В этот костел его занесло случайно. Хотя, что есть случайность, как не нераспознанная вовремя воля Создателя или закономерная логика прежних, не до конца пережитых и понятых событий? Проповедь шла уже давно, и добрые прихожане начинали соловеть. Старенький пастор устал и, как мог, иногда всхлипывая, читал 4-ю главу Первой книги Моисея.
Просыпаясь, его голос то взлетал набатом ввысь, к средокрестию под самым куполом. То снова падал к едва различимому даже у амвона бормотанию. Ветры странствий занесли Иоганна в маленькую церковь на окраине Ферлаха. Городка в Каринтии, затерянного на дальних границах Священной Римской Империи.
И вдруг сквозь бормотание клирика, громом под куполом: - Кровь брата твоего вопиет во мне! Эти слова Господа потрясли молодого Кернера. Молнией ударили в голову. Иоганн вдруг четко осознал, что он пришел. Все, здесь окончены его скитания. Пора возвращаться домой. Пора нести ответственность за деяния прошлого. От тяжкого груза убийства не избавиться иначе, как покаянием. А если понадобится, то и кровью.
Семь лет назад, в марте 1632 года, шестнадцатилетний Иоганн Кернер был лучшим из учеников Карла Грубера, самого успешного сапожника Гамбурга. Позади годы обучения. Годы труда и стараний принесли свои результаты. Молодой человек уже получал процент от сделанного. И даже подумывал вскоре открыть свою мастерскую.
В субботу вечером его отпустили к родителям. Как и все ученики, Иоганн жил в мастерской. Точнее, первые два года в самом цеху. Потом переехал в мансарду. К своим товарищам по обучению и труду. На втором этаже дома разместилась семья мастера Грубера. Там же, в большом зале, все ели за одним столом. Но сегодня, 13 марта, у него выходной.
Иоганн не спешил к родителям. Отец умер несколько лет назад. Он был кормчим на рыболовных судах, промышлявших в водах Исландии. Пока он был жив, семья не знала нужды. Потом началось всякое. А уж когда сестра Ильзе вышла замуж за Никлоса Даннеманна, закрутилось такое, что домой не очень то хотелось.
Никлос прибрал почти все, что было в доме. Иоганн не особо приятельствовал с ним до брака сестры, а уж теперь постоянно ругался. Он понимал, что друг детства просто обобрал его. Не раз доходило до драки. Теперь этот Даннеманн занял место хозяина за семейным столом. Наблюдать это было уж совсем невыносимо.
Тем более, что прошло много времени, и Иоганн перестал скучать по матери и сестре. Нет, он любил их, но уже как-то иначе. Они здесь на глазах. На скандалах. Обиды множатся и притупляют прежние чувства. Другое дело - умерший отец. Он помнил его. Ведь Гельмут любил сына больше всех. А теперь что?
Куда веселее в портовых пивных. Кого там только нет. Матросы, шлюхи, докеры и ремесленники разных гильдий. Богатый ганзейский город всегда привлекает много денежных людей. И все рано или поздно приходят выпить и закусить. Шумные компании всегда можно разбавить доступными женщинами. С которыми молодой сапожник Кернер уже был знаком.
Иоганн и не заметил, как пролетел день. Сначала он сидел со своими. У сапожников тоже должен быть выходной. Пиво только успевали носить. Жареную селедку сменил тушеный заяц. Потом стали появляться новые товарищи. Но они куда-то делись, когда на столе лишь хлеб и лук. По мере оскудения кошельков остались только кружки. Поредела компания, и утихло веселье. От чего-то попрятались дамы. Потом окончательно растворились в пространстве друзья.
Как он оказался один на Таможенном Мосту, Иоганн, так и не понял. Ни на следующий день, ни через семь лет после этого. Но оказался. И тут этот ненавистный родственник. Откуда взялся Никлос? Оба выпившие. Суббота, поздний вечер. Кто в портовом районе трезвый? Начали с претензий. Быстро перешли к оскорблениям. Началась драка.
В какой-то момент Иоганн понял, что Даннеманн обмяк и валится на бок и вниз. На землю. Что-то теплое текло по его руке. Он осознал, что в пылу драки достал сапожный нож, который постоянно носил за поясом сзади. А теперь как-то ударил им Никлоса в грудь. Что скажет сестра? Она недавно родила. Как отнесется к этому мать? Другого мужчины в семье Кернеров не остается. Ведь его самого теперь казнят.
До утра он прятался в порту. Рано, еще до рассвета, пробрался к одним из городских ворот. Дождался, когда можно было выйти, и растворился на просторах Священного Рейха Германской нации. Тело Даннеманна нашли под Таможенным Мостом стрелки из Недельной Стражи. Эти милицейские формирования были организованы по типу голландских Шутериев. Но уголовным сыском они не занимались. Ну, разве что схватят подозреваемого здесь же, на месте. Либо найдутся очевидцы злодеяния. Ну а если нет, то и суда нет.
Кроме того, существовал принцип: Есть истец, есть и судья. А других родственников, кроме Кернеров, у Никлоса не было. Мать и вдова, понимая, что Иоганн не зря пропал, скрыли от органов Ганзенштадта его постоянные ссоры с погибшим. Таким образом, убийство посчитали нераскрытым, и молодого скитальца никто не искал.
Разве что мастер Грубер, который потерял перспективного коллегу в настоящем и вероятного конкурента в будущем. Может, друзья по обучению и цеху. Ведь Иоганн был весел и дружелюбен. О нем говорили: честная кровь и верное сердце. Да, мог загулять. Ведь он красив, строен и у него длинные светлые волосы. Он хорошо одет. Вероятно, столь лестная характеристика была пропуском в заветные кущи социального успеха. Но грусть по пропавшему вскоре прошла. Приятельские отношения отошли в область воспоминаний. И не более. Друзья вообще имеют свойство растворятся во времени.
Первые месяцы Кернер просто нищенствовал. Что в вольных городах Ганзейского Союза или Ганзенштадтах было просто опасно. В лучшем случае выпорют и выгонят. Магистраты городов Священной Римской империи смотрели на скитальцев демократичнее. Но Иоганн не привык бездельничать и в попрошайках не задержался.
Сначала просто любая черная работа. Затем помогли навыки сапожного мастерства. Довольно скоро он занялся разъездной торговлей. Перемещался из бурга в бург Большой Империи. Продавал и покупал все подряд, что приносило прибыль. И постепенно коммерческий успех пришел. А с ним и успех у женщин. Немало семей в центральноевропейских поселениях серьезно рассматривали Иоганна в качестве жениха для своих дочерей.
Но страх и муки совести гнали Кернера дальше. Беспокойство стало настолько обычным его состоянием, что через две или три недели оседлой жизни его поднимало и уносило в следующий город. Мир в душе и согласие с Богом он искал в Богемии и в Вюртемберге, Тироле и Померании. В конце августа 1639 года этот поиск привел Иоганна в Каринтию. В маленькую церковь на окраине, казалось бы, забытого Богом Ферлаха.
Но именно здесь грозные слова Доброго Бога все поставили на свое место в разоренной душе изгнанника. Беглеца, которого никто не искал. Поставили и погнали его домой. Туда, где одни уже забыли о нем, другие перестали ждать его, и все уже давно не вспоминали о старом преступлении.
- Кровь брата твоего вопиет во мне. Молотом било по темени изнутри. Он думал, что его схватят тут же. Прямо у городских ворот. Но нет. Никто не обратил никакого внимания на странника. Людей, одетых по обычаям других земель, в Ганзейских Городах всегда хватало. Кернера никто не помнил. Тем более не собирался хватать и тащить в узилище. Никакой суд ему не грозил. И палач не точил свой меч на его шею.
О! - подумал Иоганн, — точно! Палач! Добрые человек наверняка обрадуется. Ведь помимо платы за исполнение приговора, ему наверняка полагается вознаграждение за поимку беглого убийцы. Мастер Валентин Мац по-прежнему жил в своем доме у лесистого холма Мелленберг в квартале Фольксдорф.
Однако он с подозрением посмотрел на едва узнаваемого чужестранца. И даже не вспомнил о преступлении семилетней давности. Мало ли кого с тех пор зарезали в порту. Мало ли кого судили за эти годы. Достаточно крови утекло с тех времен. Он выгнал полоумного гостя.
Удивленный Кернер вернулся домой. Сильно постаревшая мать была счастлива. Она уже не чаяла увидеть сына. Сестра недолго вдовствовала. Приданое за ней — достаточно хороший довод для женихов с головой. Все были рады возвращению Иоганна и очень сильно удивлены его желанию разворошить прошлое и предаться суду, а затем и стараниям мастера Маца.
На следующий день Кернер отправился в близлежащую кирху. Но пастор выслушал покаяние и отпустил грехи. Все. Блудный сын постоял у врат Дома Господа и направился в Ратушу. Но Бургомистр его не принял. Ни один из Ратшернов, то есть членов Правительства Ганзенштадта, не стал с ним даже разговаривать.
Но усиленным пульсом в голове Иоганна билось: Кровь брата твоего вопиет во мне! И он поплелся в суд. В Гамбурге действовал Земельный суд Ганзейского союза. И Лангерихты, или Окружные суды по числу городских кварталов. В один из них, точнее, в суд квартала Альтштадт, где располагается Таможенный Мост, и обратился грешный бродяга.
Его не сразу поняли. Но дело подняли. Точнее, вспомнили, что было такое убийство семь лет назад. Для верности, ну, пока то да се. Пока опись-протокол, сдал-принял, отпечатки пальцев, Кернера свезли в Цухтхауз. Для порядка, опять же. Раз такое дело, сам явился, да еще и настаивает, значит, надо судить.
С согласия Магистрата оформили арест. Начали готовиться к суду. Побежали искать свидетелей. Вот тут то и установили, что, мол, ссорились зять с шурином. Наследство не поделили. И вообще, не любили друг друга давно и сильно. После убийства Даннеманна Кернер пропал. Значит, скрывался, что косвенно подтверждает вину.
В Магистрате Альтштадта заслушали дело по обвинению Кернера. А 12 декабря 1639 года в судебном зале открыли специальный люк. По старому саксонскому закону осужденный должен услышать приговор под открытым небом. Чтобы Господь был свидетелем и если надо, то явил свою волю немедленно.
Когда протонаторий зачитывал смертный приговор, не случилось ничего. Не разверзлись Небеса, ни виновный не упал в обморок. Иоганн был готов ко всему. К любому повороту Справедливости. Даже казалось, что он счастлив. Он поблагодарил председательствующего, всех членов и участников суда. Поклонился публике в зале. И отдельно родственникам. Его мать и сестра плакали. Затем все присутствующие в зале надели шапки и разошлись.
4 февраля 1670 года осужденного привели к месту казни. Ни тени страха не было на красивом лице Иоганна. Он не постарел нисколько. Лишь похудел. На нем был длинный плащ и траурная повязка. Он молился вместе с пастором, что шел рядом с осужденным.
Как вспоминали свидетели казни: лицо его было таким ярким и прекрасным, что казалось, будто перед ним лицо ангела. Ведь Иоганн был по-прежнему счастлив от того, что мир поселился в его душе. И ничто уже не гнало в неизвестность. Его путь был определен. И Создатель ждал Блудного Сына. Видимо, “Кровь брата” больше не вопила в Нем.
Когда Кернер стоял на эшафоте, то обратился к собравшимся. Он пытался успокоить мать и сестру. И просил прощения у жителей Вольного Города Гамбурга. Попросил принять его жизнь как пример, противиться злу и простить его. После Иоганн обнял мастера Маца и сел на скамейку спиной к нему. Он сам поднял свои светлые длинные волосы, подставляя шею под меч палача.
Так получилось, но специалист в своем деле, этот многолетний Палач Гамбургский Валентин Мац в этот раз не справился сразу. Пришлось дважды ударить осужденного. И без того накаленная обстановка была готова взорваться. Публика, обычно с восторгом воспринимающая любую казнь, в этот раз сочувствовала виновному без меры. А тут такие мучения!
Волнения, потрясшие Вольный Ганзенштатдт Гамбург начались таки. Мастер Мац с трудом избежал расправы. Он ретировался через специальный люк в подвал магистрата. Толпа довольно быстро вооружилась и вернулась для штурма здания Лангерихтрата. Начались погромы, которые выплеснулись за пределы Альштадта.
Городские стражники и сами попрятались, опасаясь расправы. Для наведения порядка Военный Комендант города полковник Энно Вильгельм фон Книфаузен собрал несколько сотен солдат и хорошо вооруженных слуг, магистратов и бургомистра. Валентина Маца даже пришлось вывезти за пределы города.
Когда толпа стала бросать камни в солдат, а после кинулась в рукопашную атаку, из-за копий вышли мушкетеры. Один залп, второй, и теряя своих, мятежники разбежались. Порядок был восстановлен. Около десятка горожан навсегда отправились в след за казненным Иоганном. Репрессии Ганзенштадт не продолжил. Но Городу пришлось сменить палача.
Справедливости ради надо отметить, что мастер Мац и сам был рад тому. Ему давно претила его профессия. Уже несколько лет как он ухаживал за собственной оранжереей. Живописно раскинувшейся на одном из склонов лесистого холма Мелленберг в квартале Фольксдорф. А по воскресениям торговал своими цветами. И говорят, что не только. Собранные бывшим палачом лечебные травы имели большой успех у горожан.
А еще через несколько лет Валентин Мац вступил в гильдию врачей Вольного Ганзенштадта Гамбурга. И в квартале Нойштадт на Шлахтерштрассе открыл свою медицинскую практику. Говорят, что многим лекарям и бальберам города пришлось потесниться. Ибо новый мастер теперь лучше лечил, чем когда-то казнил.
