ГЛАВА 15
Птицелов не сказал, когда вернётся Каждый день я подолгу бродила вокруг дома, высматривая – не прилетела ли его ворона, не показался ли он сам на краю леса. По утрам от холода пар шёл изо рта, и я с тревогой ожидала, что вот-вот зарядят осенние дожди, превращая дороги в непролазную грязь. Коз выпускать перестала – все равно в лесу им уже нечего было есть, но сама иногда уходила – пройтись по знакомым тропам, а то и набрать мясистых опят.
–Здравствуй, Яга, – Птицелов показался из-за дерева так внезапно, что я чуть не взвизгнула. Удержалась, иначе позору не оберёшься.
– Птицелов, – только на такое приветствие меня и хватило. Я вежливо наклонила голову, но прежде отметила, что выглядит мужчина неважно. Он казался не больным, нет, но смертельно уставшим. Тени залегли под глазами, резче обозначились морщины на лице, да и сам он был непривычно мрачным.
– Иван-царевич далеко отсюда. Но он жив, – сообщил Птицелов и замолчал. Я растерялась, поскольку рассчитывала на более подробный рассказ.
– Будь моим гостем, там и поговорим? – хотела предложить уверенно, а получился вопрос. Мой знакомый всегда был странным, но сегодня он выглядел как-то не так. Чужим, словно в первую нашу встречу.
– Нет. У тебя сегодня другие гости, не хотелось бы с ними встречаться, – сказал Птицелов, и мне стало не по себе.
– Тогда мне стоит поспешить домой, – рассудила я вслух вместо прощания, и зашагала по тропе.
– Яга! Со всеми своими друзьями в баньке паришься? – долетел до меня ядовитый вопрос, и я почувствовала, как кровь бросилась к щекам, обдавая их жаром. Остановилась, и несколько раз вдохнула, успокаиваясь. Я не сделала ничего стыдного, и теперь злилась на Птицелова за то, что заставил меня чувствовать призрак вины. Обернувшись, крикнула ему:
– Только с молодыми и весёлыми! – и от души показала оттопыренный средний палец. Пусть он не знает, что это значит, зато мне полегчало. Домой шагала торопливо, едва ли Птицелов стал бы шутить насчет незваных гостей. Я не знала, с добром ко мне идут или с худом, и жизненный опыт подсказывал, что второе вероятнее.
Пятеро конных показались со стороны поля – и лошади у них были как на подбор, редко встретишь таких рослых, да гладких. Они приближались так быстро, что бежать и прятаться было бессмысленно, да я и не собиралась. Так и стояла у ворот, уперев одну руку в бок, а другой прикрывая глаза от солнца.
– С чем, добры молодцы, пожаловали? – крикнула я, когда всадники были совсем близко. Известно, что ведёт беседу тот, кто задаёт вопросы, и мне хотелось взять инициативу в свои руки. Старший по виду витязь с красивой бородой спешился, поклонился и ответил:
– Ищем вещую бабу по прозванию Яга, что живет одиноко в этих краях.
– А что вам от неё надо? – сощурилась я. Тревога на сердце таяла, оставляя чувство облегчения – уже было ясно, что передо мной не душегубы. Раздражал только молоденький воин с волнистыми волосами и тонкими усиками – беспрестанно крестился и что-то бормотал со скорбным видом.
– Помолчи, Алексий! – шикнул на него бородатый и дружелюбно обратился ко мне: – Царица наша, Василиса Прекрасная, велела передать тебе дары и своё покровительство.
У меня непроизвольно приоткрылся рот. Моя пигалица! Выскочила всё-таки замуж, да не абы за кого, судя по тому, как её нынче величают.
– Яга? – уточнил витязь, не дождавшись, пока отомру.
– Это я, – кивнула с важным видом изо всех сил стараясь, чтобы не выкатилась слеза из защипавших глаз. – Передай Василисе, здесь она всегда найдёт помощь или совет добрый.
– Ставьте знак! – махнул рукой своим спутникам воин, и те спрыгнули с сёдел. Лошадей не привязывали, и я с уважением подумала, что кони, должно быть, боевые, обученные.
– Довезли в целости, – обратился ко мне бородач и снял с седла объемный сверток. Я молча прижала его к груди, наблюдая, как мужчины устанавливают у ворот шест с привязанным к нему пучком конских волос и зеленым полотнищем.
– Отдохните с дороги, будьте моими гостями, – спохватилась я, но старший витязь покачал головой:
– Времена неспокойные. И рады бы остаться, да торопимся в обратный путь. Здрава будь, Яга. Разное про тебя людишки окрестные болтают, да только Василисе веры поболе.
Их кони не выглядели уставшими, и я ехидно подумала, что они, конечно, спешат, да только не в дорогу дальнюю, а на постоялый двор, где остальные пожитки лежат. Ну, мне же проще, не козу же колоть ради этой оравы. Я перехватила поудобнее объемный сверток и решила развернуть его прямо здесь – в избе слишком темно.
– Шуба! – изумленно воскликнула я, распугав кошек, и тут же откуда-то сверху послышалось громкое воронье карканье. Не обращая внимания на живность, погладила мягкий мех. Неужели, песец? Или лиса-чернобурка? Я тот ещё специалист, кошку от кролика не отличу. По местному обычаю шуба была сшита мехом внутрь, снаружи одеяние украшала вышитая золотая парча. Я смотрела и не могла наглядеться, а потом, воровато оглянувшись, накинула меха на плечи. Шуба спускалась ниже колена, почти до земли, просторная и не слишком тяжёлая. В первый раз за долгое время я пожалела, что у меня нет зеркала, и всё вертелась бестолково, пытаясь осмотреть себя.
– Хороша, не сомневайся, – послышался насмешливый голос Птицелова. Я вскинула голову. Ворона сидела у него на плече, перебирая лапками.
– Доха или я? – уточнила у него недобро, но, увидев, как внезапно смутился мой хладнокровный знакомый, сама залилась румянцем и торопливо скинула шубу.
– Жарко в ней! – оправдала я свои красные щеки и добавила искренне: – Не ожидала больше тебя увидеть.
– Зиму я проведу далеко отсюда. Но до распутицы ещё есть немного времени, – пожал плечами Птицелов. Он вёл себя так, словно у нас и не было размолвки. Может, и правда, это я надумала лишнего. Зимовать он в дальних краях собрался! Хиппи чёртов.
– Не объяснишь, что это? – показала я на шест у ворот и Птицелов искренне удивился моему невежеству:
– Покровитель, приславший тебе меха, хочет, чтобы люди видели: ты под защитой.
Пока он не счёл меня совсем уж пропащей женщиной, я поспешила сообщить:
– Это Василиса, моя воспитанница.
– Рад, что могу оставить тебя со спокойным сердцем. Теперь деревенские едва ли спалят твой дом. Себе дороже.
Утешил, нечего сказать. Он так спокойно рассуждал обо всём, что мне постоянно хотелось уколоть его, задеть, растормошить. Чурбан, а не живой человек. Но таков уж был Птицелов.
– Один из витязей обмолвился, что времена неспокойные. О чем он?
– До вашего захолустья медленно доходят вести. Зато и беды могут обойти стороной. Князья враждуют между собой. Степняки знают, что им некого бояться и часто озоруют на северных землях. Невольники и особенно невольницы из этих мест высоко ценятся.
– С тобой поговоришь – и отравленные куры мелочью кажутся, – закашлялась я. – Куда ты отправишься зимой?
Спросила не только ради праздного любопытства. Хотела понять – мучает ли меня зависть. Понятно, что никуда я не денусь от своего болота и скудного хозяйства. Но все же.
– Если вернусь – расскажу. Моя ворона останется здесь. Не обижай её. Можешь не кормить, хотя, как я понял, тебе нравится угощать птиц?
Первым порывом было уточнить – не собирается ли он подсматривать за мной. Вовремя спохватилась и захлопнула рот – Птицелов бы оскорбился. Да и я уже поняла, что смотреть птичьими глазами – не забава, даже для него. Это занятие отнимало слишком много сил. Тратить их без веской причины было бы глупо.
– У вороны есть имя, – сказала я. – Ты зайдёшь ещё или прощаемся до весны?
Птицелов ответил не сразу, и, хотя он безучастно смотрел куда-то вдаль, я поняла, что мужчину раздирает внутренняя борьба – как будто ему сложно принять решение.
– Я приду, – прозвучало, наконец. – Ещё один раз. Потом покину эти места на несколько лет. Или навсегда – как распорядится судьба.
***
На Дзене выложен ознакомительный фрагмент повести (21 глава)
Приобрести электронную книгу целиком в удобном формате можно ЗДЕСЬ
