Глава 67
– Ольга, оставайся здесь. Сиди и не высовывайся, – приказываю Великановой. Бледная и напуганная, она кивает. – Тут тебя никто не тронет. Сейчас угомоню этого… дикаря, вернусь и поговорим. Поняла меня?
Девушка кивает.
Выхожу из кабинета. Вижу, как мажор, хромая, топает по коридору, заглядывая во все помещения. Оттуда разносятся удивлённые или сердитые голоса. Пока он новых бед не натворил, вызываю по телефону охрану. Требую перекрыть коридор, когда увидят «бешеного мужика в больничной одежде».
– Только не вздумайте даже прикасаться к нему! – даю чёткое указание. Не хватало ещё, чтобы начали ему руки заламывать или попытались на пол повалить. Если мажор пострадает, его папаша замучает клинику проверками, уж на это его мозгов и полномочий хватит. Я же не хочу, чтобы у Заславского прибавилось головной боли из-за какого-то… «мажорской семейки», – приходит на ум определение.
Подчинённые Грозового тут же кидаются выполнять приказ. Вижу, как двое дюжих мужчин выходят из вестибюля, приближаются к мажору и останавливаются около него посередине коридора, перегородив путь. Когда Кирилл пытается пройти мимо, не пускают. Вежливо, не применяя физической силы, но и не сдвигаясь с места. Я спешу охранникам на помощь, понимая, что мажор сейчас начнёт орать или даже кинется на них с кулаками. Надолго ли хватит терпения у бывших военных? Грозовой ведь в свой отдел подбирает людей себе под стать, большинство не только армию прошли, но и в горячих точках побывали.
– Что здесь происходит? – спрашиваю громко, останавливаясь позади Пулькина в десятке шагов.
– А, док! – нахально улыбается Кирилл, разворачиваясь ко мне. – Где эта тварь, медичка, которая на меня напала?! – его рот перекошен от злости, по лицу, покрытому пунцовыми пятнами, стекает пот. Всклокоченные волосы, мятая одежда, – в таком облике сын прокурора похож на взбесившегося после попойки бомжа.
– Во-первых, давайте успокоимся и вернёмся в палату. Здесь медицинское учреждение, а не базарная площадь. Во-вторых, когда вы перестанете кричать, всё спокойно выясним.
– Ладно, пошли, – неожиданно соглашается мажор и первым идёт в сторону палаты.
Отхожу с его пути, когда он топает мимо, даю охранникам знак следовать за нами. Когда те приближаются, быстро шепчу, чтобы постояли около двери, пока я внутри, и были готовы броситься на помощь. Мужчины согласно кивают.
Захожу в палату, а там форменный разгром. Часть мебели и аппаратуры опрокинута, вещи разбросаны, осколки вазы с цветами (папаша решил недавно порадовать своё чадо букетом, а лучше бы в детстве порол, как сидорову козу). Мажор проходит, распихивая предметы ногами. Брякается на стул, кладёт ногу на ногу. Затем достаёт электронную сигарету и начинает её жадно сосать, выпуская вонючий то ли дым, то ли пар. Скорее, второе, иначе бы сработала пожарная сигнализация. Сейчас не буду обращать на это внимание, дабы не обострять и без того серьёзную обстановку.
Когда встаю около двери (присесть тут можно только на кровать, но с неё сорвано постельное бельё, на полу валяется, поэтому я лучше останусь на ногах), сразу включаю в кармане халата диктофон. Пусть генерал Громов потом самолично услышит, о чём я разговаривала с взбесившимся животным. Мне совсем не хочется сейчас Пулькина-младшего иначе воспринимать.
Рекомендую! Отличная книга!
– Расскажите, Кирилл Андронович, что здесь произошло?
Продолжая дымить, мажор наглым тоном обрисовывает свою версию случившегося. Якобы «та медичка» вошла, он сказал ей, что ноет голова и попросил сделать укол. Та взяла шприц и «засандалила» его в плечо, сделав «ужасно больно». Якобы после этого мажор попросил её быть помягче, на что медичка стала хамить. Мол, не веди себя, как баба. Хватит ныть, ты мужик, потерпишь и так далее.
– Я вообще офигел от такого! – говорит мажор, делая вид, что преисполнен обиды на «хамку-медичку». – Не знал, что в этой больничке есть такое зверьё среди медиков!
«Ты прав. Зверьё тут есть. Дикое и потому не дрессированное. И это ты», – думаю, стараясь оставаться спокойной, хотя внутри всё бурлит.
– Хорошо. Вашу позицию я услышала. Но вот ординатор Великанова утверждает, что вы грубо к ней приставали.
– Кто?! Я?! Да она врёт, эта дрянь! – заорал Пулькин. Вскочил даже, но, потоптавшись, сел обратно. Не на меня же ему кидаться, в конце концов. – Я пальцем её не тронул! Пусть докажет!.. – не сдерживаясь больше в словах, он грязно выругался.
– Что ж, оставайтесь в палате. Сейчас я пришлю к вам кого-нибудь из старшего медперсонала…
– Что тут происходит, почему охрана у двери! Кирюшенька, с тобой всё хорошо, сынок?! – в палату, вереща звонким писклявым голосом, влетела, как фурия, толстая (в ней килограммов 130, кажется) бабища. Широкие полы её норковой шубы опахалами мотаются по полу, на ногах скрипят, едва выдерживая вес, сапоги из алой кожи. При первом же взгляде на неё вспомнились заведующие магазинами и прочими учреждениями советской поры: необъятные дамы с сальными лицами, густо покрытыми килограммами косметики, с причёской «бабетта». А сколько золота! Три или четыре цепочки на шее, на каждом пальце по кольцу… И ещё тяжёлый, с ног сбивающий запах духов.
– Мам, да нормально всё, – нахмурился мажор, пока родительница кудахтала вокруг него, осматривая. – Никто меня не обижал. Ну хватит уже! – рыкнул, когда мать попыталась пригладить ему вихры на голове.
Мне стало смешно. Ненадолго.
– Ты кто?! – тычет в мою сторону мамаша мажора. – Ты его лечащий врач?! Как звать?
Вздыхаю. Да, видимо, семейка Пулькиных – как под копирку. Представляюсь, а уж говорить ли ей, чтобы не «тыкала»? Кажется, бесполезно. Такие, как эта семейка, считаю себя выше всех.
– Почему в палате моего сына такой бардак?! – начинает визжать на меня мадам Пулькина. – Да ты знаешь, кто мой муж?!
– Мне это прекрасно известно. А бардак, как вы соизволили выразиться, здесь потому, что… лучше спросите своего сына.
– Мам, прикинь, тут медичка одна мне укол засадила, как нож! – принялся жаловаться мажор.
Мамаша выслушала его, широко распахивая алый рот. Потом развернулась ко мне, скрипнув каблуками:
– Позови сюда завотделением! Быстро!
– Я завотделением, – говорю невозмутимо.
– Тогда главврача позови! Я по кирпичику разнесу эту богадельню!
От визгов мадам Пулькиной у меня закладывает уши. Выхожу, говорю охранникам, что один может вернуться на пост у входа, другой пусть останется здесь и сообщит Грозовому. Мне в ответ: уже доложили. Он прислал в вестибюль подкрепление, мы останемся тут. Мысленно благодарю Аристарха Всеволодовича за грамотную работу.
Возвращаюсь в кабинет. Когда захожу, бледная Ольга смотрит на меня с надеждой, волнением и страхом, – все чувства запросто читаются на её красивом юном лице.
– Кто там кричит опять? – спрашивает она, сжавшись в нервный комок.
– Мать мажора приехала.
– Господи… – испуганно шепчет Великанова.
– Ничего не бойся, – произношу уверенно. Сажусь за стол и пытаюсь лихорадочно сообразить: что делать? Нужно вызывать полицию, чтобы ординатор написала заявление. Но что это даст? Пулькин наверняка надавит так, что и эта история окажется бесплодной попыткой заставить его бешеного сына понести справедливое наказание. Звонить генералу Громову? Как-то это неправильно – человека на такой должности беспокоить подобными вещами. Да и что он скажет? Посоветует обратиться в полицию или сделать вид, будто ничего не произошло.
Пока я думаю, у Ольги начинает звонить телефон. Она достаёт его из кармана, машинально отвечает, а потом, не сдержавшись, внезапно снова начинает безутешно рыдать. Быстро звоню в регистратуру и прошу прислать ко мне Катю Скворцову с успокоительным. Потом иду к Великановой. Она так и не успела ничего сказать в трубку: рыдания помешали.
Даю ей ещё стакан воды, глажу по голове, как маленькую девочку. Сама так утешаю дочку, если та расстроится из-за чего-нибудь. Входит старшая медсестра. Показываю на ординатора. Катя кивает, быстро делает ей укол, не задавая лишних вопросов. Видимо, она уже в курсе случившегося – новости и слухи по отделению распространяются быстро. Когда остаёмся вдвоём, спрашиваю Олю, кто звонил.
– Папа, – шмыгает она, утирая мокрый нос. – Спросил, как дела, я не успела ответить.
– Папа? – спрашиваю, немного растерявшись. Как же я могла забыть, что родитель Великановой – непростой человек! – Оля, он успел тебе что-нибудь сказать?
– Нет.
– Так, понятно. Сиди здесь, я скоро.
Хватаю с вешалки куртку, через запасный выход покидаю отделение. Отхожу метров двадцать, чтобы никто не подслушал. Звоню генералу Громову. К счастью, у него есть время меня выслушать. Быстро сообщаю о том, что произошло: сын прокурора пытался надругаться над моей сотрудницей. Теперь в отделение прибыла мать мажора. Собирается устроить новый скандал. Но главное: отец Ольги – Николай Тимурович Галиакберов.
– Тот самый? Миллиардер? – уточняет Константин Елисеевич.
– Да.
– Чёрт. Неожиданно. Он уже знает, что случилось с его дочерью?
– Ольга не успела ему сообщить. Но она так рыдала в трубку, что вскоре здесь будет или он сам, или его люди, и тогда представляете, что начнётся?
Генерал молчит, видимо обдумывая ситуацию.
– Действуем, как и раньше. Ничего не меняется.
– То есть… как? – спрашиваю ошеломлённо. – Галиакберов ведь размажет Пулькина вместе с его семейством. Причём едва ли это будут законные методы.
– Ваша задача, Эллина Родионовна, этого не допустить.
– Как?! Что я-то могу?!
– Вы умная и волевая женщина. Объясните Николаю Тимуровичу, что нельзя прямо сейчас действовать грубо и прямолинейно. Достаточно ему лишь намекнуть на присутствие в этом деле интересов моей организации. Он человек сообразительный, поймёт.
– Но ведь этот мажор… Его нельзя просто так отпускать, понимаете?! Он убил двоих человек, покушался на мою сотрудницу… Может, лучше вы сами с ним поговорите?
– Нет, это невозможно, – заявляет генерал.
– Но почему?!
– Эллина Родионовна, вы задаёте неправильный вопрос.
Молчу несколько секунд, переводя дыхание. В самом деле. Не будет же генерал-полковник ФСБ уговаривать олигарха не превращать сына прокурора в боксёрскую грушу или что там из него сделать могут. К тому же сам господин Галиакберов тоже, наверняка, не лыком шит. Начинал в 90-е, и оттуда за ним могут криминальные следы тянуться.
Что ж, я сделаю, как просит Константин Елисеевич. О чём ему и сообщаю.
– Держите меня в курсе, – просит генерал и отключается.
Возвращаюсь в отделение, но едва переступаю порог, как звонок. Приёмная Заславского. Главврач к себе требует.
– Там какая-то бешеная тётка, – предупреждает Романова, когда иду к кабинету. Смотрит на меня с сочувствием.
– Спасибо, – говорю со вздохом.
– Вот она! – тычет в меня пальцем-сосиской мать мажора.
– Здравствуйте, Эллина Родионовна, – официальным тоном говорит главврач. – Присаживайтесь и расскажите, что у вас случилось. Аделаида Францевна тоже хочет быть в курсе, – показывает на непрошеную визитёршу.
Коротко докладываю о случившемся. Ничего не скрываю. Как пришла ординатор, пожаловалась на поведение пациента. Как тот едва половину отделения не разнёс, требуя сатисфакции. Якобы за то, что Великанова сделала ему больно и потом отказалась признать вину, нахамила.
– Кого вы тут набрали! Гастарбайтеров каких-то!.. – начала было орать мадам Пулькина, но Заславский с улыбкой поднял руку, призывая её к тишине.
– Многоуважаемая Аделаида Францевна, – заговорил Валерьян Эдуардович мягким баритоном (мне кажется, в молодости он использовал его, как оружие ближнего боя, чтобы производить на девушек неизгладимое впечатление). – Не волнуйтесь. Я обещаю, что все виновные в инциденте с Кириллом Андроновичем будут сурово наказаны. Может, теперь коньячку?
Мадам Пулькина бросила на меня гневный взгляд.
– Спасибо, Эллина Родионовна, можете быть свободны, – сказал Заславский и подмигнул незаметно для визитёрши.
Я встала, кивнула ему и поспешила уйти, мысленно благодаря главврача. Часть удара взял на себя. Умница!
Возвращаюсь в отделение. Захожу в кабинет, который у меня сегодня нечто вроде полевого штаба во время боевых действий. Ольга смотрит уже намного спокойнее – укол подействовал.
– Папа снова звонил. Он, оказывается, в Питере. Был на каком-то совещании, сейчас приедет, – говорит мне.
«Что ж, значит, будем воевать дальше», – думаю и говорю ординатору, что посидим пока тут, подождём.
Проходит меньше получаса, и в дверь настойчиво стучат.
– Войдите, – говорю, и она открывается. Это делает очень высокий и мощный молодой мужчина, – охранник Галиакберова, несложно догадаться. Входит и сам Николай Тимурович. В отличие от мамаши мажора, он не кидается к дочери. Проходит, усаживается напротив дочери. Здоровается.
– Эллина Родионовна, вы сами мне расскажете, что случилось? Или ты? – он смотрит на дочь.
– Давайте лучше я, – беру инициативу в руки. – Первым делом: с Ольгой всё в порядке. Она немного заторможена, это от укола успокоительного. В целом её физическое состояние в норме.
Вижу, как при этих словах Галиакберов сканирует дочь взглядом, пытаясь понять, обманываю или правду говорю.
– Папа, у меня всё хорошо, – вымученно улыбается ему дочь.
Он коротко кивает и слушает меня дальше.
Теперь самое сложное. Объяснить миллиардеру и олигарху суть произошедшего так, чтобы он прямо сейчас не приказал своим дюжим охранникам сделать из мажора мешок с костями.