В году, кажись, 69-м, даты инокиня Марфа никогда особо не запоминала, покой в семействе Старицких закончился. Вновь кто-то очередной донес подготовил, причем, сделал очень грамотно. На этот раз сказали, что Старицкие подговорили жителей и хотят отдать Новгород и Псков литовскому королю. И помогает им в этом архиепископ Пимен. Кроме того, самого царя Ивана хотят извести, а на трон усадить князя Владимира.
Едва государь об этом узнал, больше терпеть подле себя Старицких не стал. Сказывают, даже турков поминал. Вот где, говорил, о государстве всегда думали! Беспокоились, чтобы междоусобиц не было! При восшествии на престол всех наследников мужского трона, которые так или иначе могли угрозу царствующей династии представлять, тут же уничтожали. И греха в этом не видели! А мы все жалеем!
Как он потом клялся, токмо для покоя страны приказал род своего двоюродного брата под корень извести, дабы никто из них больше его не беспокоил. Казнь придумал изощренную — распорядился, чтобы супруги Старицкие сами зелье добровольно выпили. Видать, желал сделать так, чтобы и на том свете покоя не было. Все знали, какой это грех самоубийство и что за него прощения не будет. Да только княгиня Евдокия еще раз показала, насколько умна.
Выслушав царский указ, перекрестилась, повернулась к супругу своему венчанному и, осушив горючие слезы, что безудержно полились из ее глаз прекрасных, произнесла гордо: «не мы себя, но мучитель отравляет нас: лучше принять смерть от Царя, нежели от палача». Фразу эту, сказанную Одоевской потом шепотом из уста в уста все бояре передавали.
Внял ее совету князь Старицкий, благословил детей, простился с супругой и выпил яд одним махом. Евдокия и дети последовали его примеру. Плач и скорбь стояли в княжеском тереме...
А уж как люто царь с мятежной Ефросиньей расправился, в которой видел причину всех бед. Отправил своих опричников в Горицкий монастырь и повелел изничтожить непокорную инокиню. Понимал — иметь такого врага за спиной, все равно, что постоянно под дулом пищали находиться.
Налетели на обитель разбойники, схватили отчаянно сопротивляющуюся Ефросинью и и утопили несчастную в реке Шексне. Когда Марьюшка в Горицах проживала, в зимнюю пору, глядя в окошко кельи представляла себя на месте княгини в час ее гибели. Она просто физически ощущала как мокрая одежда тянула ко дну да ноги судорогой сводит. Тянула руку крест наложить, да сил не имелось. Одно могла — палачей своих проклинать...
Вместе с неукротимой Старицкой погибла и царская невестка Иулия, к которой государь прежде с такой любовью относился. Не верил, что не знала обо всем, что боярыня творила. А ежели знала, почему не доложила? Опять же, никак простить смерти своей жены не мог. Хотя виноваты или нет эти женщины были в гибели Анастасии, никто не ведал. Словом, кончину они приняли лютую…
Несколько позже обеих мучениц погребли в том самом монастыре, который Старицкая сама заложила и обустроила. Будто чувствовала — в будущем станет он темницей для знатных узниц. А вскоре стали чудеса на могиле Ефросиньи различные происходить. Видать за муки ее страшные благодать сошла. Народ уверовался — защищает их матушка и назвал святой заступницей. Царь, когда узнал об этом, молча бородой дернул и ничего говорить не стал. Хотя нет, однажды обмолвился:
— Пусть хотя бы так благому делу послужит!
В этой фразе весь он был.
Публикация по теме: Марфа-Мария, часть 55
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке