После смерти царя Македонии в Вавилоне перед войском встал вопрос выбора наследника образовавшейся империи. В ходе возникшего вооруженного конфликта между военачальниками армия разделилась на две части: конница приняла сторону Пердикки, а пехотинцы – Мелеагра. Разногласия между конной гвардией Александра и пехотной фалангой заключались в том, что первые видели наследника империи в ожидаемом ребенке царя от бактриянки Роксаны, тогда как державшиеся старых македонских традиций пехотинцы считали, что наследовать трон обязан незаконнорожденный брат Александра слабоумный Арридей.
Дройзен пишет: «Селевк с отрядом царских юношей прикрыл отступление Пердикки и других телохранителей. Они собрались перед воротами Вавилона, где стояла лагерем конница, господствовавшая над входом и выходами из города. Здесь в открытом поле пехота ничего не могла сделать с ними, между тем как они могли привлекать к себе подкрепление и располагать средствами сатрапий. Принятое ими решение в пользу ожидавшегося сына персиянки обеспечивало за ними в худшем случае поддержку азиатов, между тем как выбор пехоты носил резко македонский характер. Их положение было затруднительным: зачем им было бороться и побеждать, если ценою этой победы было избиение македонской пехоты и устранение жалкого Арридея?».
По моему мнению, именно в данный момент времени персы могли с успехом воспользоваться возникшей междоусобицей среди македонян, а также отсутствием командного единоначалия и полностью уничтожить их армию, как под стенами Вавилона, так и внутри города. По свидетельству Курция Руфа: «Мелеагр, сильно обеспокоенный отпадением конницы и, не зная, на что решиться, употребил почти три дня на обдумывание плана действия. А во дворце внешне все оставалось по прежнему: к царю приходили послы от племен, толпились военачальники, проходы были наполнены прислужниками и вооруженными людьми. Но глубокая непроизвольная подавленность указывала на крайнюю безнадежность положения. Все друг друга подозревали, никто не решался сойтись с кем-нибудь и поговорить, каждый обдумывал про себя тайные планы. Все спрашивали себя, где же тот, воле которого они подчинялись и за которым следовали. Они осиротели среди враждебных непокорных народов, которые при первой возможности выместят на них горечь за понесенные поражения. От таких размышлений ослабел их дух, когда вдруг сообщают, что всадники во главе с Пердиккой, заняв все поля вокруг Вавилона, задержали хлеб, который везли в город. Поэтому сначала стал чувствоваться недостаток провианта, потом и голод и находившиеся в городе воины требовали, чтобы с Пердиккой примирились или выступили против него с оружием».
Именно данный момент времени был наиболее благоприятным для персидских аристократов возглавить движение с целью уничтожения армии македонян, если бы среди них нашелся свой Арминий. Из примерно 70 000 воинов армии Александра, подготовленной для похода в Аравию и стоявших под стенами Вавилона, 50 000 воинов составляли не просто азиатские контингенты, а исключительно персидские подразделения. Из них 20 000 иранцев привел из Персиды Певкест и 30 000 молодых воинов были отобраны царем еще перед индийским походом и вооружены македонским оружием. С отбытием в Македонию 10 000 ветеранов армии во главе с Кратером и 13 000 пехотинцев и 500 всадниками, отправленных ранее царем в качестве гарнизонных служащих в азиатские сатрапии, в Вавилоне оставалось еще примерно 20 000 непосредственно македонских воинов и греческих наемников. Из них количество этнических македонян, по мнению авторитетного историка А.С. Шофмана не превышало 4000-5000 человек. То есть, в 70-тысячной армии Александра, сформированной для предстоящей Аравийской экспедиции, македоняне составляли только 1/14 часть.
Еще в Сузах началось формирование новой конницы. Царь ликвидировал чисто македонский характер всадников (агемы). Теперь в конницу были зачислены бактрийцы, согдийцы, арахосийцы, дрангиане, арии, парфяне и персы – эваки. После того как из Описа на родину отправились 1500 македонских всадников, то в каждой из пяти гиппархий теперь оставалось около сотни македонян. Остальные являлись греками или иранцами. Историк Ф. Шахермайр пишет: «По-видимому, привилегированное положение илы сподвижников царя по отношению к другим сотням было ликвидировано. Во всяком случае, после 323 года до новой эры эти илы уже не упоминаются. Все это свидетельствовало о блестящих возможностях, открывшихся перед молодыми иранскими аристократами занять место в самых привилегированных войсках империи, а тем самым и в обществе. Лицам, принадлежавшим к высшей иранской аристократии, был открыт доступ в отряд телохранителей царя, правда, они составляли особое подразделение. Пробил час старой фаланги. В отдельных полках оставалось теперь лишь по несколько сот македонян. До нас дошла и такая интересная подробность, как порядок эшелонирования новой фаланги в глубину. В трех передних рядах должны были сражаться македоняне, затем двенадцать рядов в глубину составляли персидские копьеносцы и лучники, а замыкали все македонские гоплиты».
Таким образом, в случае организованного восстания персидских воинских контингентов под стенами Вавилона, разделенная на конницу и пехоту македонская армия могла противопоставить сплоченному 50-тысячному азиатскому войску максимум 20 000 разобщенных воинов. Александр поручил Антипатру незадолго до своей смерти привести в Азию новую македонскую армию, но на ее появление в Вавилоне нельзя было рассчитывать ранее, чем через два года. Около 30 000 греческих наемников были оставлены Александром в Согдиане, Бактрии и Индии, но на их помощь в подавлении восстания персов нельзя было рассчитывать, так как у колонистов была одна мечта – вернуться на родину. Данная попытка была ими предпринята сразу после смерти Александра, но по поручению Пердикки возвращавшиеся в Грецию колонисты были перебиты отрядом Пифона.
Со слов Дройзена: «Замечательно, что ни один из всех народов Азии не воспользовался смертью царя для попытки сбросить с себя чужеземное господство, что может служить не только доказательством политического индифферентизма этих народов, но и той твердости организации, которую Александр сумел придать своему возникшему государству. Сатрапами везде, за немногими исключениями, были македоняне, имевшие в своем распоряжении европейские войска и военные колонии, и эта прекрасно вооруженная сила, македонская дисциплина и их собственные выгоды предопределили всякое движение. Азиатские, находившиеся некогда под властью Персии народы вполне справедливо скорбели о смерти царя. Многие столетия томились они под игом деспотического произвола. Для них Александр был если не освободителем, то милостивым и полным отеческих чувств, владыкой. Он защищал их от произвола должностных лиц и от грабежей разбойничьих орд, чтил их старинные обычаи и религию и при помощи быстрых удачных средств начал содействовать также и развитию их материального благосостояния. Теперь, лишенные этой защиты своего повелителя, они видели возвращение прежнего господства сатрапов, а единственное отличие от прежнего времени заключалось в том, что теперь они стояли в зависимых отношениях от македонских повелителей, и только увеличивали их тревогу за свое будущее».
Еще при жизни Александр назначил сатрапом Персиды своего верного телохранителя Певкеста, который первым из македонян стал одеваться в персидские одежды, выучил персидский язык и правил сатрапией согласно местным традициям. В 316 году до новой эры Антигон снял мятежного Певкеста с должности сатрапа Персиды, заменив его лояльным Асклепиодором. Но персидские аристократы открыто выступили против подобной замены правителя, а влиятельный вельможа Феспий озвучил Антигону требования местной знати, заявив, что они не будут повиноваться никому другому. Но суровый Антигон, незадолго до этого устранивший в течение нескольких недель таких влиятельных соплеменников как Эвдем, Антиген, Эвмен и Пифон, не стал церемониться с непокорным персом и также отдал приказ о его незамедлительной казни.
