Он гладил меня по голове, по лицу текли крупные слезы, а язык шептал: «Эх, сынки, сынки. Кто мне сейчас рыбы наловит? Кто нас со старухой порадует? Паскуда – война. Всем русской земли надо, а мы своих детей без вины в чужой земле хороним». Плакал старик, и даже у меня, пацаненка, сердце сжималось и слезы наворачивались на глаза. Вот оно, горе.
Говорят, что деньги появились далеко не на самой заре человечества. Вначале был простой товарообмен. В моей жизни все так же происходило. Помнится, было мне тогда лет семь, а любимым занятием для меня была рыбалка. Увлекательнейшее, скажу вам, занятие. Во-первых, это, конечно, общение с природой. На рыбалке шуметь не принято. Сиди тихонечко, наблюдай. Певчие птицы чуть не на удочку садятся, стрекозы – на поплавок. Рыба плещется. Красота, да и только. Во-вторых, рыбалка – это всегда соревнование. С рыбой – кто кого объегорит. С братьями и друзьями – кто крупнее рыбу поймал, кто больше наловил. В-третьих, это помощь семье. Ни разу не было случая, чтобы мама выбросила пойманную мной рыбу или уничижительно отнеслась к рыбалке. Напротив, когда я возвращался, мама или бабушка всегда отмечали, что кормилец пришел: «Вот, слава Богу, опять уха и жареха будут. Спасибо, Сережа. Молодец!» А кормильцу этому семь лет, и его аж распирает от гордости и хочется снова на речку, поймать такую рыбу, чтобы мама ахнула.
Рыбачить мы начинали еще в апреле, когда река стояла подо льдом или в русле бурлил мутный поток. Зато в устьях маленьких речек и на затопленных у рек луговинах нерестился гольян, или молява по-нашему. Эта серенькая мелкая рыбка-невеличка весной одевалась в брачный наряд самых живописных оттенков. Мы, пацаны, звали весенних гальянов «кузнечиками» и ловили их сотнями. Дома их чистили и запекали на сковороде с яйцом. После зимнего авитаминоза такое блюдо, еще заправленное зеленым луком, было бесподобно.
Проходила неделя-полторы, и начиналась настоящая рыбалка. Шла на нерест плотва. Прямо скажу, большой был соблазн удрать с уроков и наловить ведерко серебристых скользких слитков.
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел девятого мая. В этот святой для россиян день все жители ближайших деревень приходили на наше сельское кладбище помянуть умерших, вспомнить былое. Поплакать, наконец. Понять это можно, ведь из каждого дома ушли на фронт отцы и сыновья, а вернулись только единицы.
Я в тот день, как обычно, ушмыгнул на речку и пришел домой, когда родители уже вернулись с кладбища и сидели за столом. Кроме них были еще и гости. Один из них – довольно редкий гость – Алексей Матвеевич Залесов. Он жил в полутора километрах от нашего дома в опустевшем починке, маленькой деревне, жители которой разъехались, и жилых было всего два дома. Алексей Матвеевич был человеком пожилым, ходил с трудом. На фронт его призвали как нестроевого, в обоз. Вернулся он по ранению с орденом за то, что в 1941 году при прорыве вражеских танков сумел под обстрелом вывести семидесяти шестимиллиметровое орудие. Как он говорил, орудие спас. А ведь это было в 1941 году, когда в армии даже винтовок не хватало. На фронт с отцом ушли три его сына, и ни один не вернулся. Наверное, этот факт и подкосил старика больше, чем ранение. Он как-то сразу после третьей похоронки постарел и почти не выходил за пределы своего огорода. Возился с пчелами. И мне казалось, что пчел он любил даже больше, чем людей.
Это я вспомнил, отвлекся. А в тот день мой приход не остался незамеченным. Гости живо заинтересовались моими успехами, а я с нескрываемой гордостью продемонстрировал им килограмма два крупной плотвы. Все стали меня хвалить, а Алексей Матвеевич заплакал. Он гладил меня по голове, по лицу текли крупные слезы, а язык шептал: «Эх, сынки, сынки. Кто мне сейчас рыбы наловит? Кто нас со старухой порадует? Паскуда – война. Всем русской земли надо, а мы своих детей без вины в чужой земле хороним». Плакал старик, и даже у меня, пацаненка, сердце сжималось и слезы наворачивались на глаза. Вот оно, горе.
Алексея Матвеевича начали успокаивать. У всех было свое горе. Боль была понятна. Алексей Матвеевич притянул меня к себе и начал предлагать договор: «Слушай, Сережа! Ты у нас фартовый. Давай договоримся. Ты мне рыбы приносишь, а я тебе меду. И тебе хорошо, и нас со старухой порадуешь!»
Ударили по рукам. А на следующий день я уже бежал вечером к Алексею Матвеевичу с ведерком рыбы. Рыба не весь какая – плотва, окуни сантиметров по десять-пятнадцать. Дверь открыла сухонькая опрятная старушка, жена Алексея Матвеевича. Поинтересовалась, кто я, а поняв, что я сын Вениамина Сергеевича, очень почему-то обрадовалась и позвала мужа: «Матвеич, Сережа рыбки принес. Да бросай ты своих пчел, куда они денутся! Бес тебя побери».
Она завела меня в дом и, пока Алексей Матвеевич шел с пасеки, посадила за стол, налила молока, поставила чашку со свежим медом и порезанными ломтями пшеничного хлеба. Хлеб был свой, и печь его бабушка Нюра была большая мастерица. Я с утра ничего не ел, и хлеб с молоком и медом был очень кстати. Когда говорят, ест так, что за ушами трещит, вероятно, имеют в виду меня в те минуты. Сама тетя Нюра села на лавку, смотрела на меня и как-то очень по-доброму говорила: «Кушай, кушай, касатик, на здоровье». У нас дома с нами не сюсюкались, и эти слова, а точнее тон, каким они говорились, мне запомнились на долгие годы.
Алексей Матвеевич вошел в комнату, неся в руках старинные весы с металлическими тарелками. Повесил весы на гвоздь, специально вбитый в потолок. Потом принес две чистые алюминиевые чашки и поставил одну из них на тарелку весов, вторую – на другую, демонстрируя одинаковый вес чашек. Затем в одну из чашек положил принесенную мной рыбу, а на другую стал наливать жидкий мед. Он не просто наливал, он священнодействовал. Я про еду забыл, так все происходящее было для меня ново и интересно.
Когда вес наполненных чашек выровнял весы, Алексей Матвеевич серьезным голосом произнес: «Смотри, Вениаминыч, все ли по совести?» Затем он перелил мед из чашки в трехлитровую стеклянную банку и завязал верх банки белой тряпицей. Банка и мое опустевшее ведерко перекочевали в корзину, чтобы мне легче и удобнее было нести. Закончив дела, Алексей Матвеевич сел рядом с женой и произнес: «Да ты не спеши, Сережа, не спеши, успеешь. Кушай поплотней, а за рыбу тебе большое от нас со старухой спасибо. Если еще наловишь, приноси. Очень мы свежую рыбу любим, да где взять-то ее. Приноси. Нюра тебя рыбным пирогом угостит. Она их печь мастерица».
Меня впервые в жизни назвали по отчеству. Мог ли я это не оценить? Еще много-много раз в том году и в последующие годы прибегал я со свежим уловом к Алексею Матвеевичу, и всегда повторялась описанная мной процедура.
Понятно, что разная цена была у меда и приносимой мной рыбьей мелочи, но ни разу Алексей Матвеевич даже виду не показал, что наш товарообмен неравноценен. Светлый был человек. Пусть земля будет пухом для него, его жены и сыновей!
Напоминаем, что это очередная байка профессора УГЛТУ Залесова С.В. Первые и последующие можно прочитать тут
Фото из интернета для иллюстрации. Если Вы являетесь автором или правообладателем, напишите нам, мы укажем Ваше авторство.
