СТАЛИНГРАД

Герхард фон Опперман проснулся от стука в дверь, служанка, зная его сварливый характер, не открыла её полностью, а лишь заглянула в комнату, просунув голову в узкий проём.
- К Вам медсестра пришла, - сообщила она.
- Опять уколы? – занервничал Герхард.
- Я не знаю.
- Пусть проходит.
Герхард прикрыл одеялом опухшую правую ногу. Адские боли преследовали его второй год. Спасали только холодные компрессы и то ненадолго. После смерти жены, его делала старшая служанка. Герхард знал, кого винить в своей немощности, а ведь ему всего семьдесят лет. Все его предки по отцовской, и материнской линиям жили почти до ста.

Он вспомнил май 1942 года, когда его позвали в отцовский кабинет. Если у отца предстоял какой-то важный разговор с любым из домочадцев, даже с женой, он приглашал их в свой кабинет на втором этаже трёхэтажного семейного особняка. Под правой лопаткой Герхарда тогда заныло, он почувствовал что-то нехорошее.

Отец сидел за большим дубовым столом, на нём лежали свежие газеты, посыльный приносил их каждое утро.
- Ты знаешь, что идёт война? – спросил отец, сняв пенсне.
- Знаю.
- Кто тебе это сказал? Твои вечно пьяные друзья? Газет ты не читаешь, из имения только в рестораны выезжаешь!
- Да, отец, мне это сказали мои пьяные друзья, - Герхард старался оставаться спокойным, хотя его так и распирало ответить грубо, ему не нравилось, что с ним разговаривают, как с ребёнком.
- То, что ты был в пивном ресторане Мюнхена, когда там выступал наш великий Фюрер, сослужит хорошую службу.
- Но я его даже его не видел! – возразил Герхард.
- А кто об этом знает? Вот тут, в газетах, пишут, что до конца войны и нашей победы осталось полгода, может быть год - это как советы себя поведут. Когда закончится война, мои друзья по партии спросят: «Где был твой сын, когда великая немецкая армия воевала?». Что мне им ответить?
- Я не совсем Вас, отец, понимаю, - под правой лопаткой Герхарда снова заныло, предчувствие сбывалось.
- Я договорился с генералом Зигвиртом, мы с ним давно дружим, ты его знаешь. Он руководит отправкой солдат на фронт. Окажет помощь. Пристроит тебя в тылу.
- Но на войне убивают! – Герхард почти кричал.
- Я знаю, воевал. С тобой поедет наш слуга Фриц, он со мной в боях ещё той войны участвовал, совсем юным был, но свою верность Германии доказал. Собирай вещи. Утром тебя отвезут на вокзал.

Герхард вышел на перрон вокзала, Фриц нёс два его чемодана. Вокруг были только военные, он искал глазами генерала Зигвирта.
- Ваши документы, гауптман? – спросил патруль.
Герхард показал совсем новое удостоверение.
- Мне нужен генерал Зигвирт, я …, - промямлил Герхард.
- Мне … кто ты! Воевал? Нет! В вагон! – старший патруля был краток до невозможности.
Поезд тронулся, Герхард смотрел в окно вагона на свои чемоданы, оставшиеся лежать на перроне.

«…Когда мы пришли в Сталинград, нас было 140 человек, а к 1 сентября, после двухнедельных боёв, осталось только 16. Все остальные ранены и убиты. У нас нет ни одного офицера, и командование подразделением вынужден был взять на себя унтер-офицер. Из Сталинграда ежедневно вывозится в тыл до тысячи раненых. Как ты видишь, потери у нас немалые…»
Из письма солдата Генриха Мальхуса, п/п 17189, ефрейтору Карлу Вейтцелю. 13.XI.1942 г.

Утром поезд остановился, все бросились к выходу, но военная полиция выпускала из вагона лишь по пять человек. Ругани было много, споров тоже, но справив нужду в канаве, все успокоились. «Ничего, на фронт приедем, генерал поможет!» - тешил себя надеждой Герхард.

«…Днём из-за укрытий показываться нельзя, иначе тебя подстрелят, как собаку. У русского острый и меткий глаз. Нас было когда-то 180 человек, осталось только 7. Пулеметчиков № 1 было раньше 14, теперь только двое…»
Из письма пулемётчика Адольфа матери. 18.XI.1942 г.

В купе с Герхардом было пять ещё офицеров. Едва только поезд тронулся со станции, они достали шнапс. Узнав, что он ещё не был на войне, стали рассказывать страшные вещи. Герхард не мог поверить, что советские солдаты, сходясь с их солдатами в рукопашной, отрывали зубами куски плоти с рук и ног немецких солдат. Особо его впечатлил рассказ майора, который возвращался на фронт из госпиталя, по его словам, русские впивались в горло, как вампиры из сказок - так их научил Сталин. Герхард, выйдя ночью в туалет вагона, попытался зубами оторвать кусок занавески. Больно! «Врут, пугают новенького!» - решил он.

«…Если бы вы имели представление о том, как быстро растёт лес крестов! Каждый день погибает много солдат, и часто думаешь: когда придёт твоя очередь? Старых солдат почти совсем не осталось…»
Из письма унтер-офицера Рудольфа Тихля, командира 14-й роты 227-й пехотной дивизии, жене.

Разгружались на большой станции. На открытых платформах стояли танки, пушки, и ещё что-то из вооружения, назначения, которого Герхард не знал. После разгрузки, он подошёл к майору, который здесь командовал.
- Как мне увидеть генерала Зигвирта? – спросил он.
- Только его могилу. Вчера русские нас обстреляли. Погиб. Воевали? Вы в звании гауптмана, поэтому назначаетесь командиром роты тылового обеспечения. Набирайтесь опыта! – скомандовал майор.
Оставив на железнодорожной насыпи желторотого гауптмана, майор ушёл на площадку, где разгружали танки.
- Какой город перед нами? – спросил Герхард у солдата, который нёс канистру.
- А Вы что не знаете? Сталинград!

«…Да, здесь приходится благодарить Бога за каждый час, что остаёшься в живых. Здесь никто не уйдёт от своей судьбы. Самое ужасное, что приходится безропотно ждать, пока наступит твой час. Либо санитарным поездом на родину, либо немедленной и страшной смертью в потусторонний мир. Лишь немногие, богом избранные счастливцы благополучно переживут войну на фронте под Сталинградом…»
Из письма солдата Пауля Больце Марии Смуд. 18.XI.1942 г.

Опыт пришёл быстро. Герхард едва успевал отдавать указания, куда отправить тот или иной груз. К началу июля стало сложнее. Машины, отправленные с боеприпасами, атаковались малочисленными группами советских солдат. Их действия больше были похожи на налёт бандитов. Фриц сказал, что будет ещё хуже! Так оно и вышло. Отправив колонну автомашин, Герхард потерял с ними связь, хотя у них была радиостанция.

«…Я был на могиле Гиллебронда из Эллерса, убитого поблизости от Сталинграда. Она находится на большом кладбище, где лежит около 300 немецких солдат. Из моей роты там тоже 18 человек. Такие большие кладбища, где погребены исключительно немецкие солдаты, встречаются чуть ли не на каждом километре вокруг Сталинграда…» Из письма ефрейтора Августа Эндерса, п/п 41651 А, жене. 15.XI.1942 г.

В начале ноября 1942 года, Герхард получил важный груз. Девятнадцать ящиков вина и пять ящиков с коньяком. Вся эта выпивка предназначалась для празднования взятия Сталинграда. Его подразделение было на окраине города, всё полученное имущество спустили в подвал двухэтажного здания, этот район немецкая авиация уже не бомбила. Оставив двух солдат охранять алкоголь, Герхард поднялся по лестнице.
- У Вас гауптман по позиции ходит и ничего не делает, а Вы говорите офицеров нет! – услышал Герхард.
Обернувшись на голос, он увидел незнакомого генерала. На следующий день Герхард командовал ротой автоматчиков.

«…Здесь сущий ад. В ротах насчитывается едва по 30 человек. Ничего подобного мы ещё не переживали. К сожалению, всего я вам написать не могу. Если судьба позволит, то я вам когда-нибудь об этом расскажу. Сталинград – могила для немецких солдат. Число солдатских кладбищ растёт…»
Из письма обер-ефрейтора Иозефа Цимаха, п/п 27800, родителям. 20.XI.1942 г.

Утром его роту направили к заводу, из двух цехов возвышались трубы, две из которых были частично разрушены.
- В бой не кидайся, держи русских здесь, - посоветовал ему майор, который прошёл по линии обороны.
- А в наступление как идти, какой порядок держать? – спросил Герхард.
Взгляд майора ему не понравился, а ещё больше то, что он промолчал в ответ.

«…2 декабря. Снег, только снег. Питание пакостное. Мы всё время голодны.
6 декабря. Порции ещё сокращены…
8 декабря. С едой становится всё плачевней. Одна буханка хлеба на семь человек. Теперь придётся перейти на лошадей.
12 декабря. Сегодня я нашёл кусок старого заплесневевшего хлеба. Это было настоящее лакомство. Мы едим только один раз, когда нам раздают пищу, а затем 24 часа голодаем…»
Из дневника унтер-офицера Иозефа Шаффштейна, п/п 27547.

Русские пришли ночью. Тихо. Очень тихо. Убили караульных, заминировали выход из двух цехов, где находились немецкие солдаты. Утром Герхард едва не подорвался, выручил Фриц, пошёл впереди него, и всё, капут! Вместе с ним на тот свет ушли больше десяти немецких солдат.

«…Вчера мы получили водку. В это время мы как раз резали собаку, и водка явилась очень кстати. Хетти, я в общей сложности зарезал уже четырёх собак, а товарищи никак не могут наесться досыта. Однажды я подстрелил сороку и сварил её…»
Из письма солдата Отто Зехтига, 1-я рота 1-го батальона 227-го пехотного полка 100-й легко-пехотной дивизии, п/п 10521 В, Хетти Каминской. 29.XII.1942 г.

Зима в Сталинграде была жутким временем для немецких солдат. Привыкшие к теплу, они замерзали. Герхард спустился в подвал дома, который они с большим трудом отбили у русских. В самой его глубине он увидел группу людей.
- Рус? – спросил он.
- Русские! Хочешь стрелять, не тяни! – ответив, вперёд вышла женщина.
Герхард указал на печку из бочки, которая была раскалена, в ней потрескивали дрова.
- Можно? – он пытался вспомнить русские слова.
- Иди. Грейся, но мы тебя всё равно убьём! – женщина отошла в сторону, подобрав с земли кирпич.

«…26 декабря. Сегодня ради праздника сварили кошку».
Из записной книжки Вернера Клея, п/п 18212.

Герхард протянул руки к очагу.
- Гуд!
- А дома лучше? – спросила его женщина на немецком языке.
- Говорите по-немецки? – удивлённо спросил Герхард.
- Говорю! И стрелять умею!
- Думаю, что скоро нас здесь не будет. Вы победите.
- Проваливай!
- Спасибо за тепло.
Герхард вышел из подвала, никому не сказав, что там есть люди.

«…23 ноября. После обеда нас невероятно обстреливали русские самолёты. Ничего подобного мы ещё не переживали. А немецких самолётов не видно ни одного. Это ли называется превосходством в воздухе?
24 ноября. После обеда жуткий огонь. Наша рота потеряла половину своего состава. Русские танки разъезжают по нашей позиции, самолёты атакуют нас. У нас убитые и раненые. Это просто неописуемый ужас…»
Из дневника унтер-офицера Германа Треппмана, 2-й батальон 670-го пехотного полка 371-й пехотной дивизии.

В январе 1943 года каждый немецкий солдат понимал, что окружён и спасения нет. Кто-то стрелялся, кто-то вешался, многие были в таком унынии, что не реагировали на приказы офицеров. Были такие, которые выходили на открытое место, чтобы их застрелили советские солдаты, те возможности не упускали. Потери росли и из-за болезней, каждый третий был обморожен, свирепствовала дизентерия. Полковник Заузер, приехавший в их полк, сказал так: «Надо продержаться, нам помогут!». В ответ солдаты предложили ему на обед варёную, без соли, сороку.

Рота Герхарда, вернее то, что от неё осталось, была отправлена в степь, чтобы найти место в советском кольце для прохода немецких войск, которые двигались на помощь окружённым. Истощённые солдаты шли медленно, о какой-либо маскировке и речи не было. Конечно, русские их заметили и обстреляли из миномётов. Герхард был ранен осколком мины в правую ногу. Назад вернулось меньше половины из тех, кто вышел, раненых никто забирать не собирался.

«…19 ноября. Если мы проиграем эту войну, нам отомстят за всё, что мы сделали. Тысячи русских и евреев расстреляны с женами и детьми под Киевом и Харьковом. Это просто невероятно. Но именно поэтому мы должны напрячь все силы, чтобы выиграть войну.
24 ноября…Утром добрались до Гумрака. Там настоящая паника. Из Сталинграда движутся непрерывным потоком автомашины и обозы. Дома, продовольствие и одежда сжигаются. Говорят, мы окружены. Вокруг нас рвутся бомбы. Затем приходит сообщение, что Калач, захваченный было немцами, снова в руках у русских. Против нас выставлено будто бы 18 дивизий. Многие повесили головы. Некоторые уже твердят, что застрелятся… Возвращаясь из Карповки, мы видели части, которые жгли одежду и документы…
12 декабря… Русские самолёты делаются всё более дерзкими. Обстреливая нас из авиапушек, сбрасывали также бомбы замедленного действия. Фогт убит. Кто следующий?
5 января. У нашей дивизии есть кладбище под Сталинградом, где похоронено свыше 1000 человек. Это просто ужасно. Людей, направляемых сейчас из транспортных частей в пехоту, можно считать приговорёнными к смерти.
15 января. Выхода из котла нет и не будет. Время от времени вокруг нас рвутся мины…»
Из дневника офицера Ф. П. 8-го легкого ружейно-пулемётного парка 212-го полка.

Герхард с трудом добрался до подвала, где он встретил русскую женщину, говорящую по-немецки. Спустившись, по почти отвесному склону из битого кирпича и кусков бетона, он крикнул:
- Мне нужна помощь!
Из узкого лаза показался мальчик лет десяти, он держал в руке камень. Герхард лежал на земле, впервые в жизни он почувствовал себя беспомощным, хотя его автомат был рядом. Этот малыш представлял для него угрозу, сродни надвигающемуся танку. Сняв с головы каску, Герхард повернул голову так, чтобы мальчику был доступен его висок.
- Ваня, - раздался женский голос откуда-то сверху, - так нельзя!
- Можно! Это враг! Я убью его! – мальчик замахнулся, Герхард закрыл глаза, наконец-то закончатся его мучения.
- А я сказала нельзя! Брось камень!
Мальчик отошёл в сторону, плюнув в лицо Герхарда.
- Что с тобой? – спустившись, перескочив несколько разрушенных ступенек, спросила женщина.
- В ногу ранило.
- Сейчас посмотрим.
Разрезав трое штанов, в которые был одет Герхард, она покачала головой.
- Я мало чем могу помочь.
- Помогите, чем можете, – попросил Герхард.
- Ваня, принеси воду, Леночка неси те тряпки, в которые мы малышей укутывали.
- Зоя Петровна, у нас воды один котелок, самим не хватит, - возразил мальчик, который хотел убить Герхарда камнем.
- Неси, - грозно скомандовала Зоя Петровна.
Осколок мины достали. Герхард видел глаза десяти детей, когда женщина лила на его рану последнюю для них воду.
- Я хочу запомнить Ваше имя, может быть, ещё встретимся, - прошептал Герхард.
- Встретимся, если снова придёшь на нашу землю с войной!
Через три дня гауптмана Герхарда фон Оппермана пленили русские солдаты.

«…Часто задаёшь себе вопрос: к чему все эти страдания, не сошло ли человечество с ума? Но размышлять об этом не следует, иначе в голову приходят странные мысли, которые не должны были бы появляться у немца. Но я спасаюсь мыслями о том, что о подобных вещах думают 90% сражающихся в России солдат».
Из письма ефрейтора Альбрехта Оттена, п/п 32803, жене. I.I.1943 г.

В русском плену было хорошо: регулярно кормили, раз в неделю можно было помыться. Герхард написал домой письмо - такое тоже было возможно. Ответила мама, она сказала, что у отца случился сердечный приступ, когда он узнал, что сын попал в плен, вскорости он умер. В 1946 году Герхарда вместе с другими пленными немецкими солдатами и офицерам отпустили домой.

Герхард фон Опперман повернулся на бок, подставляя ягодицу для укола.
- Я советовалась с доктором по поводу Вашей ноги, нужно провести обследование. Вы можете умереть, если не принять вовремя меры, - сказала медсестра.
- Ничего не нужно. Эта боль мне в наказание. Уходите и больше не приходите.
Герхард фон Опперман скончался через неделю.