Найти тему
Бумажный Слон

Вовремя

Виктор Палыч умер за день до своего 70-летия.

С одной стороны — печально, мог бы ещё пожить, а с другой — удобно. Продукты куплены, столовая заказана, гости приглашены ‒ всё готово, несмотря на внезапность момента.

Сам Виктор Палыч такому повороту очень бы обрадовался (два повода за один бюджет!), потому что при жизни был прижимист и скуповат. Он и на празднование юбилея согласился только потому, что дирекция бывшего колхоза "Заря", ныне одноименного акционерного общества, где Виктор Палыч проработал без малого сорок пять лет, все расходы взяла на себя: и продукты закупила и столовую для празднования предоставила.

И вот теперь в этой празднично украшенной столовой с большим портретом покойного в центре зала (лентой чёрной юбилейное фото перевязали — и сразу печальная метаморфоза),‒ поминки.

Всё как положено: люди кушают и вспоминают умершего. Но им и невдомек, что душа покойного рядом. Ходит между столами, в тарелки заглядывает, слушает — кто чего говорит.

— Виктор Павлович - заслуженный ветеринар области, без малого сорок пять лет проработал в нашем хозяйстве, — первым слово берёт генеральный директор.

— Сорок четыре года и двести восемьдесят два дня! Можно было бы по такому случаю не полениться и в кадрах точную цифру взять! ‒ возмущается бестелесная оболочка Виктора Палыча.

— Его трудовой вклад неоценим. Столько сил вложено, столько сердца…

— Ага, ещё печени и почек… А итог-то какой? Пенсия такая, что куры мои от смеха нестись перестали.

— Он навсегда останется для нас примером для подражания…

— Глава администрации для тебя пример для подражания! Вон даже галстуки одинаковые! — невидимый Виктор Палыч тыкает не менее невидимым пальцем в сторону главы района.

— Давайте выпьем не чокаясь. Пусть земля ему будет пухом! — заканчивает гендиректор и опрокидывает рюмку до дна. Его примеру следуют все сто человек.

‒ Эй! Вы чего? Сто человек по пятьдесят грамм это же десять бутылок за один тост! ‒ заглядывает в пустые рюмки, мечущаяся душа.

‒ Мы готовили на юбилей Виктора Павловича ценный подарок, ‒ слово берет главный бухгалтер "Зари".

‒ Ценный подарок! Знаю, я ваши ценные подарки… — ворчит бестелесный Виктор Павлович.

— На собрании акционеров было решено выделить триста тысяч рублей!

‒ Ничего себе! — беззвучно вторит голосам из зала Виктор Палыч.

— В этот печальный день мы передаём деньги вдове Виктора Павловича – Ирине Ивановне!

— Ирке? Ей нельзя. Растрынькает всё. Сыну отдаст или внукам, а им сколько не давай, всё мало!

— Я поставлю на эти деньги памятник моему любимому Витеньке, — Ирина Ивановна рыдает и целует портрет мужа.

— Ещё лучше… На черта мне памятник за триста тыщ?! Пусть "Заря" памятник ставит! А деньги на депозит!

— Как же я теперь без тебя, дружочек мой родненький! — не унимается Ирина Ивановна и крепче целует портрет.

— Ир, ну чё ты… ну ладно тебе… Ты лучше деньги в сумку спрячь, а то потеряешь еще, — Виктор Палыч кладёт невидимую руку на дрожащее плечо жены, — Ну… будет… Не очень-то я и умер, чтоб так убиваться…

— Вот прямо чувствую как будто Витюшенька сейчас рядом… — захлёбывается слезами Ирина Ивановна.

И сидящие в зале тоже начинают всхлипывать.

— Хороший мужик был. Козу, помните, машина сбила — вылечил, вечная ему память...

— А сколько родов у моей коровы принял, все без осложнений!

— Да... золотые руки!

— Профессионал!..

— Таких сейчас не делают!..

Виктор Палыч мечется от одного говорящего к другому и не может поверить происходящему:

— Вы чего? Я ж за деньги, я ж не просто так!

— И вот хоть ночью его разбуди, пойдёт смотреть животину! Такая душа у него была… — не унимаются люди.

— Да вы чего… За ночной выход я ж в два раза больше брал! Это я из-за денег, из-за денег я это всё! Слышите?

— Пусть земля ему будет пухом, — звучит снова и снова.

— Да подождите вы со своим пухом, гуси-лебеди! Давайте по существу разберёмся, — бестелесного Виктора Палыча не унять, он настроен доказать всем, что никакая душа здесь ни при чём.

Но тут начинают разносить котлеты с картошечкой, и на какое-то время все прекращают обсуждать доброту и профессионализм усопшего, переключившись на такие же достоинства поварихи Тамары.

— Ох, Томка… И как это у неё получается? Вроде бы просто котлеты, просто пюрешка, а вилку проглотишь, как вкусно, — говорит Анечка, зоотехник, хотя, как и все ест ложкой. Вилки на поминках нельзя, чтоб глаза покойнику не выколоть — уважение в деталях.

— Да, Томка, даже яишку так жарит, что хоть на банкет подавай, — соглашается с Анечкой её соседка.

— Золотые руки у нашей Томочки…

— Вы что тут все совсем что ли? Забыли зачем пришли? Вот помрёт Тамара, тогда и будете её хвалить, — ревниво произносит невидимый Виктор Палыч.

— Говорят. что если еда на поминках вкусная, значит, человек был хороший…

— Вооот… правильно… Надо держаться повестки дня, а не отвлекаться на всякое там, — Виктор Палыч довольно поправляет невидимой рукой невидимый узел на невидимом галстуке.

— А всё-таки жаль, что Палыч за день до своего юбилея приставился…

— Даааа…

Незаметный никому Виктор Палыч расхаживает между столами и прислушивается к разговорам.

— Не вовремя…

— Да уж…

— Зажал, получается, Палыч днюху, как обычно…

Чуть стесняясь, прикрывая ладошками рот, неудобно — поминки всё-таки, услышавшие эту шутку смеются и пересказывают её тем, кто не услышал. По залу прокатывается лёгкая шумовая волна — смех шепотом.

И, странное дело, Виктор Палыч тоже смеётся. Странное, потому что при жизни ему постоянно приходилось выкручиваться, врать, оправдываться: да ничего не зажал, просто работы много (мы уезжаем; жена плохо себя чувствует; что-то спину прихватило и тому подобное), а тут всё честно — не зажал, а просто умер… Жить по-честному не очень получилось, а вот со смертью всё без вранья вышло. И не надо никем притворяться: вот он я, принимайте меня таким, как есть, — мёртвым.

— А можно я скажу, — берёт слово подвыпивший заведующий клубом, — Мы тут на юбилей Виктора Палыча его любимую песню готовили…. Понятно, что поминки, и как бы ни к месту… Ну уж очень он её любил. На всех праздниках подсядет к бабам и вторым голосом как даст терцию! Эх... В общем, если не возражаете, мы тихонечко... Девочки, три-четыре!

Белым снегом, белы-ым снегом

Ночь метельная ту тропку заме-е-ла

По которой, ой, по кото-о-о-рой

Я с тобой мой милый рядышком прошла...

— Вот же хитрый лис… Знаешь, как мне угодить! — улыбается Виктор Палыч и трясёт никому не видимым указательным пальцем.

Но только Виктор Палыч хотел подхватить песню неслышным никому вторым голосом, как вдруг всё остановилось. Звуки смолкли, присутствующие застыли, как будто их кто-то поставил на паузу. И свет… Посреди столовой возник яркий столп света. И из него, словно из дверей, появился такой же, как Виктор Павлович, только ещё более невидимый никому человек, который катил за собой дорожный чемодан на колёсиках.

— Разрешите представиться, я — проводник душ. Пришёл, чтобы сопроводить вашу душу (как не верно, но точно, говорят у вас тут) “в мир иной”. И у меня хорошая новость. По-да-ро-чек. Учитывая ваши заслуги в области защиты и спасения (как у вас тут принято называть, достаточно высокомерно, но душещипательно) “братьев ваших меньших”, вам предоставляется возможность прожить ещё раз любой из дней (выражусь не правильно, но предельно понятно) вашей прошедшей жизни. Вам остаётся только выбрать — какой! Чтобы освежить исчезающую в небытие память, я позволил себе распечатать рекламные альбомы с лучшими вашими днями. Позвольте презентовать, — очень невидимый человек ловко расстегивает молнию на дорожном чемодане и достаёт бумажные кирпичи, в которых вся жизнь Виктора Палыча переведена в каталог.

Он выкладывает, выкладывает и выкладывает, презентуя каждый том жизни долго, путанно и витиевато, подбирая слова так, чтобы было, как ему кажется, понятно и доходчиво. И от этого время, которое на самом деле остановилось, по ощущениям Виктора Палыча утомительно тянется, как на повторном просмотре не очень интересной киноленты.

— Так, подожди, постой! — прерывает шелест страниц прошлого Виктор Павлович на моменте, где ему вручают звание заслуженного ветеринара Орловской области.

— Прекрасный выбор! Отличный вкус! Достойный день!

— Да не тараторь ты! Что ж ты такой шумный? Как звать-то тебя, проводник?

— Павел…

— Как батю моего... Ты, Павлик, это... Только не обижайся… Я же вижу, что ты готовился… Но, понимаешь… не вовремя это всё… ни к чему. Дай мне просто песню до конца допеть. Лады?

И вдруг всё опять задвигалось, загудели голоса гостей, застучали ложки о тарелки, полилась прерванная песня, и Виктор Палыч дал терцию… Да так душевно, что у проводника Павла по щеке покатилась невидимая даже Виктору Павловичу слеза.

Я страдала, ожида-а-а-ла,

Я звала тебя, ждала тебя в то-о-ске.

Только стёжка пропада-а-а-ла,

След знакомый затерялся вдалеке…

Автор: alen_nikolaevna

Источник: https://litclubbs.ru/articles/49352-vovremja.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: