ГЛАВА 14
Там, где разливалась в половодье речка, всегда был луг. Не заросли покуда и брошенные пашни вокруг деревни. Просторно глазу, хотя мне всегда был милее лес. Трава пожелтела, и я знала, что скоро настанет самое мерзкое время. Бесконечные дожди превратят землю в грязь, а пронизывающий холод придёт задолго до первого снега. Дни уже сейчас коротки, в ноябре же будет совсем грустно. Я подставила лицо осеннему солнцу, стараясь напитаться лучами впрок – как будто это было возможно!
– Зачем мы здесь? – спросила я Птицелова, стараясь не выдать любопытство голосом. Тот смотрел ввысь, прикрывая глаза ладонью от солнца. Услышав меня, он подошел поближе и показал рукой на небо:
– Вон там, видишь?
Присмотревшись, я увидела узнаваемый силуэт хищной птицы. Размеры понять было сложно – слишком далеко парил ястреб.
– Канюк охотится, – не дожидаясь ответа пояснил Птицелов.
– Посмотреть, как жрут мышей, я и дома могу, – озадаченно ответила я. – Шмель, конечно, обленился, зато кошки молодцы.
– Она вывела двух птенцов в этом году, но куница разорила гнездо, – продолжал говорить мужчина, словно не слышал меня. – Хочу, чтобы ты взглянула на мир её глазами.
– А можно не надо? – попятилась я подальше от этого безумца.
– Если в тебе нет способностей к ворожбе – ничего не выйдет. Иди сюда.
Такое объяснение звучало успокаивающе, а тон Птицелова не подразумевал отказа. Проще дать, чем отвязаться, решила я. Он встал за моей спиной и ещё раз уточнил:
– Не бойся ничего.
Взяв за локти, приподнял мне руки и развел в стороны.
– Представь, что летишь.
Я чуть не фыркнула в ответ и слегка помахала руками, как крыльями. Тяжелая ладонь легла на затылок, и лицо невольно обратилось к небу. Синева немного слепила глаза, но терпимо.
– Смотри на неё.
Было странно слышать, как Птицелов говорит о канюке в женском роде. Для меня все ястребы были мальчиками, а синички – девочками. Послушно всмотрелась вверх, и в этот момент твёрдая рука больно ударила меня прямо между лопатками. Я словно вылетела из собственного тела навстречу хищной птице. Глаза канюка оказались совсем близко – маленький черный зрачок посреди ярко-желтой радужки. Ещё секунда – и я увидела поле и лес внизу. Так ясно, как никогда прежде.
Мужчина бережно поддерживал женщину, потерявшую сознание, не давая ей упасть на землю. «Это же я!» – сообразил разум, но как-то отстранённо. Упоительная свобода. Я спикировала вниз только для того, чтобы почувствовать скорость, а затем взмыла обратно к облакам. Поле осталось далеко позади. Подо мной проносился лес с редкими прогалинами, показались избы, люди. Темной лентой петляла река. Я могла разглядеть любую травинку, да что травинку – божью коровку, ползущую по светлым волосам мальчишки-пастуха. От восторга захотелось крикнуть, но вместо слов раздался пронзительный жалобный клич хищной птицы. Испугавшись, я сбила ровный стремительный полёт, моргнула и в следующее мгновение увидела перед собой обеспокоенное мужское лицо. Голова кружилась – в моём мире такое состояние называли «вертолётики».
– Тебя долго не было, – нахмурился Птицелов, и я сообразила, что лежу на его согнутой руке.
– Я…Я…Пусти! – еле успела перекатиться набок, как тело сотрясли отвратительные спазмы. Содержимое желудка оказалось на траве, и от запаха рвоты меня снова скрутило в бесплодных позывах.
– Прости, – сказал Птицелов мрачно и протянул мне маленькую тряпицу – вытереть рот. Я повернула лицо в его сторону и возразила:
– Не знаю, как ты это сделал, но было чудесно!
Не осмеливаясь встать, я продолжала пошатываться на четвереньках. Сознание немного путалось, но эйфория от пережитого полёта того стоила.
– Это не твой дар, поэтому так плохо, – смутно объяснил Птицелов. – Обопрись.
Он усадил меня рядом, и я хихикнула:
– Понесёшь меня домой на руках или тут бросишь отлежаться?
– Нет, – коротко ответил мужчина, очевидно, на оба предположения сразу. Я хотела пошутить про такое красноречие, но тут он бережно взял мою руку в свои, и слова застряли в горле. Большой палец погладил ладонь, а потом нажал в одну точку, и у меня из глаз брызнули слёзы.
– Ай! – не выдержала, заорала я, но Птицелов уже убрал руку и спокойно поинтересовался:
– Лучше?
Я прислушалась к себе. Ладошка болела, наверняка останется синяк. А вот в голове прояснилось! Она больше не кружилась.
– Жить буду, – буркнула я, осторожно поднялась на ноги и стала отряхивать одежду.
– Хорошо сказано, – кивнул Птицелов. Он даже руку мне не предложил, пока мы медленно шли обратно к моей избе. Ну и бес с ним, сама дойду. Горло неприятно саднило после рвоты. Я с сожалением обернулась в сторону поля:
– В кои-то веки нормально поела, а, выходит, зря!
Птицелов издал странный звук. Я бы сказала – смешок, но только если бы это был кто-то другой. Чурбаны-психопаты не смеются.
– Я принесу ещё мяса в следующий раз, – мужчина прикрыл глаза на секунду и сообщил: – Пава чуть не лопнула от обжорства. Едва смогла взлететь, когда лисица спугнула.
– Кто? – озадаченно спросила я, и Птицелов коротко пояснил:
– Ворона. Она иногда прилетает вместе со мной.
– Твою ворону зовут Пава? – я с трудом сдерживала смех. На павлина черно-серая хитрая птица была мало похожа.
– Не мою. Она сама по себе.
– Разумеется, – ехидно согласилась я и поспешила сменить тему: – Я смогу полетать ещё раз? Увидеть мир глазами птицы?
– Опасно. Если бы душа не вернулась в тело, ты бы умерла.
Я молча таращилась на него, не в силах подобрать слова. Взгляд мой, однако, был достаточно красноречив, потому что Птицелов добавил:
– Говорила же, что ждёшь смерти и не боишься.
– Знаешь что! – выдохнула я. – Забудь, пожалуй, всё, что я говорила.
Птицелов достал ведро из колодца и поставил на край сруба. Мне снова показалось, что он улыбается, но уточнять причину не хотелось. От ледяной воды аж зубы свело, зато наконец исчез противный привкус во рту. Я глотнула ещё и сказала:
– Поживу ещё забавы ради, – надо было убедиться, что он меня ясно понял.
– Виноват, стало быть, – Птицелов слегка поклонился. Слова не вязались с его выражением лица – чисто кот, объевшийся сметаны. – Хочешь, принесу тебе нового петуха? И несушек с десяток. А то совсем пусто во дворе стало.
Сердце застучало радостно, но я вовремя захлопнула рот, не успев согласиться. Ведь и новых кур потравить могут. А если нет – так впереди зима – только и знай, корми их, а яиц не дождёшься.
– Благодарствую, только о курах я не забочусь. Весной выменяю у деревенских.
– Таких у них нет, – мечтательно возразил Птицелов. На секунду я снова почувствовала искушение, но продолжала гнуть своё:
– Если хочешь удружить мне – о другом попрошу.
Мужчина посмотрел на меня с доброжелательным интересом и кивнул:
– Проси, Яга.
Василиса или Иван? Я сглотнула слюну, стараясь не выдать волнения.
– Слышала, ты любого человека найти можешь птичьими глазами. Если правда – я бы хотела узнать, жив ли мой друг.
– Друг? – переспросил Птицелов – и мне это ой как не понравилось. – Кто таков?
– Иван, царский сын младший. С виду богатырь с золотыми кудрями. Я…Я за него беспокоюсь. Предсказала гибель бесславную, теперь сама не знаю, кто меня за язык тянул.
Птицелов размышлял довольно долго. А потом спросил:
– Люб тебе царевич этот?
Настала моя очередь призадуматься. Я ответила честно, представляя, что Иван стоит за спиной и слышит эти слова:
– Он мой друг и дорог мне.
– Хорошо, что старый гусак жив. Он должен был видеть и запомнить твоего…друга. Я поговорю с ним, чтобы знать, каков из себя Иван-царевич. И найду его, если жив. Дай мне несколько дней.
– Буду в долгу перед тобой, – поклонилась я, от души надеясь, что Птицелов не увидит моих дрожащих рук. Он пугал меня, но внутреннее чутье подсказывало – мне вреда не причинит. Можно немного поиграть с огнём, раз выпала такая возможность.
***
На Дзене выложен ознакомительный фрагмент повести (21 глава)
Приобрести электронную книгу целиком в удобном формате можно ЗДЕСЬ
