В Российской империи было немало родовитых семей, передававших свое состояние из поколения в поколение и тщательно следивших за выгодными союзами своих потомков. Иначе огромные денежные сбережения могли просто разлететься, а о знатности фамилии можно было забыть. Одной из богатейших семей России были Мясниковы, владельцы горных заводов на Урале. В начале правления Екатерины II, например, дом Ивана Мясникова был единственным в Симбирске (если не учитывать собор) каменным зданием, из-за чего императрица во время своего путешествия по Волге останавливалась именно в нем. Но сегодня мы поговорим не о предпринимательской хватке этого семейства, а о чем-то более теплом - о любви. Точнее о том, как внучка и наследница того самого Ивана Мясникова решила пойти против воли матери и выйти замуж за любимого, но не столь богатого мужчину - француза Ивана Лаваля, а также о том, как решить эту ситуацию помогло личное вмешательство императора Павла I.
У Ивана Семеновича Мясникова и его жены Татьяны Борисовны, наследовавшей немалое состояние своих бездетных братьев, в браке родилось четыре ребенка, но все они были девочками. Так огромное состояние, восемь заводов и 76 000 крепостных душ было поделено между дочерьми, что моментально сделало их одними из самых видных невест своего времени. И тут уже было не так важно, что происхождение их совсем не знатное, гораздо важнее стало богатство, которое они несли с собой в качестве приданого. К слову, каждая из девушек выбрала довольно выгодную партию и положила начало многим именитым родам Российской империи. Если покопаться в их генеалогических древах, будешь то и дело натыкаться на знакомые имена.
Но нас сегодня интересует та ветвь, которая пошла от младшей дочери Ивана Мясникова Екатерины. Она вышла замуж за кабинет-секретаря Григория Козицкого, помогавшего Екатерине II издавать журнал «Всякая всячина». К старому дворянству он, конечно, не принадлежал (происходил из малороссийских беспоместных дворян), но был приближен ко двору и выделяем государыней. Поженились они в 1771 году, в честь этого события Екатерина II подарила им 10 000 рублей. Молодая супруга же «принесла» в дом Козицких 2 завода и 19 000 крестьянских душ, не считая, само собой, денежного сопровождения. Уже в следующем году на свет появилась их старшая дочь Александра, а еще через год вторая - Анна. Но дальше случилось трагическое событие: в 1774 году Григорий Козицкий попросил отпустить его со службы и уехал в Москву, где, как говорили, впав в меланхолию, он нанес себе 32 ножевые раны и от них скончался. Екатерина Козицкая в 29 лет осталась вдовой с двумя малолетними дочерьми и огромной ответственностью.
Все управление Катав-Ивановским, Усть-Катавским и Архангельским медными заводами женщина сосредоточила в своих руках. Екатерина не получила обширного образования, не знала иностранных языков, но облада цепким умом и сильной хваткой, что помогло ей занять видное место при царском дворе. Много сил и времени она тратила на устройство городских и загородных домов для своей семьи, в первую очередь, конечно, для дочерей. Перечислю хотя бы часть из построенных ею поместий, может, вы когда-то бывали в тех местах: подмосковное имение Шаболово (с 1960 года входит в состав Москвы), усадьба Льялово, селение Веледниково. Также по ее заказу в Москве был построен дом, где позднее разместился знаменитый Елисеевский магазин, именно поэтому расположенный там переулок называется Козицким. Проще говоря, женщина делала все, чтобы ее дочери получили обширное приданое и смогли найти себе пару соответствующего статуса.
А что же дочери?
Девочки росли в роскоши и никогда этого не скрывали. Они могли позволить себе буквально все и даже порой кичились своим богатством. Первой замуж вышла младшая, Анна, ее мужем стал незадолго до этого овдовевший основатель рода Белосельских-Белозерских, известный меценат и дипломат Александр Михайлович. Как писал мемуарист Филипп Вигель, «Спесивое родство видело в этом союзе неравный брак, “mesalliance”, который, однако, весьма поправил дела князя Белосельского, вернувшегося из-за границы совершенно разоренным». Но каждый получил от этого союза свою выгоду: Александр - пополнение истраченного бюджета, а Анна - доступ к высшему свету. Но для нее это стало скорее огорчением: девушку все время сравнивали с матерью, на фоне которой она явно проигрывала и считалась скучной и чванливой. Так князь Пётр Долгорукий писал: «Княгиня Белосельская, родившаяся и проведшая свою жизнь среди пышной роскоши, всегда выглядела принарядившейся горничной и вызывала смех. Кузина князя Белосельского, княгиня Н. П. Голицына, известная своим высокомерием и надменностью, обращалась с ней с едва скрываемым пренебрежением, но была неизменно любезна и приветлива с её матерью, к которой никто не посмел бы проявить неуважения». Поэтому со временем Анна Григорьевна стала все больше внимания уделять устройству домов и купленного Крестовского острова. Уже в своих имениях она сама начала устраивать пышные балы, великолепием своим соревновавшимися с императорскими. И все равно даже это не помогло Анне до конца стать «своей» для родовитых дворян: к концу жизни ее, посмеиваясь, сравнивали с «табачной кубышкой».
Хотела ли такого же видевшая все старшая сестра? Вероятно, нет, но был ли выбор? Девушке было уже 26 лет, давно пора было задуматься о браке. Но не за абы кого. Александра Григорьевна в отличие от своей матери образование получила хорошее, рано прониклась любовью к искусству и литературе, но, самое главное, всегда отличалась независимым характером.
В 26-летнем возрасте Александра влюбилась. Ее избранником стал французский эмигрант Иван Степанович Лаваль (настоящее имя его, конечно, Жан, но будем брать то, что использовали чаще). Он был сыном марсельского виноторговца, дворянином, сбежавшим в Россию в начале Великой Французской революции. Сменив до этого несколько должностей, он наконец нашел себе место в Министерстве иностранных дел, причем не на последних ролях. Он имел влияние в министерстве и оставил о себе мнение как о добром человеке и справедливом начальнике. Но вот чего ему не хватало, так это финансов. Лаваль, не имея в России родовых имений с крепостными, существовал лишь на оклад, получаемый в министерстве, чего для роскошной жизни точно было мало.
Но Александре все это было не важно. Зачем ей его деньги, если и своих хватит с лихвой? Гораздо важнее ей было то, каким ее избранник был человеком. Современники говорили о нем, как об остроумном собеседнике и начитанном мужчине.
Окрыленная, Александра пришла за благословением к матери, но встретила жестокое сопротивление. Екатерина Ивановна ни в коем случае не желала слышать о таком зяте: «Не нашей веры, неизвестно откуда взялся и имеет небольшой чин». Не для такого она столько сил потратила в воспитание дочек. Напомнить о том, что сама Козицкая вышла из семьи старообрядца-паромщика, никто, видимо, не решился.
Но сдаваться Александра не собиралась. Она решила дойти до самой верхней инстанции - императора. Тогда у руля власти в стране находился Павел I, который велел вешать возле своего дворца специальный ящичек, куда каждый мог опустить письмо с прошением (если, конечно, умел писать). Этим Александра и воспользовалась. И Павел действительно заинтересовался этим делом. Он решил разобраться, почему же мать девушки настолько сильно противится ее счастью, и вызвал ее к себе для разъяснений. Екатерина Ивановна кривить душой не стала и выложила императору все свои мысли на этот счет. Решение Павла было моментальным: «Он христианин, я его знаю, для Козицкой чин весьма достаточный. Обвенчать через полчаса».
Вот и все. Никаких «но» уже не доносилось. Александру и Ивана без всяких приготовлений моментально обвенчали в приходской церкви. История эта еще долгое время обсуждалась во всех великосветских гостиных обеих столиц. Но волновало ли это молодоженов? Ни капли.
Француз-эмигрант Лаваль в ту же секунду сделался богатейшим человеком. В качестве приданого Козицкая принесла 20 миллионов рублей и Воскресенский завод. Стоит отдать ему должное, мужчина не промотал эти средства, а первым делом занялся приобретением статуса для себя и своих потомков: он дал ссуду в 300 тысяч франков нуждающемуся королю-эмигранту Людовику XVIII. В 1814 году он был возведен в графское достоинство во Франции, а в 1817 году то же подтвердили и в России. Карьера сразу пошла в гору, посыпались чины и награды. И только после этого Екатерина Ивановна признала, что зять не так уж и плох. В 1833 году, незадолго до своей смерти, она щедро одарила семью Лавалей.
Как же проходила жизнь замужней госпожи Лаваль?
Она часто выезжала за границу, где познакомилась со многими выдающимися людьми своего времени. Александра общалась с писателем Франсуа Шатобрианом, писателем Бенжаменом Констаном, посещала салон Мадам де Сталь. Лаваль пользовалась большим уважением в высшем свете. Знакомые отмечали ее прекрасное воспитание, твердый характер и здравый ум. За глаза ее в полушутливой форме называли «Лавальша-бунтарка».
В 1800 году Александра Григорьевна приобрела дом по адресу Английская набережная, 4. Розовый трехэтажный особняк стал самым популярным в то время столичным литературным и музыкальным салоном, где встречались самые выдающиеся творцы и ценители искусства. Например, Александр Пушкин читал там свои произведения, а Николай Карамзин делился неопубликованными главами своей «Истории государства Российского», надеясь на помощь высокопоставленных лиц на получение разрешения на издание книги. Там можно было встретить Крылова, Жуковского, Тургенева, Вяземского и даже императора Александра I. Здесь же Михаил Лермонтов вступил в ссору с сыном французского посла Барантом, что привело к дуэли, из-за которой юного поэта отправили на Кавказ. Это был настоящий культурный центр Петербурга, порой там могло находится одновременно 600 человек. А по средам Лавали принимали у себя весь дипломатический корпус. Устраивались здесь и «картинные рауты» - показы живых картин, в которых принимали участие как гости, так и хозяева дома. Гостей влекло желание узнать все главные новости скорее остальных, а также непринужденная атмосфера, душой которого была сама Александра Григорьевна.
Дом был перестроен выдающимся архитектором Тома де Томоном по запросу хозяйки: главный фасад декорировали десятью ионическими трёхчетвертными колоннами на уровне второго и третьего этажа, ширина главного корпуса была увеличена, а при входе установили фигуры львов, выполненные предположительно по рисункам Воронихина. Внутренняя лестница была настолько прекрасна, что сардинский посланник Жозеф де Местр, увидев ее, писал на родину: «Лучшее произведение нашего друга Тома де Томона, его гранитная лестница, является, вероятно, самой красивой в Петербурге».
Дом был сильно поврежден во время Второй Мировой войны, так как в него попали несколько снарядов. Реставрировать его начали еще до конца боевых действий в 1945 году и закончили восстановление в 1959. Сейчас там расположился Конституционный Суд, и часть исторических интерьеров до сих пор сохранены.
В этом же доме появилась уникальная коллекция живописи и античной скульптуры, привозимая Александрой из заграничных поездок. Хозяйка очень любила показывать гостям полотна Рубенса, Рембрандта, Альбани и прочих великих мастеров. В собственности господи Лаваль находилось около 300 древнегреческих и италийских ваз. Около 30 предметов искусства были привезены из Египта и относились еще ко 2 веку до нашей эры. А мраморный пол дома на Английской набережной был привезен из дворца римского императора Тиберия с острова Капри. Можно еще долго перечислять ценные предметы из собственности Александры Григорьевны Лаваль, но в целостности коллекция не сохранилась, а поделилась между наследниками и частично была передана Эрмитажу, где хранится до сих пор.
Подобные приемы также проходили на даче Лавалей на Аптекарском острове. Этот участок был подарен Александре и Ивану на свадьбу императором Павлом I, а дом на нем построил тот же Тома же Томон. По сохранившимся сведениям, это была одна из самых красивых дач Петербурга. Как сообщали «Санкт-Петербургские ведомости», в январе 1827 года виды её, наравне с видами императорских дворцов и европейских столиц, показывали в космораме. Разговоры там Пётр Вяземский называл «живой газетой Петербурга».
Александра Лаваль помогала в издании газеты «Le Furet» («Хорёк», «Проныра»), выпускаемую французским литератором Шарлем де Сен-Жюльеном, служившим секретарем библиотеки ее мужа. Издание это было рассчитано на аристократическую публику и посвящена была французской и российской литературе.
Помимо этого женщина успешно занималась благотворительностью: в 1838 году устроила детский приют, названный Лавальским. В 1840 году на средства Александры Григорьевны под него был выкуплен специальный дом, содержавшийся на ее деньги. Он просуществовал до 1918 года, и оплатой его расходов все время занимались дети и внуки Лаваль. Также были построены церкви в деревне Большой Вьяс (Пензенская область) и селе Урусово (Саратовская область). Почему именно там? Тут все просто: эти земли, как и часть других, были в составе приданого Александры Григорьевны.
При этом были и те, кто не попал под очарование Александры Лаваль. Барон Модест Корф говорил, что она «расплодила в своей семье необыкновенное безобразие», а также писал: «Маленькая, рябая, гадкая, как китайская кукла и вечно с обнаженными плечами и колоссальными грудями, глядя на которые, так и разбирала охота плюнуть. К этому она по характеру, тону и обращению была совершенный мужчина. Муж ее нисколько не уступал ей в отвратительности, но в других совсем размерах, это род скелета маленькой цапли с глазами, как плюшки, но ничего не видящими, с ногами, которые, могут, кажется, подкосить всякое дуновение ветерка, и к тому же с подобным характером».
А вот воспоминания дома Александры Григорьевны писательницы Марии Каменской: «Это был ещё чисто барский дом, в котором проживала великая чудиха, безобразная старуха графиня Лаваль, та самая, про которую ходят слухи, что будто бы она вышивала знамя для декабристов, за что, говорят, её в Третьем отделении не похвалили».
Дети четы Лаваль были прекрасно образованы и ни в чем никогда не нуждались. Вместе с родителями они подолгу жили в Европе. В браке у Александры и Ивана Лаваль родилось шестеро детей: Екатерина (вышла замуж за князя Сергея Трубецкого и была первой последовавшей за своим супругом в ссылку), Зинаида (вышла замуж за австрийского генерал-майора и дипломата Людвига Лебцельтерна, что австрийское правительство посчитало очень выгодным для международных связей и подарила ему за это графское достоинство), Владимир (дослужился до звания корнета, но застрелился в 21 год то ли случайно, то ли после проигрыша в карты), Павел (умер в 6-летнем возрасте от горячки), София (была замужем за графом Александром Борхом, дипломатом и президентом Совета детских приютов, известная благотворительница, вызывавшая восхищение у поэтов), Александра (была замужем за графом Станиславом Корвин-Коссаковским, писателем, художником, бывшим участником Наполеоновского похода на Россию, амнистированного Александром I, и посланником при мадридском дворе). Как вы понимаете, продолжение династии и семейные миллионы опять нашли свое воплощение только в женской половине.
Кстати, брак их старшей дочери мог негативно сказаться на репутации самой Александры Григорьевны. После декабристского восстания особняк Лавалей на Английской набережной подвергся тщательному обыску, во время которого ящики письменных столов вскрывались штыками, так как супруг их старшей дочери Екатерины, Сергей Трубецкой, был одним из участников заговора. Известно, что именно в доме Лавалей он несколько раз встречался с другими декабристами и мог хранить там секретные документы. Найти Трубецкого там не удалось, так как князь скрывался в другом доме, у Зинаиды и Людвига Лебцельтернов, за что австрийцу затем пришлось оставить службу в России и отбыть на родину. Но даже после этого популярного салона Александры Григорьевны не уменьшилась. В первые годы после восстания декабристов литературные вечера прекратились, но постепенно восстановились с прежней регулярностью. Периодически здесь даже проходили встречи друзей и родственников ссыльных декабристов, на которых они обменивались воспоминаниями и зачитывали письма.
В 1846 году не стало Ивана Лаваля. Так как до конца своих дней он оставался католиком, его захоронили в храме Усекновения главы Иоанна Крестителя в Царском селе. После смерти мужа госпожа Лаваль продолжила встречать гостей в своем доме, но это были уже не творческие вечера, а игры в карты.
Сама Александра Лаваль умерла в 1850 году. Похоронена она была в некрополе Свято-Троицкой Александро-Невской лавры.
