Глава 6
– Пропала? – отрывисто переспрашивает уставший, раздражённый офицер в прямоугольных очках, глядя на нас из-за заваленного кипами бумаг и папок стола. – Кем приходитесь?
– Мы... она наш опекун.
У меня в таких случаях никогда язык не поворачивается назвать Жанну приёмной матерью; само слово «мать» и Жанна – понятия несовместимые.
– Удостоверение.
– Эээ... – мы с братом переглядываемся. – У нас нету...
– Несовершеннолетние, что ли?
– Мне шестнадцать, но я ещё не получила...
День рождения у меня был две недели назад, и заявку в паспортный стол я подала сразу же – Жанна настояла, – да вот забрать документ ещё не успела.
– Но мы всё принесли, – выкладываю перед ним бумаги из папки. – У неё ведь близких родственников больше нет, чтобы заявить.
Полицейский бросает безразличный взгляд на документы об опеке, справки о смерти родителей, наши свидетельства о рождении.
– Бог с вами, – морщится он. – Имя, фамилия, дата рождения, особые приметы?..
Уже минут через пять-семь, пропустив внутрь женщину с маленьким ребёнком на руках и отчаявшимся выражением лица – видимо, тоже не дождалась мужа домой к ужину, – мы выходим в тесную приёмную. Тесную не потому что маленькую, а потому что она битком забита людьми. Человек тридцать ждут своей очереди.
Кидаю взгляд на часы на стене – тридцать пять минут десятого. И как можно быстрее протискиваюсь через толпу, стараясь не смотреть на полные отчаяния лица. Я не чувствую ничего подобного по отношению к Жанне, но мне не по себе от этих глаз.
– Мне кажется, они нам не помогут, – мрачно говорит Руслан, чуть только мы выходим на свежий воздух. – Кто будет искать всех этих людей?
Молчу. Стараюсь не думать кое о чём, но мысль эта упрямо лезет в голову. Сегодня утром, собираясь на работу, Жанна до меня снова докопалась по поводу плохо сделанной уборки. В результате я провела минут пятнадцать, фантазируя, что Жанны не существует, рисуя в воображении картину о том, как бы мы с братом жили вдвоём, без неё.
Можно полностью согласиться с Русланом – нам никто не поможет её найти. Потому что это я заставила её исчезнуть.
Это я сделала.
И это совсем не огорчает, напротив, из глубины души поднимается мрачное чувство удовлетворения.
Как только эти мысли заполняют голову, воздух вокруг в очередной раз содрогается – но я не обращаю внимания. Это меня тоже больше не волнует.
Уже почти десять, когда мы добираемся домой. Руслан, не раздеваясь, проходит в зал и включает телевизор – не с первой попытки, неумело обращаясь с пультом. Не то что мы, его и Жанна-то очень редко смотрит.
Он щёлкает каналы, пока на экране не оказываются кадры местной новостной передачи.
– Думаешь, что-нибудь есть? – я на ходу стягиваю ветровку.
Диктор подробно рассказывает о том, как проходят выборы президента в соседней стране. Внизу бежит строчка главных новостей – минуты две мы молча читаем её: счёт игры между футбольными клубами, кто-то взял золотую медаль по бобслею (что это вообще?), последствия землетрясения в регионе, лесные пожары на севере страны, явка избирателей на те же выборы (чихать мы на них хотели)... что-то про военные базы враждебно настроенной державы у наших границ (страшно, но сейчас неважно), отчёт о смертях из горячей точки на востоке (хорошо, что не у нас), о взрыве бомбы в ещё одной стране... и снова спорт.
– Ничего нету, – нервно сообщает Руслан. – Быть такого не может. Сотни человек же пропали...
– Попробуй местные каналы, – советую я.
Мы перебираем городские станции, но нигде не находим и упоминания о волне человеческих исчезновений.
– Бросай, – говорю наконец. – Спать.
Теперь, в своей постели, можно наконец подумать о том, о чём хотелось думать уже давно, да не было времени – с этим землетрясением, а потом пропажей Жанны... Я думаю о Паше.
Невероятно волнующее и в то же время уютное тепло разбегается по телу разрядами нежного электрического тока при воспоминании о его взгляде, устремлённом мне в глаза, запахе его губ и их прикосновении к моим... Меня внезапно охватывает непреодолимое желание увидеть его снова, я даже чётко представляю себе, как сижу в палате на пустой соседней койке, и мы смотрим друг на друга, и болтаем обо всём подряд...
Что-то заставляет меня открыть глаза. Почему-то мир перевернулся – нет, это я перевернулась. Сижу – хотя всего мгновение назад точно лежала. Сижу в больничной палате – хотя сейчас должна быть в своей постели. Сижу в Пашиной больничной палате и смотрю на него.
Что, простите?
– Кать?
У него совсем не удивлённый вид. Он выглядит так, будто внимательно меня слушал, а я вдруг замолчала.
Точно, это же сон. Просто не заметила, как уснула.
Но, насколько можно судить по тем снам, что мне раньше снились, там никогда не удивляешься вещам, которые происходят – какими бы невероятными они не были.
– Кать, всё в порядке?
– Что я здесь делаю? – спрашиваю в лоб, стараясь контролировать дрожь в голосе.
– Эээ... – Паша выглядит обескураженным. – Ну, если тебе пора, иди.
– Нет, – начинаю задыхаться. – Слушай... Я только что была дома... Пыталась заснуть... А теперь здесь...
Неужели схожу с ума? Провалы в памяти и прочие прелести?
– Ты чего, – его голос уже не на шутку взволнован. – Ты минут пятнадцать, как пришла.
Подскакиваю к окну.
– Который час?
– Без двадцати одиннадцать, – тут же говорит он – телефон в его руке.
И хмурится. До него начинает доходить.
– В такое время ведь обычно не пускают посетителей, правда? – моё сердце колотится, но дышу уже ровнее – мне легче от того, что он тоже заметил странное.
Он молчит.
– Где остальные больные? – оглядываюсь на пустую палату.
– Я здесь один лежу, – осторожно произносит он.
– Неправда. Когда мы к тебе заходили сегодня днём – с Никитой, помнишь? – здесь ещё двое лежало. Там... и там! Куда они делись?
Паша растерянно разглядывает койки. Я вижу по его лицу, что он помнит тех мужчин, и тоже не знает, когда и куда они исчезли.
– Что вообще за дела? – шепчу, падая на кровать и истерично заламывая руки – паника снова начинает мной овладевать.
Пожелала – и мы с братом остались без Жанны. Захотела – и оказалась здесь.
Руслан неправ. Жанна – не ведьма.
Ведьма – я.
И если так, то это многое объясняет. Пожар, ограбление, землетрясение –всё из-за меня.
Смеюсь, и от моего смеха воздух трясётся. Это уже не та еле уловимая вибрация, а мощные волны, которые заставляют пространство казаться плоским, нереальным, и мне кажется, что оно вот-вот исчезнет, словно картинка, уступив место чему-то более вещественному.
– Тихо, – вокруг меня смыкаются крепкие руки Паши. – Тихо, Катя.
Волны успокаиваются. Судорожно вздыхаю и тоже успокаиваюсь.
– Всё хорошо, – почти шёпотом произносит он. – Мы во всём разберёмся.
Пожалуй, я всё-таки сумасшедшая.
Открываю рот, чтобы сказать это вслух, но вижу, как он тоже открыл рот, собираясь что-то сказать, и ничего не произношу. Он, впрочем, тоже, потому что в этот момент с улицы, из приоткрытого окна, доносится странный звук. Он начинается с низкого гудения, которое плавно взлетает к более высокой, тревожной ноте и, подержавшись на ней немного, постепенно спадает вниз, затихая, а затем снова идёт на подъём.
– Что это? – шепчу, обеими ладонями проводя по рукам – волоски на них встали дыбом.
– Это сирена... мы в школе проходили, сигнал «внимание всем», – задумчиво отвечает Паша. – Значит, нужно включить телевизор или радио, и делать то, что там скажут.
– Опять землетрясение или что-нибудь подобное, – говорю обречённо.
Я уже ничему не удивлюсь.
– Пошли!
Он быстро открывает ящик, выхватывает оттуда папку для документов, свободной рукой хватает меня за руку и тянет к двери. Послушно бегу за ним.
В коридоре уже полно сонных, растерянных людей в пижамах и тапочках, среди них виднеются белые халаты и синие костюмы медсестёр и санитарок.
Одна из медсестёр кричит, чтобы все шли в комнату отдыха – так у них называется расширение коридора в центре отделения, с окнами по обеим сторонам, уставленное мягкой мебелью и с довольно большим телевизором на стене.
Вместе со всеми мы послушно бредём туда. К моему облегчению, никто, кажется, не замечает меня, которой тут сейчас быть не должно.
Телевизор уже кто-то включил. На экране висит белая заставка с крупными буквами «ВНИМАНИЕ ВСЕМ», а из динамиков идёт тот же звук, что и из форточек – только он немного отстаёт, создавая жутковатый эффект эха.
Какое-то время мы просто стоим и рассматриваем это незамысловатое сообщение. Люди вокруг переглядываются и переговариваются, а я снова начинаю переживать, что меня обнаружат. Но тут заставка сменяется изображением мужчины-диктора на фоне, как в новостной программе.
– Внимание населению! Это НЕ учебная тревога, – произносит он, и продолжает говорить что-то ещё, но я не улавливаю сути.
Потому что внезапно перед глазами встаёт картина: мой брат, разбуженный сиренами, кидается в мою пустую комнату, бродит по дому, выбегает на улицу, в отчаянии зовёт меня.
Силой воли подавляю эту мысль, и пытаюсь вернуть внимание к тому, что говорит диктор на экране, он как раз произносит «Повторяю...» – значит, я ничего не пропустила, но все вокруг суетятся, и Паша тянет меня за руку:
– Пойдём!
– Куда?
Он смотрит удивлённо.
– В укрытие, сказали же.
За его спиной пухлая медсестра машет рукой и кричит: «Сюда! Все сюда!»
– Ты иди, я домой. Там Руслан один, – моментально решаю и разворачиваюсь к лестнице, но он только крепче сжимает мою ладонь.
– С ума сошла? Ты что, не слушала?
– Нет, – честно признаюсь. – Задумалась.
– О чём? Опять про балаклавы?
С трудом удерживаюсь от смеха – ещё решат, что у меня истерика.
– Катя, война началась!
– Правда, что ли?
Уже открыто смеюсь. Война. Ну да, это логично. Что дальше? Вторжение инопланетян? Всемирный потоп? Зомби-апокалипсис?
Он несколько секунд смотрит на меня, потом снова решительно тянет куда-то – но не туда, куда бегут все. В другом направлении.
Я подчиняюсь.
И лишь когда мы выбегаем на улицу, спрашиваю, куда он собрался.
– За Русланом, – отрывисто отвечает он. – Это твой?
Он указывает на велосипед, прицепленный цепочкой к столбу. Голова в очередной раз идёт кругом – значит, я ещё и на велике сюда приехала.
– Мой...
– Ключ.
Как во сне, лезу в карман, вытаскиваю и кладу ключ от цепочки на его раскрытую ладонь. Потом позволяю ему посадить себя на багажник, и мы мчимся по ночным улицам.
Глава 7
– Ну прости меня уже, – со смешанным чувством вины и раздражения восклицаю я, когда брат в очередной раз укоризненно смотрит в мою сторону. – Я же не специально!
– Самое интересное, что специально, – бормочет Паша. – Ведь произошло то, чего тебе хотелось, правда?
– Но я не знала, что так получится, – бессильно падаю на диван, и пялюсь в телевизор.
Телевизор теперь включен постоянно. Но говорят гораздо меньше, чем нам хотелось бы знать.
Нас волнует, что конкретно нам троим грозит, что делать дальше, и чем всё это закончится. А сменяющие друг друга ведущие новостей вещают о бесконечных переговорах, высылке дипломатов и реакции зарубежных политиков и организаций. И мы смотрим это уже часа два.
Сирены больше не вопят. В новостях сказали, что соседские самолёты пролетали над нашим городом – он у самой границы, – но ничего сбрасывать не стали.
Мы с Пашей были на улице, когда они летели. Военные пару раз пытались остановить нас, мчащихся по ночному городу на велосипеде, и загнать в бомбоубежище, но мы не дались. Было страшно.
– Поесть бы что-нибудь, хозяева, – извиняющимся тоном говорит Паша.
– Посреди ночи? – Руслан недоверчиво смотрит на часы: половина второго.
– Ну, а почему нет. Спать всё равно не будем, а так хоть будет чем заняться.
Мысленно соглашаюсь и встаю. Паша поднимается вслед за мной.
– Нет, – приказываю ему. – Ты сиди. Тебе вообще лежать нужно, с твоей головой-то.
– А не на велосипеде по улицам гонять? – он мне подмигивает. – Ничего, я на кухне посижу. Руслан, крикнешь нам, если там что-нибудь новое скажут?
Руслан кивает, но хмурится. Отмахиваюсь от них обоих, и иду на драгоценную Жаннину кухню.
Я, в принципе, знаю, что где лежит, ведь сама здесь всегда убиралась. Но готовить...
– Что-то не так? – спрашивает Паша при виде моего замешательства.
– Что бы приготовить?
– А что ты умеешь?
Смеюсь.
– Что, совсем ничего? – удивлённо спрашивает он.
– Ну, яичницу или макароны смогу. Наверное. Жанна нас к плите не пускает. И мама всегда сама готовила...
– А в холодильнике ничего готового нет? Чтобы разогреть?
Мотаю головой. Жанна всегда выбрасывает несъеденную еду. По её мнению, съедобные блюда – только свежие.
Он как-то нехорошо на меня смотрит, по лицу расползается улыбка.
– А давай ты сейчас захочешь сильно-сильно, и всё само приготовится?
Молча хватаю первое, что попалось под руку – увесистый казанок с ручкой.
– Всё-всё, – он смеётся и встаёт. – Так, сейчас разберёмся.
Открывает морозилку и, порывшись, вытаскивает упаковку с фаршем.
– Сделай дырочку и разморозь.
Послушно выполняю, и, пока я пытаюсь понять, куда нажимать на огромной замудрённой микроволновке, он копается в холодильнике, а потом в шкафах.
– Кастрюлю.
– Да, шеф.
Достаю из шкафа под столешницей никелированного монстра.
– Издеваешься?
– Да, слишком большая, так и знала. Вот, – протягиваю ему посудину поменьше.
Через десять минут в кастрюле булькают макароны, и на кухне аппетитно пахнет жареным фаршем, который шеф с чувством перемешивает на сковороде. Заглядываю внутрь, и мелькает мысль, как неплохо бы было добавить туда грибов – люблю жаренные грибы. Я даже представляю себе их неповторимый запах...
– А где ты взял грибы? – спрашиваю, пытаясь сдержать истерический смех.
– Грибы? – безучастно переспрашивает Паша.
– Ага, грибы. Их ведь не было в холодильнике.
Он задумчиво чешет затылок рукояткой деревянной ложки. Он бы даже не обратил на эту нестыковку внимания, если бы я не сказала. Как и в случае с моим внезапным появлением в палате.
– Забудь, – тихо, с нажимом говорю ему, потому что мне не по себе от его ошарашенного взгляда.
Он мне подчиняется. Я с мурашками по коже наблюдаю, как выражение его глаз мгновенно меняется на безмятежное, а по лицу расползается привычная полуулыбка. Он не притворяется. Он действительно забыл.
Разобравшись со своими порциями вкуснейших макарон по-флотски с грибами, мы сгружаем посуду в раковину (смотри, Жанна!) и отправляемся спать.
Едва удерживаюсь от соблазна взять себе одеяло и остаться в гостиной с прикорнувшим на диване Пашей. Если бы не внимательный взгляд Руслана, я бы, может, и не удержалась.
Мне кажется, я просыпаюсь скорее от дрожи пространства, чем от грохота – она на этот раз настолько пронизывающая и всеобъемлющая, что некоторое время не могу пошевелиться от нахлынувшего ужаса.
Только чуть погодя начинаю вслушиваться в окружающие меня звуки – а их очень много. Сначала приходит мысль об очередном землетрясении, но потом почему-то кажется, что землетрясение не может так звучать.
На часах – пять минут седьмого.
Заставляю себя подняться на кровати и выглянуть в окно.
Небо красное.
Под ним – привычные по-утреннему серые дома нашей улицы, кое-где в окнах горит свет – кто-то уже собирается на работу. Но в узком просвете между двумя крайними справа домами открывается вид на горящий город.
Несколько секунд, затаив дыхание, изучаю это зрелище, а в моей ещё не проснувшейся голове роятся тучи мыслей, из которых я не могу выдернуть хоть одну сто́ящую.
Скорее чувствую, чем вижу, какое-то движение в небе над домом, и прижимаюсь щекой к стеклу, запрокинув голову, чтобы разглядеть получше.
Но мгновение спустя это теряет значение, потому что мир становится одним сплошным оглушительным грохотом.
Я теряю ориентацию в пространстве, кричу, не слыша собственного крика, и прихожу в себя в наступившей тишине, сидя с ногами на подоконнике и задыхаясь.
Почти ничего не ощущая, словно тело превратилось в плюшевую игрушку, спрыгиваю, распахиваю дверь, вылетаю в коридор и врезаюсь во что-то, не сильно твёрдое.
Катя, – говорит Руслан; его не слышно – в ушах стоит какой-то противный тихий шум, лишь смутно видно, как шевелятся губы, произнося моё имя. У него одна сторона лица в крови, но я не могу разглядеть, откуда она бежит, хотя и стою вплотную к нему.
Потому что в воздухе очень много пыли.
Так много, что даже не видно очертаний лестницы в нескольких шагах от нас. Пыль клубится, поднимаясь из гостиной.
Из гостиной, где на диване спит Паша.
На трясущихся ногах шагаю к лестнице, но брат хватает меня за рукав. Он мотает головой – его губы снова шевелятся, но я не могу расслышать ни звука. Успокаивающим, как мне кажется, жестом, заставляю его разжать пальцы и осторожно спускаюсь вниз, ступенька за ступенькой.
Двух нижних ступеней просто нет – вместо них острые обломки дерева. Из середины торчит что-то тёмное и, судя по всему, очень тяжёлое. Неловко перепрыгиваю их, особо не вглядываясь, и ощущаю, как Руслан за моей спиной делает то же самое.
На ощупь, жмурясь и закашливаясь от едкой пыли, пробираюсь к центру гостиной. Пашин диван стоит спинкой ко мне, и я не увижу самого Пашу, пока не обойду его вокруг.
Но я знаю, что меня ждёт. И прекрасно понимаю, что если бы всё было в порядке, он был бы уже рядом со мной.
Его глаза закрыты. Должно быть, он спал, когда это произошло.
Не хочу, чтобы Руслан видел – но он здесь, дышит мне в затылок.
Как?
Не понимаю. Как может этот человек лежать здесь, утыканный металлическими осколками в грудь, шею, живот – когда всего несколько часов назад он, такой живой и осязаемый, смеялся с нами на Жанниной кухне, уплетая макароны по-флотски собственного приготовления?
Я отказываюсь принимать такой поворот событий!
Сознание, как за спасительную соломинку, цепляется за воспоминание о нашей ночной трапезе: уютный жёлтый электрический свет над небольшим кухонным столиком, аромат жаренных грибов и фарша в воздухе, слегка напряжённые, но всё же тёплые улыбки мальчишек...
Это воспоминание будто оживает, наливается красками, запахами, теплом...
– ...а отчим заваливается в комнату и кричит «Пошли вон отсюда, бессовестные!» Ну, на самом деле он немного по-другому сказал, это я так, для приличия перефразировал... Кать, всё нормально?
Я, наверное, бледная. Но искренне улыбаюсь и киваю головой, и Паша, с некоторым сомнением поглядев на меня, продолжает досказывать свою историю.
Краем глаза слежу за братом: тот, кажется, тоже в небольшом замешательстве. Он ещё с минуту трёт висок и слегка хмурится, глядя в пространство, словно стараясь что-то вспомнить, но потом расслабляется и снова начинает работать вилкой.
Глава 8
– Тогда я буду спать в комнате Руслана, а вы вдвоём – в моей, раз у меня есть диванчик.
Мальчишки недоумённо смотрят на меня. У них уже глаза слипаются, но силы спорить со мной ещё остались. Это оказалось гораздо сложней, чем я думала – заставить Пашу спать на втором этаже.
– Но я бы спокойно поспал и в гостиной, – в очередной раз произносит он.
– Да не в том дело, – закатываю глаза. – А если Жанна вернётся, а в гостиной незнакомый парень на диване?
Руслан поднимает бровь. «Жанна не вернётся», – говорит его выражение лица. – «А если и вернётся, ей будет не до этого».
– Хорошо, – я выставляю ладони вперёд, переводя дыхание. – Теперь честно. Ты, – пальцем тыкаю Пашу в грудь, – сам заметил тогда, в кафе, что моё плохое предчувствие работает. Так вот, у меня плохое предчувствие по поводу гостиной и сегодняшней ночи! И спать ты будешь наверху!
– Ладно, – поспешно соглашается тот, осторожно переглядываясь с моим братом – Руслан пожимает плечами. – Ладно, Кать.
Я вздыхаю с облегчением.
Быстро застелив постели, пожелав спокойной ночи мальчишкам, ставлю будильник на сотке на без пяти семь и сворачиваюсь калачиком на кровати Руслана. Сердце колотится, точно ошалевшее. Я уже давно утратила чувство реальности происходящего, но не хочу переживать это снова – даже если Паша на сей раз в безопасности.
Правдами и неправдами заставляю сознание провалиться в болезненную дремоту – и вот уже чирикает будильник. Сразу же прыгаю с кровати к окну, вглядываясь в просвет между домами, где прошлый раз полыхали пожары.
За окном идёт дождь.
Хмурюсь – прошлый раз дождя не было. Наверное, сейчас закончится.
Вслушиваясь в шум дождя, пытаясь уловить гул двигателей, сверля глазами щель между серыми стенами, и стукая пальцем по экрану телефона всякий раз, как он гаснет, чтобы было видно часы, провожу эти десять минут.
Семь ноль пять. Дождь всё идёт. За окном тихо.
За завтраком у меня настроение прескверное. Мне кажется, что Руслан с Пашей кидают мне взгляды, в которых значится: «ну вот, ничего плохого не случилось, твои предчувствия подвели тебя»... Но даже если они и на самом деле так думают, сказать вслух не рискуют, уловив моё расположение духа.
Телевизор проработал минут десять, а затем был выключен. Ничего нового. В буквальном смысле ничего – у меня ощущение, что они просто крутят одни и те же записи.
Паша заводит разговор о том, что пора бы ему домой – предки ведь не знают, что он не в больнице, мать удар хватит, если она придёт навестить его, и не застанет в палате. Я возмущённо вскидываю голову.
– Почему бы тебе просто не позвонить им?
– Ну, Кать, – он смущённо отводит взгляд. – Я тоже переживаю за них. Какие-никакие, а они всё-таки моя семья.
– Но там опасно!
– Что, даже опасней, чем спать в гостиной? – не выдерживает Руслан.
Кажется, ему весело – карие глаза неудержимо щурятся, выдавая искорки смеха в глубине.
– Мы идём с тобой, – сдаюсь я.
– Вы там зачем?
– Втроём безопасней.
Пашина поднятая бровь говорит о том, что он так совсем не думает, но меня спасает брат:
– Да, я бы тоже сходил, проветрился. Может, хоть услышим от кого, что там на самом деле происходит, – он кидает сердитый взгляд на телевизор.
На улице ещё свежо после дождя, но в прояснившемся небе ярко блестит солнышко, и день обещает быть жарким.
Вдыхаю полной грудью вкусный воздух, и с улыбкой переглядываюсь с Пашей, который сделал то же самое.
Прохожих, хоть и слегка нервных, довольно много. Война войной – а на работу идти надо. Какое-то время мы молча пробираемся по улице, прислушиваясь к разговорам. Несколько раз мимо проезжают грузовики с военными, дважды в небе с гулом пролетают самолёты. Оба раза шугаюсь, но только я одна: все остальные понимают, что это свои. Да ещё Руслан смотрит вверх как-то задумчиво.
Паша принимается рассказывать какую-то забавную историю про своего отчима и танк – слушаю вполуха, потому что знаю: сейчас что-то произойдёт. Пять минут назад пространство содрогнулось. И я на девяносто процентов готова, когда сзади раздаются автомобильные гудки и крики.
– В сторону!
– ...дембель, – рассеянно договаривает Паша. – Что?
Отчаянно показываю пальцем, что. На нас несётся большой военный грузовик, раскрашенный пятнами горчичного и грязно-зелёного цвета. Сквозь лобовое стекло видно водителя: его голова болтается на груди, но раздумывать, что с ним сталось, у меня нет ни времени, ни желания.
Хватаю обоих мальчишек за руки и тяну прочь с пути приближающейся машины, но тут водитель заваливается назад, при этом, видимо, задев руль, и грузовик резко меняет курс.
Мы не успели бы.
Только лёжа на земле, понимаю, что пару секунд назад Паша изо всех сил оттолкнул нас с Русланом, а сам остался там.
Когда клубы дыма рассеиваются, я вижу его – он прижат к стене углом кабины. Светло-серая футболка взмокла от крови, голова странно деформирована и тоже вся в крови. По сути, то, что я вижу сейчас – это лишь половина Паши, вторая половина расплющена между стеной и кабиной.
Но я не хочу, чтобы было так, и это теперь решает всё. Я знаю, что делать – даже знаю, что мне не нужно оборачивать для этого время вспять.
Просто руль грузовика повернулся чуть сильнее вправо, и машина врезалась в стену чуть дальше от того места, где он стоял, – всего на полметра дальше. Чётко представляю себе, как это произошло.
– Ты в порядке? – кричу ему.
Паша бочком отползает от места аварии, выпучив глаза и хватаясь за сердце. На щеке у него кровь.
– Вроде как, – откликается он с запозданием на мой вопрос, и проводит рукой по щеке. – Задело немножко.
– До свадьбы заживёт, – утешаю я. – Пойдёмте отсюда.
Но тут замечаю выражение лица Руслана. Он стоит как вкопанный, уставившись на Пашу, словно на привидение.
– Ты чего?
– Н-ничего, – он трясёт головой. – У меня глюки. Не выспался, наверное.
– Что за глюки? – интересуется Паша.
Его всё ещё трясёт, но выглядит он уже лучше, чем, например, Руслан.
– Мне показалось, что грузовик врезался в тебя. Точнее, мне чётко померещилось, что я это видел... С подробностями... Ты уж прости.
Паша хмыкает, хлопает его по плечу, и идёт дальше. Я следую за ним. Двоякое чувство разливается по телу: с одной стороны, на сердце становится легче, ведь Руслан тоже заметил, хоть частично, что происходит вокруг нас – а значит, я не совсем сумасшедшая. С другой – появляется смутная и неприятная мысль, будто Паша должен умереть, и сколько его не оживлять, вселенная не успокоится, пока этого не произойдёт.
Впрочем, оказывается, не я одна в мрачных раздумьях.
– Кать, – говорит Паша, не оборачиваясь. – А это твоё плохое предчувствие... оно тогда касалось именно гостиной... или меня?
– Тебя в гостиной, – размыто отвечаю я.
– А... сейчас? Не было предчувствия?
Руслан вскидывает голову, внимательно слушая. Вижу по его глазам, что он тоже в полном замешательстве. Так хочется всё им рассказать – но, не понимая, что мне мешает это сделать, вру. Почему? Просто знаю: нельзя говорить, и всё.
– Сейчас не было.
Глава 9
– Ну, не ваши хоромы, – извиняющимся тоном говорит Паша, входя вслед за нами и закрывая дверь на ключ.
Оглядываюсь и понимаю, почему он не хотел вести нас к себе домой. И почему сам старался как можно больше времени проводить вне дома.
Меня действительно передёргивает.
И дело здесь не в бедной обстановке, тесных комнатках или старенькой мебели. С мамой мы тоже жили небогато, но дома всегда было чисто и опрятно.
Слой пыли на всех поверхностях. Лампочка без плафона, на кривом проводке свисающая с потолка. Треснувшее зеркало, висящая на одной петле дверца шкафа, куча обуви и пакетов в углу.
И запах.
– Есть будете? Ма! Я с гостями.
Паша проходит вглубь узкого коридора, заглядывая в одну дверь, потом во вторую.
– Спишь, что ли?
Сейчас опять произойдёт что-то нехорошее. Мир снова дрожал. И точно – Паша странно замирает в дверях, а потом резко бросается внутрь.
С колотящимся сердцем добредаю до дверей в зал и вижу его, склонившегося над диваном.
Женщина, благодарно обнимавшая Никиту в больнице, лежит там, раскинув костлявые руки и ноги. Её голова запрокинута, распущенные седые волосы перепачканы чем-то тёмным. Их концы свисают до пола, до отливающей масляно-красным на солнечном свету лужи.
Моя память подсовывает мне ту жуткую картину, когда Паша лежал мёртвый, тоже весь с крови, и тоже на диване. Нет, не когда – если он лежал мёртвый.
– Скорую? – спрашивает Руслан, поспешно вытаскивая из кармана телефон.
– Поздно скорую, – слышится из дальнего конца коридора хриплый голос, заставляя нас с братом подпрыгнуть от испуга.
Небритый мужчина в камуфляжных штанах, домашних тапочках и с голым торсом шаркающим шагом проходит мимо нас, замерших на месте, в дверь.
Успеваю заметить его лихорадочно блестящие, безумные глаза.
– Отродье к отродью, – бормочет он, поднимая пистолет в руке.
Меня так шокирует эта сцена, что я даже забываю захотеть изменить реальность сразу же после выстрела. Просто стою и смотрю, как вскочивший навстречу отчиму Паша заваливается назад, прямо на тело своей матери.
Потом перевожу взгляд на стрелявшего. Он как раз медленно поворачивается к нам. Его испитое, обрюзгшее лицо кривится в ухмылке.
– Пить будете, гости?
Я смотрю ему прямо в глаза.
– Не хочу.
– Ну, тогда валите.
Он снова поворачивается к нам спиной, чтобы оглядеть дело своих рук.
– Не хочу, чтобы так было, – повторяю вслух, цепляясь памятью за первые мгновения в квартире Паши.
– Ма! Я с гостями.
Руслан справа от меня трясёт головой.
Паша идёт вдоль по коридору, заглядывая в комнаты.
– Мам! Дядь Лёш! Вы дома? Странно, – он поворачивается к нам. – Куда они свалили? Мама обычно дома в это время.
Руслан неверными шагами направляется вперёд, к двери в зал. Мы следим за ним, я – обеспокоенно, Паша – с любопытством.
Останавливается, какое-то время смотрит вглубь комнаты, туда, где стоит диван. Потом, недоумённо – на меня. Я мрачно киваю ему.
Паша обескураженно глядит на нас. Наверное, он подумал, что мы просто не в восторге от обстановки. Чтобы загладить неловкость, улыбаюсь ему как можно теплее.
– Пойдёмте, – приглашает он нас жестом на кухню. – Сейчас что-нибудь придумаем.
Пока он ставит чайник, а потом роется в стареньком, пожелтевшем от времени холодильнике, я разглядываю кухню. Жанну бы удар хватил, увидь она. Меня мысль об этом даже веселит, и на скрипучую табуретку с рваной обшивкой я усаживаюсь с удовольствием.
Паша достаёт продукты, складывая их на холодильник, и неловким движением сшибает вазочку с печеньем. Печенье с мелким стуком сыплется за холодильник, туда же летит и вазочка, а следом ещё катится колбаса.
– Оп-па, – он ловит колбасу за хвостик в последний момент. – Ничего, сейчас всё достану.
Подобравшись сбоку к щели между холодильником и стеной, он просовывает туда руку.
Раздавшийся звук похож на тот, с которым падало на пол печенье.
Он сопровождается мелкими искристыми вспышками, почти незаметными на солнечном свету.
Потом выбивает пробки, и тело Паши перестаёт дёргаться и безжизненно замирает на полу.
– Катя, – стонет Руслан.
Но я к этому была готова.
– Давай помогу, – вскакиваю с табуретки и забираю из рук Паши маслёнку и колбасу.
Руслан, тоже вскочив, хватает сыр и половинку шоколадки.
Пока мы накрываем на стол, меня посещают сразу два мрачных размышления.
Во-первых, кому же так приспичило убить Пашу? Не верится мне, что происходящее может быть делом каких-нибудь высших сил. За ситуацией чётко прослеживается человеческий ход мыслей. И этот человек сейчас явно раздражён тем, что задуманное никак не удаётся – убийства становятся всё чаще и поспешнее. Любопытствую про себя, что будет дальше, наблюдая краем глаза, как он режет сыр. Нож сейчас случайно выскользнет у него из рук и воткнётся прямо в сердце?
А во-вторых, меня беспокоит Руслан. Он уже всё прекрасно помнит, это я поняла, обменявшись с ним взглядами, когда мы предотвращали последний несчастный случай.
Сдерживая смех, смотрю, как мой брат оттесняет Пашу, протянувшего было руку к чайнику, и сам разливает кипяток по кружкам.
За окном, из открытой форточки, снова слышится гул летящих самолётов.
Интересно, ему принципиально оставить нас в живых? Или в окно, например, может прилететь снаряд, убив нас всех в мгновение ока. Я тогда уже не смогу его спасти. Возможно, оно и к лучшему бы...
Я ловлю себя на том, что уставилась в давно не мытое окно, словно действительно жду летящую ракету.
Но вместо этого снова слышу нарастающий вой сирены.
– Блин, – говорит Паша, и с сожалением смотрит на невыпитый чай. – Берите это всё, пойдёмте в зал. Там телевизор.
Или мне кажется, или диктор на экране тот же самый, что и в прошлый раз. Может, он и говорит теми же самыми фразами. Не знаю – я ведь тогда, в больнице, ворон считала.
– А где здесь убежище? – спрашивает Руслан.
Паша пожимает плечами.
– Просто пойдём, куда все идут. Вы кружки-то оставьте, – замечает он, глядя, как мы плетёмся к двери с чаем в руках. – Мне не жалко, но с ними неудобно будет.
Мы переглядываемся и, все трое, начинаем хохотать.
На лестнице необычайно много людей. Соседи взволнованно переглядываются, перекидываются фразами, торопятся вниз, прижимая к груди сумки и папки.
– А тебе не надо никакие документы взять с собой? – спрашивает Руслан.
– Пофиг, – Паша отмахивается, закрывая дверь на ключ. – Вы-то без документов. Пойдёмте.
Но мы и так уже стоим на пролёт ниже него, а он – наверху. И тут, конечно, раздаётся грохот. Поднимая тучу пыли, на Пашу рушится потолок.
Да как бы не так.
За секунду взлетаю наверх и становлюсь рядом с ним.
– Ты чего? – он удивлённо смотрит на меня.
– Нет, ничего. Показалось, – подозрительно кошусь на целый и невредимый потолок и вместе с ним спускаюсь вниз под внимательным взглядом Руслана.
Может, нас всё-таки убивать нельзя?
Уже на первом этаже навстречу нам поднимается человек. У меня сердце замирает, потому что я узнаю его. Те же военные штаны, только теперь в комплекте с рваной, когда-то белой майкой. Те же шаркающие тапочки. В одной руке – открытая бутылка пива. В другой...
– Отродье, – бормочет он, стреляя в Пашу.
Стоп. Это уже было. Что, фантазия закончилась?
Мы минуем пустой первый этаж и выходим на улицу. Люди кучкуются возле своих подъездов, понемногу вливаясь в общий поток, движущийся в одну сторону. Они задирают голову, глядя на пролетающие с гулом в небе военные самолёты.
Поворачиваюсь, оглядывая глазами толпу, и сразу же слышу очень неприятный звук у себя за спиной.
Оборачиваюсь.
Кирпич с уже гораздо более громким звуком падает на асфальт, и Паша тоже медленно оседает вслед за ним. По его лицу течёт кровь.
Что, кирпичом по голове? Серьёзно?
Ладно. Я не даю Паше стоять на месте и ждать кирпича. Сразу решительно тяну его за руку в ту же сторону, куда бредут все остальные.
Но люди поспешно расступаются. Навстречу с грохотом катится уродливая, угловатая, покрытая защитным узором машина. Из люка наверху высовываются два служивых с автоматами.
– Вот он! – орёт один из них. – Огонь! На поражение!
Мелькает мысль бросится вперёд, закрыть его грудью – но не успеваю. Рука Паши рывком выскальзывает из моей, когда его отбрасывает назад автоматной очередью.
Да что за чёрт, я же даже опомниться не успеваю!
Мы бежим по улице, лавируя между остальными людьми, и, наверное, вызывая среди них панику – вижу перепуганные лица по сторонам. Что дальше, ты, там, наверху или где ты?
Горящее здание прямо по курсу. Так...
Надо бы обогнуть по тротуару с противоположной стороны, но там толпа, поэтому мы продолжаем бежать прямо, уставившись на огонь.
Кажется, здесь был магазинчик одежды, если память мне не изменяет. И точно – вот металлический каркас от манекена в витрине...
Чем ближе подбегаем, тем громче слышен детский плач. Маленький мальчик лет трёх ревёт во всё горло, стоя прямо перед магазином. Наверное, ему горячо вблизи огня. Неужели мама осталась там, внутри?
– Чёрт, – слышу голос Руслана за спиной.
Вывеска, тоже горящая, начинает раскачиваться прямо над ребёнком. Зная моего брата, он готов броситься вперёд, чтобы спасти мальчишку.
Но Паша опережает его. В несколько прыжков он оказывается рядом с малышом, подхватывает его на руки и кидается обратно.
Конечно, не успевает.
Но ведь мальчик тоже так погибнет!
Странно.
Значит, только нас с Русланом нужно оставить в живых? Или вообще... только меня? Ведь это я ведьма. С неожиданно нахлынувшим ужасом оглядываюсь на Руслана. Если бы он кинулся помогать Паше...
Назад. Не хочу никакого мальчишки, потерявшего маму.
Мы просто пробегаем мимо горящего магазина, и всё.
И Пашу тут же просто припечатывает к стене автомобиль.
Так не честно, это тоже уже было. Правда, тогда был грузовик, а не минивен, но всё же. Не хочу.
Мы не успеваем пробежать и десятка метров, а на него уже с огромной скоростью падает с неба какой-то металлический обломок. Нет, нет.
– Катя, прекрати! – кричит мне Руслан. – Это бесполезно!
Горящий магазин дальше ещё на двадцать шагов, и провода над тротуаром, по которому мы бежим, вдруг начинают искрить. Один из них обрывается и падает прямо на ничего не подозревающего Пашу и ещё пару человек. Знакомые вспышки и треск... Нет.
– Хватит, Катя, – умоляет брат, поймав меня за талию. – Отпусти его. Значит, так надо...
– Не хочу! – я со слезами вырываюсь из его рук и бегу изо всех сил, чтобы догнать Пашу.
Но он остановился и ждёт нас.
Он не видит, что за его спиной целый отряд военных наставил на него автоматы.
Но теперь я успею. Вырываюсь вперёд, опережая его, раскинув руки, как крылья. Я готова. Я больше не могу.
И вижу ещё одни крылья перед собой – Руслан.
– Что ты делаешь?
Наверное, выглядим мы по-идиотски.
Время замирает. Из-за плеча брата вижу пули, застывшие в дрожащем, волнующемся воздухе. Они летят к нам.
Летят?
Глава 10
Открываю глаза, хотя не помню, чтобы закрывала их. Странное ощущение – словно пейзаж, в реальности которого ты был уверен, внезапно разъезжается разрисованной ширмой в стороны, являя взгляду совсем другую картину, и с глубин подсознания тут же доносится вопрос: а это – точно настоящее?
Я сижу в просторном, но очень тёмном зале с чёрными стенами и потолком. Первое, за что цепляется взгляд – молочно-белые, слегка светящиеся нити, веером расходящиеся из ниши в стене напротив. Не вижу, куда они ведут. Но одна из таких нитей прямо у меня перед глазами идёт дрожью, дёргается и принимается плавно удаляться, её кончик мягко трепещет.
Пока я тупо размышляю, нити ли это вообще или всё же просто лучи света, боковым зрением замечаю ещё одну отползающую нить. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть, куда ведёт она, и натыкаюсь на глаза брата, заворожённо следящего за ней.
– Руслан, – шепчу непослушными, пересохшими губами.
Только теперь наконец задаюсь вопросом, где я, и что происходит. Бегут мурашки по телу, затёкшему от долгого сидения, хоть и в мягком, удобном кресле, слегка отклонённом назад. Мышцы слушаться отказываются, и с большим трудом я отрываю спину от кресла и поворачиваюсь, оглядывая зал.
Почему-то мелькает мысль о кинотеатре. Человек пятьдесят, на первый взгляд, подростков, полусидят-полулежат в таких же креслах в пять рядов, расположенных амфитеатром. Белые нити ведут к их лбам.
Зажмуриваю глаза и трясу головой, пытаясь прогнать дурацкую картину, словно выдернутую из какого-то фантастического блокбастера. Открываю.
Ничего не изменилось. Ловлю взгляд брата, теперь уже осмысленный, слегка напуганный, но на удивление спокойный.
– Ты в порядке? – шёпотом спрашивает он.
Пожимаю плечами.
– Пойдём, – повелительным тоном бросает он мне, неуклюже встаёт и разворачивается спиной.
– Куда?
Он поворачивается обратно, смотрит на меня со странным выражением на лице – он никогда так на меня не смотрел, – вздыхает, грубовато берёт за руку и тянет прочь, к зашторенной нише в боковой стене, точно как в кинотеатре.
Отодвинув тяжёлую занавеску, Руслан выводит меня в ярко освещённый коридор. Мой мозг автоматически подаёт мне сигнал, что за окнами темно, хотя только что был полдень. Это сейчас не самое странное, отвечаю я ему раздражённо, и тут же запрокидываю голову, потому что яркий свет идёт не от ламп на потолке или стенах, а от самого потолка. Материал, которым он обшит, сияет ровно и мягко уютным желтоватым светом. Никогда такого не видела.
Из-за угла показывается и поспешным шагом приближается к нам женщина в униформе тускло-фиолетового цвета с жёлтой каймой. Вглядываюсь в её лицо, и внутри всё переворачивается.
– Ох и задали вы мне работы, – добродушно усмехается женщина, с улыбкой глядя на нас.
Но я знаю, что улыбка фальшивая, и эта доброта в голосе – предвестник какого-то издевательства, потому что Жанна не способна на иное.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю со злостью.
Жанна застывает, улыбка медленно сползает с её лица.
– Катя...
Руслан тоже ошарашенно смотрит на меня.
– Подожди, мам, – говорит он, обращаясь к Жанне. – По-моему, она ещё не очнулась.
– В смысле – не очнулась? – внутри меня кипит неконтролируемая злоба.
– Кто я? – спрашивает совершенно побелевшая Жанна.
– Что?
Не понимаю, почему эти двое смотрят на меня с почти одинаковыми выражениями на лицах. Не понимаю, чего от меня хотят.
– Ты – Жанна, которая издевалась над нами два с половиной года, а потом свалила, бросив нас в самой опасной ситуации.
Она какое-то время молчит, а потом, сглотнув, произносит:
– Значит, я хорошо вписалась в эту роль...
В её глазах появляются слёзы.
– Это наша мать, ты, бестолочь, – сквозь зубы цедит Руслан.
– Наша мать мертва, – неслушающимися губами бормочу я.
– Да ты вообще, что ли...
– Тихо! – Жанна расставляет руки в стороны, словно разнимая дерущихся детей. – Постойте. Просто подождите.
Она делает глубокий вдох, подносит к лицу руку с прозрачным резиновым браслетом на запястье, издаёт языком цокающий звук, вроде тех, которыми обычно изображают стук лошадиных копыт, после чего браслет загорается ровным зелёным светом, и произносит:
– Бригаду ноль-шесть в западный коридор. Срочно.
Прибор гаснет, и она очень серьёзно обращается ко мне:
– Екатерина, ты должна знать: всё, что с тобой сейчас происходит – моя вина. Я провалила это задание как куратор вашего с Русланом Испытания. И очень хочу всё исправить. Но для этого мне нужна и твоя помощь. Постарайся не паниковать и внимательно слушать, что мы говорим.
Я начинаю задыхаться, в глазах темнеет. Моё сознание отказывается воспринимать этого Руслана, грубого и враждебного, эту Жанну, доброжелательную и серьёзную, этот сияющий потолок, светящиеся нити и браслеты, выбегающих из-за угла людей в таких же костюмах, как у Жанны, внезапное чувство укола в правое плечо.
Кажется, я кричу что-то невразумительное и мечусь, как бешеная – или наоборот, всё это время лежу без сил на полу, уставившись в светящийся потолок? В любом случае, потолок идет концентрическими тёмными кругами и в конце концов гаснет.
Продолжение следует... (Ежедневно в 15:00)
Автор: Ирина Рован
Источник: https://litclubbs.ru/articles/10100-realnost-popolam-chast-1.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: