мне в след.
– Слушаю, Валерьян Эдуардович.
– Доктора Печерскую ко мне без предварительной записи больше не пускать! Ни-ког-да!
– Хорошо, – бледнеет Романова и смотрит на меня вопросительно, закрывая дверь в кабинет начальника. – Что произошло?
– Увольнять меня не хочет! – бросаю ей и ухожу.
«Чёрта с два он меня остановит! – думаю упрямо и зло. – Прямо сейчас поеду в комиссию по трудовым спорам и там напишу жалобу! Достало уже это всё! То Маркова, то Майя, то ещё непонятно кто! У меня что, на спине мишень нарисована?!»
Но стоит спуститься вниз, как надрывное завывание сирен во дворе сразу заставляет забыть о своих обидах и страхах и включиться в работу. В детском интернате взорвался газовый баллон: гастарбайтеры варили трубы в подвале, нарушили технику безопасности. Первый пострадавший – мальчик 12 лет. Зовут Марк. Осколочное ранение левого плеча.
– Кровотечение есть? – спрашиваю фельдшера «Скорой».
– Да, боль и парестезия.
– Можешь сжать руку? – обращаюсь к ребёнку.
– Больно, – морщится он.
– Здесь чувствуешь?
– Немного.
Прибегает Маша, и я говорю ей, что у мальчика надо проверить сосуды. Затем возвращаюсь к регистратуре. Выясняю: во время взрыва пострадали 12 человек, себе мы можем взять пятерых.
Привозят следующего. У него обломок дерева застрял под кожей.
– Не могу дышать… – слышится рядом слабый женский голос.
– Её зовут Мария Петровна. Учитель. Рана в паху справа большая. Кровопотеря 90. Тахикардия, – слышу отчёт.
– Живот болит?
– Нет, нога холодная, – вместо пострадавшей отвечает медсестра.
– Пульсация на стопе ослаблена.
– Их арестовали? – спрашивает Мария Петровна.
– Кого?
– Тех, кто это устроил, – говорит она гневно.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Если взрыв случился там же, где они были, то…
– Стопа бледная. Кровенаполнение слабое, – произношу, помогая разворачивать каталку в сторону входа. Женщину забирает Данила. Прошу его перелить ей кровь и сделать анализы, но сначала пусть дозвонится в хирургию. Он согласно кивает.
Бегу к следующей «Скорой».
– Доктор Печерская, восьмилетняя девочка с остановкой сердца.
– Куда ранена?
– В голову, интубирована. Пульс был ослаблен, потом пропал. Зрачки расширены и неподвижны.
– Вводите адреналин.
Бежим в отделение.
– Разряд!
– Ритм появился?
– Фибрилляция желудочков.
– Разряд. Похоже, задет продолговатый мозг, – замечаю, понимая, что в этом случае, скорее всего, у нас ничего не получится.
– Асистолия.
– Сколько времени прошло? – спрашиваю.
– Час с момента взрыва, – говорит медсестра.
Прошу всех остановиться. Констатируем смерть. Иду в соседнюю палату, где осматривают мальчика по имени Марк. Он смотрит через дверной проём и спрашивает:
– Это Лена? Там, напротив.
– Мы не успели спросить её имя.
– Да, Лена. Её бросила приёмная мать.
Нам ничего не остаётся, как молча продолжать свою работу. Кажется, у Марка ничего серьёзного, хотя надо сделать ещё рентген в двух проекциях. Но даже и потом оказывается, что осколок прошёл в средней трети, ближе к основанию.
– Эллина Родионовна!
Опять бегу встречать. Осколочное ранение шеи справа.
– Какое давление? – спрашиваю.
– 110 на 70.
– Привет, как тебя зовут? – передо мной мальчик лет 10-ти.
– Тёма.
– Тёма, можешь сглотнуть?
Ребёнок делает это с трудом.
– А где тётя Юля?
– Это из него натекло? – спрашиваю фельдшера.
– Нет, воспитательница закрыла его своим телом. Осколок прошёл сквозь неё и попал ему в шею.
– Тётя Юля!
– Готовьте рентген пищевода, – поручаю Соболеву, прибежавшему на помощь. – Мы положим тебя в больницу, хорошо, Тёма? – спрашиваю пострадавшего. Он слабо кивает головой.
– Доктор!
Ещё одна неотложка. Да когда это закончится!
– Воспитатель, Юлия Семёнова. Осколочное ранение в спину. Давление 128 на 74.
– Где Тёма? Где Тёма? – морщась от сильной боли, спрашивает она.
– С ним всё будет в порядке. Он у другого врача.
– Пожалуйста, помогите ему. У него текла кровь из шеи.
– Мы о нём позаботимся. Проверим гематокрит и сатурацию, – говорю доктору Ерёменко. – Повернём её.
Только делаем это, как изо рта пострадавшей потоком льётся на асфальт кровь.
– Господи, около двух литров, – замечает Аркадий Потапович.
– Может быть, аорта и эзофагальный свищ, – делаю предположение.
– Она без сознания.
– Искусственное дыхание. Буду интубировать. Набор для торакотомии и кровь. Первую отрицательную.
Вскоре оказываемся в палате, и Ерёменко замечает:
– Похоже, перфорация пищевода.
– Давление не определяется, – сообщает медсестра.
– Перелейте два пакета Р-массы.
– Пульса нет.
– Ладно, расширитель.
– Ещё зажим.
– Идёт восьмая доза, – докладывает медсестра.
– Наполнения нет, аорта непроходима, – произносит Аркадий Петрович. – Повреждения сверху и сзади. Пережать дугу?
– Можете ввести палец в отверстие?
– Если я его увижу.
– Прибавьте свет. Закажите плазму и тромбоциты.
– Ладно, оставим это. Я не могу закрыть дефект. Кровотечение из грудной аорты. Крови не осталось. Мы её не вытащим, – решает Ерёменко.
– Попробуем шунтировать.
– Слишком поздно. Фиксируйте время.
– Время смерти…
Срываю одноразовые перчатки и халат. Бросаю в урну. Смотрю на часы. Моя смена закончилась. Последняя в клинике имени Земского.
Завтра я сюда не вернусь.