Незваный гость

Игорь Цирульников

– Товарищ курсант! Какой дурак   
сказал вам красить эту крышу?
– Так это вы приказали, товарищ 
полковник!
– Да? Ну, тогда крась!

                * * *
– Нормальные люди делают кучу возле
бордюра! – говорит командир роты личному
составу на уборке территории.

                * * *
Замполит роты курсантам, работающим 
после отбоя в Ленинской комнате:
– Пока не повесите всех членов
Политбюро, спать не ляжете!

Три «были» из курсантской жизни периода
завершения Перестройки в СССР.

      Дверь отворила Лена. Как и зимой. Отворила сразу же, как только он позвонил, словно ждала его прихода. Но зимой она бросилась Сергею на шею, а теперь замерла в дверном проёме, запахнув на груди домашний халатик. В её больших чёрных глазах Назаров не видел ничего, кроме удивления и испуга. Уголки губ, которые он знал наизусть, были опущены вниз, отчего на лице застыла маска какой-то детской обиды.

      Вот она, близко-близко, такая желанная и... чужая. Сергей понял это по её глазам и выражению лица. Да ещё по причёске. Раньше она никогда не стриглась и не делала «х и м и ю», носила волосы почти до середины спины. Каштановые, мягкие, пушистые  – он хорошо помнил их прикосновение, помнил, как они легко струились между его пальцами.
      Но эта «химия» была сделана не для него, Сергея.

– А, это ты... – голос Лены ничего не выражал, – привет.
– Привет, Лен, – в горле отчего-то возник комок, – держи, это тебе.
      Она взяла его цветы. Сергей хотел обнять её и поцеловать, но Лена отстранилась. Странно, но даже запах, исходивший от неё, стал иным, чем прежде.
– Кто он? – тихо спросил Назаров. Её лицо дрогнуло:
– Кто – он?
– Ну, этот... другой.
– Уходи, Серёжа. Не надо больше... Прощай.
      На её длинных ресницах задрожали слёзы, и она поспешно опустила глаза. Сергей никак не мог поверить в реальность происходящего:
– Ты... что ты наделала, Ленка, чего же ты наделала?..

      Он шагнул назад, словно отшатнулся, и, не вызвав лифта, стал спускаться по лестнице. Не быстро и не медленно, всё ещё в шоке, всё ещё до глубины души потрясённый тем, что только что произошло между ним и той, кого он считал своей девушкой.
      Внутри словно всё вдруг разом оборвалось и рухнуло куда-то в бездонную звенящую пустоту.
      Этажа через два Назаров услышал, как наверху хлопнула дверь. Та самая, которую в феврале он осторожно прикрыл за собой носком ботинка, держа в руках притихшую покорную Лену... Всё, конец. Никогда этого больше не будет.
      Как просто и страшно.
      И какое тому есть леденящее сердце определение – «Неизбежность»...

      А всего лишь за пару часов перед этим, Сергей, пожалуй, был самым счастливым человеком в мире. Истошно завывая, электричка метро летела тогда сквозь космическую тьму перегонов, изредка прорезаемую стремительными росчерками прожекторов-комет. И было удивительно приятно каждой клеточкой тела ощущать великолепие жизни и свободу.
      Сво – бо – ду!..
      Подхватив с пола у ног свой тощий кейс-«дипломат», Назаров, раздвигая народ погоном «парадки», протолкался к дверям, перечёркнутым двойной истерической надписью: «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ!». С наслаждением сделав обратное, Сергей окинул взглядом лица своих случайных попутчиков через отражение в глубине стекла.

      Усталые, замкнутые. Кто-то, прикрыв глаза, дремал, кто-то читал газету или листал книгу. У одного парня на голове нелепо торчали громоздкие наушники от красного кассетного «плеера», висевшего на поясном ремне его «в а р ё н ы х» джинсовых брюк.
      Но Сергей радовался им всем, даже самым унылым. Потому что ещё сегодня утром он, как дурак, торчал в училище, где по прихоти ротного прокуковал в опустевшей казарме два своих законных отпускных дня.

      Потом был штурм переполненного аэробуса на Москву, три часа полёта над облаками, посадка в Домодедово – целый калейдоскоп маленьких событий и благоприятных совпадений. И теперь он вдруг снова оказался здесь, дома.
      Это было настоящее счастье. Счастье возвращения, жажда нормальной человеческой жизни, ожидание предстоящих встреч с родителями, старыми друзьями, городом.
      И Леной...

      Дома, как он и думал, всё было по-прежнему. Мама неисправима: когда Сергей после душа ужинал, блаженно жмурясь, она сидела рядом и, рассказывая окрестные новости, смотрела, как он ест. А старший Назаров, выпив единолично грамм сто за долгожданный приезд сына-курсанта, уже умиротворённо созерцал в соседней комнате футбольную трансляцию, оставив их на кухне вдвоем.
      На сердце у Сергея было удивительно хорошо и спокойно. Век бы так сидеть, разговаривая с мамой, ни о чём не думая и не заботясь, но… Он украдкой взглянул на часы: пора идти к Лене. Сергей поцеловал мамины руки и поднялся из-за стола.

– Куда это ты собрался, на ночь глядя? – удивлённо спросила мать.
– Да к Лене сходить хочу, – ответил он улыбаясь.
– Останься, сынок! Поздно уже, люди, наверное, только с работы пришли, устали. Может завтра сходишь, Серёжа?..
      Он посмотрел ей в глаза сверху вниз:
– А что случилось, мам?
– Ничего. Опять за своё: только приехал и убегаешь. Мы же с отцом тебя почти полгода не видели.
– Глупости, прекрати, ма. Я же, без малого, на месяц вернулся, ещё успею вам тут надоесть. Ключ я возьму, если что – вы меня не ждите, ложитесь спать. А так я скоро, чао!
– Иди, сын, конечно иди. Ты у нас уже взрослый.
– Ну, мама!..
– Что «ну, мама»? Давай, давай – лети к своей Джульетте, Ромео!..
      Назаров засмеялся и чмокнул мать в щёку.
– Эх, Серёженька-Серёженька... – со вздохом сказала она, и ласково погладила сына по стриженому затылку.

      А теперь что?.. Он похлопал себя по карманам джинсов. Ч-чёрт, забыл, блин, переложить сигареты из формы. И здесь тебе облом, воин... Как говорят в доблестных бронекопытных войсках: «Танковый тебе стоп-сигнал!..» Смысл этого выражения в том, что судьба повернулась к тебе «пятой точкой». Как корма идущего впереди танка в колонне.
      Вечерний ветерок приятно освежал пылающее лицо. Назаров глубоко вздохнул и едва не застонал. Потом медленно пошёл к своему дому. Как же всё глупо вышло, почти пять лет веры ни во что. А ведь ещё со школы были вместе.
      Идиотизм какой!..
      Теперь понятно, почему вот уже три-четыре месяца, как письма от неё стали приходить ему всё реже и реже. Они вдруг сразу сделались какими-то куцыми и сдержанными. А на своё последнее перед отпуском послание он ответа вообще так и не дождался. И решил по наивности, что это почта плохо работает...

      В её квартире на двенадцатом этаже всё также мягко светились окна.
      Неужели ей сейчас самой не больно? Хотя нет же – слёзы... Может, этот парень как раз у неё? Или это его она так ждала, поспешно распахнув по ошибке дверь ему, Сергею?.. Да ладно, чего уж себе душу-то травить! Какое это теперь имеет значение? Просто его, Назарова, слишком долго здесь не было.
      Мироздание вечно. Город неизменен, меняются только люди в нём. Да и с чего бы ему, городу, меняться? Это он, Сергей Назаров, уехал-приехал, так и мотается четвёртый год как неприкаянный от отпуска до отпуска. И для огромного города его долгие отсутствия и скоротечные возвращения абсолютно ничего не значат.
      Без него точно так же как вот сейчас, зажигаются фонари на столичных улицах, трещат сверчки в асфальтовых трещинках, веселятся и грустят люди за окнами своих квартир. А он тут уже всего лишь гость, как ни крути.
      Причём гость незваный.
      ...господи, опять эта глухая ноющая пустота внутри! Идти домой не хотелось. Оставаться здесь одному, у своего подъезда – слишком больно. Напиться бы, надраться в стельку, что б хотя бы на время заглушить эту боль... Интересно, Кир у себя? Вполне возможно, ведь ещё только девятый час...

      Костя Киреев оказался дома. Он тоже был одноклассником Назарова, неоднократно проверенным в многочисленных совместных школьных и уличных передрягах. Два года назад его забрали в армию с первого курса юрфака Университета, но прошлым летом, когда из Вооружённых Сил вдруг отпустили всех студентов, Костик досрочно вернулся обратно, прослужив около года в «королевских войсках» под Куйбышевым. Кроме всего прочего, они жили в одной «коробке», только на разных её этажах, и  уж кто всегда был рад Сергею, так это он.
      Ещё не выбравшись из лифта, Назаров понял, что у друга полным ходом идёт гулянка. По всей площадке из-за двери Киреевых разносился звенящий голос вокалиста «Наутилуса Помпилиуса»:

Я ломал стекло, как шоколад в руке.
Я резал эти пальцы за то, что они
Не могут прикоснуться к тебе.
Я смотрел в эти лица, и не мог им простить
Того, что у них нет тебя, и они могут жить...

      «Как раз в тему, – мрачно подумал Сергей. – Сейчас бы ещё его «Шар цвета хаки» или «Группу крови» Цоя услышать, и всё, день удался!..»
– О, старик! – Костя нисколько не изменился за полгода, и вёл себя так, словно они расстались только вчера: – давай-давай, военный, проходи!
      Вечеринка была в самом разгаре. Трёхкомнатная квартира плавала в интимном полумраке, а в гостиной, где под переливами цветомузыки танцевали три-четыре тесно обнявшиеся пары, властвовал голос Вячеслава Бутусова:

Но я хочу быть с тобой! Я хочу быть с тобой.
Я ТАК хочу быть с тобой – И я буду с тобой!
В комнате с белым потолком, с правом на надежду.
В комнате с видом на огни, с верою в любовь!

      На балконе кто-то курил, и огоньки сигарет то вспыхивали, то притухали в сумерках.
      Костик провёл Сергея на кухню, плеснул портвейна в стаканы, затем прикрыл застеклённую дверь в холл:
– Ну что, Назарыч, давай, как водится, за встречу! Чертовски рад тебя видеть, вояка. За твоё возвращение, старина!

      Выпили. Закусили конфетами и бутербродами с плавленым сыром и «докторской» колбасой, которые в изобилии высились на столике у холодильника. Киреев разлил по новой.

– Что тут у тебя? – Сергей мотнул головой в сторону двери с кухни.
– Да у одной девчонки в группе день рождения – повод собраться тем, кто не разъехался на лето. «Скинулись», отоварили талоны. Достали кое-какой дефицит. А у меня хата как раз свободная: «предки» к морю подались, в Ялту, нежиться в лазурных волнах. Ты-то сам давно прикатил?

– Сегодня.
– У Лены уже был?
– Угу, – невнятно пробурчал Сергей, залпом, как спирт, глотая вино.
      Костя присвистнул, проведя пятернёй по волосам:
– То-то я смотрю, что ты такой смурной. Тут, брат, одного «портвешка» маловато будет...
      Он открыл холодильник, извлекая на свет божий запотевшую бутылку «Пшеничной» и банку венгерских маринованных огурцов.
– Ты извини, Серый, я себе немного – пьяный уже. А ты давай, догоняй нас, – приговаривал Киреев, разливая водку, – «полтишок» ещё никому в такой ситуации не вредил...

      Опрокинули, морщась, затем дружно похрустели огурчиками. Ледяная «Пшеничная» тёплой волной разошлась по телу… Закурили киреевский «Родопи». Помолчали. Потом Сергей налил себе ещё чуток водки, и выпил не закусывая.
      Алкоголь наконец-то начал своё милосердное действие. Назаров загасил сигарету в хрустальной пепельнице на подоконнике, и, опустившись за стол, спрятал онемевшее лицо в ладонях. Костя стоял над ним, привалясь плечом к оконному косяку, и курил, задумчиво глядя, как в открытую форточку сквозняком вытягивает сизый пахучий табачный дым.

– У них в сентябре свадьба, – вдруг сказал он. – Я как-то с универа иду, смотрю, а её какой-то бородатый парень у дома из «Шахи» высаживает. Ленка потом сказала, что он её часто так подвозит.
– Кто? – глухо, в ладони, спросил Сергей.
– Ну, этот Артём, за которого Ленка твоя выходить собирается. Прости, что я тебе не написал – не хотел лезть в ваши отношения.
– Она больше не моя, – равнодушно сказал Назаров.
– Извини, старый, я не хотел...
– Он кто, тоже студент?
– Не-а, аспирант там какой-то у неё в институте, ему лет под тридцать. И «упакованный» весь – с «тачкой» и дачей. Говорят, серьёзный мужик, наукой занимается. Может он ещё, конечно, где-нибудь кооператорствует или фарцует, кто ж его знает.

– Почему так выходит, Костя? – б е с ц в е т н о  произнёс Сергей. – За что она так со мной?.. Неужели всё потому, что у меня нет этих сопливых «тачек» - дачек?.. Так это фигня. Ещё годик, и я «лейтёхой» стану получать раза в полтора больше этого её аспиранта, если он, конечно, не какой-нибудь там «крутой»... Боялась, что меня на войне могут убить или искалечить?.. Так всё уже, теперь Афган закончился, дальше Кушки не пошлют. А повезёт, так я, в принципе, могу и в нормальную заграницу попасть служить. Кто знает, вдруг с распределением удачно получится?.. У нас же танков в Восточной Европе хоть пруд пруди. Чего же она вдруг струсила? Ведь всё нормально было.

      Киреев придвинул Назарову стакан с водкой и бутерброд:
– Пей, Серый, пей давай! Я тебе что скажу – это жизнь. Мы строим планы, а она, зараза такая, распоряжается по-своему. Ни твоей, ни Ленкиной вины в том, что у вас всё так вышло, нет. Смотри на это дело проще: не дождалась – ну и чёрт с ней, забудь! Начни сначала. И нечего себя накручивать. Тебе, Серёга, сейчас надо хорошенько расслабиться. Здесь есть свободные девочки, пойдем, познакомлю. Увидишь воочию будущее советской юриспруденции, причём очень светлое, симпатичное и без лишних комплексов. Только не будь занудой. А заодно и классику послушаем. Пошли, старик, хватит здесь киснуть и жалеть себя!

      «Ми-ишел, май белл...» – вздыхали битлы в гостиной. Разноцветные блики переливались в такт музыке по лицам танцующих парней и девушек, югославской мебели, потолку и паукообразной люстре.
      Сергей откинулся на софу.
      «Ми-ишел!..»
      То ли из-за полутьмы, то ли из-за выпитого, то ли потому, что Назаров уже давно не видел так близко своих ровесниц в приватной обстановке, а, скорее всего по всем этим причинам сразу, все девушки в комнате показались ему удивительно красивыми. Какая же эффектная блондиночка танцует с тем долговязым очкариком! Фигурка у неё – просто закачаешься: попка выпуклая, а высокая грудь и тонкая талия выгодно подчёркивались белым жакетиком.
      А как смеётся, запрокинув голову, та стройная длинноволосая брюнетка, разговаривая с подругой...
      «Ми-ишел!..»
      Волосы у неё такие же тёмные и волнистые, как раньше были у Ленки. Как раньше... раньше... ра-нь-ш-ш-ш... Сергей долго ворочал в хмельной голове это слово, «обсасывая» его со всех сторон. Странно, но оно не причиняло боли. Назаров понимал, что та пока лишь затаилась на время, и в конечном итоге снова напомнит о себе. Всё равно...
      Голова приятно кружилась. А может действительно, плюнуть на всё и опять начать с нуля?.. Ну, скажем, с этой длинноволосой? Она так ничего себе, привлекает внимание. Пригласить её на следующий «м е д л я к», и пошло-поехало?..

      Он отлично понимал, что не встанет и не пригласит танцевать ни эту, ни любую другую девушку на вечеринке. Из-за Лены. И из-за боязни оказаться непонятым – это в лучшем случае. А в худшем – причинить боль чужому, ни в чём не повинному человеку. «Хватит, – устало сказал себе Сергей, – у людей праздник, а мне выть в пору. Лишний я здесь!»
      Он поднялся с дивана, поймал за локоть Костю, танцевавшего с невысокой полноватой девушкой в красном свитере и «лосинах».
– Ты чего? – спросил друг.
– Пойду я, Кир, не обижайся...
      Киреев понимающе кивнул:
– Как знаешь, Серый. А то оставайся, скоро «в и д а к» раскочегарим, мне тут «Грязные танцы» с Патриком Суэйзи на пару дней дали посмотреть. А ещё есть «Сердце ангела», «Девять с половиной недель» и новая «Эммануэль» – Костя заговорщицки подмигнул Назарову. – Оставайся, весело будет. Верно, Ирэн?

      Миловидная толстушка улыбнулась, заинтересованно глянув на Сергея. Вроде мельком, но внимательно.
– Не, старый, пойду я. Устал сегодня. Всем привет, – медленно сказал Назаров, невольно улыбаясь ей в ответ. Уходить вдруг почему-то расхотелось.
– А мы тебя не отпустим. Сдавайся, военный, ты в плену! – Константин грозно выпятил вперёд нижнюю челюсть.
– Русские не сдаются! – ответил «пленник», выдвинув свою челюсть не менее грозно. «Остаться, что ли? – тоскливо подумал он. – Первый день отпуска всё-таки... Да фиг с ним со всем, я ведь тоже человек! Остаюсь».
– Где у тебя телефон, Кир? В прихожей? Предупрежу «предков», что я у тебя, чтоб не волновались. Будьте с ним осторожны, Ира, у него талант уговаривать людей!
– Я знаю, – сказала девушка, кротко вздохнув. Киреев в ответ забавно выпучил глаза и скорчил другу «рожу». Но сделал это так, что бы его гримасу ненароком не заметила партнёрша.
      Когда Назаров вернулся после звонка домой обратно к танцующим, «Скорпионс» в динамиках как раз только-только начали свою шикарную балладу «Still loving You»:

Time, it needs time!
To win back your love again
I will be there, I will be there.
Love, only love!
Can bring back your love someday
I will be there, I will be there...

      И Сергей сразу же решительно направился к длинноволосой брюнетке, одиноко стоявшей в противоположном углу комнаты с полупустым фужером в руке. «А, была не была, – думал он в эту секунду. – Чем я рискую? Ну, отошьёт, так вон их тут сколько, другую девчонку приглашу, подумаешь!..»

      ...Он бежал по росистому лугу. Над ним стелилось синее-синее свежее небо, и дышалось легко, как после грозы. На горизонте темнел лес, над которым распростёрлась радуга в полнеба.
      И кругом ни души.
      Сергей иногда невесомо подлетал над землёй – и тогда всё в нём восторженно замирало. Он наслаждался бегом, покоем, царившим вокруг. Его джинсы до колен потемнели от влаги, сбитой с травяных стеблей, но он не ощущал прикосновения волглой ткани точно так же, как и собственного веса.
      Зато на правом плече у него висело нечто небольшое, но увесистое и угловатое. Это «нечто», при каждом его шаге, подскакивало и неприятно тыкалось в спину.

      Ещё не осознав, что это такое, Сергей провёл сзади по холодному металлу. Скосил глаза – рука лежала на цевье укороченного «калаша». При беге брезентовый автоматный ремень дёргался, норовя соскользнуть с плеча. Назаров машинально поправил его, и сразу же, точно придавленный тяжестью оружия к земле, сбился с ритма, оступился и перешёл на шаг.
      Дыхание тоже сбилось. Тяжело дыша, он стал продираться сквозь жёсткую траву. Сергей упрямо двигался к лесу, словно там была конечная цель его пути. Футболка прилипла к взмокшему разом телу, волосы лезли в глаза. Взмахом головы он постоянно отбрасывал их со лба.
      Радуга поблекла и растаяла, а лес, сколько Назаров к нему не брёл, оставался всё таким же далёким.
      Внезапно он почувствовал, что уже не один здесь, огляделся, и точно: впереди, метрах в пятидесяти от него, легко бежали к опушке двое – парень и девушка.

      Девушку Сергей узнал сразу.

      Они казались бесконечно счастливыми в своём обоюдном стремлении достичь горизонта. Рука в руке. Лицо парня ускользало от восприятия, словно его не существовало вовсе – что-то расплывчатое, постоянно меняющееся... Волосы Лены струились по плечам и спине, колыхаясь в такт бегу. Она смеялась – звонко, непринужденно.

      Назаров замер, прикованный к месту свинцовой тяжестью, вдруг возникшей в ногах. Он не мог больше двигаться. Тогда, задыхаясь от бессилия и злости, он привычно вскинул к лицу автомат, прицеливаясь вслед удаляющимся фигурам. Они уже казались ему не живыми людьми, а ростовыми мишенями на стрельбище. Но прорезь прицела как будто приблизила их на миг, и в этот самый последний миг Лена на него оглянулась.

      Стреляные гильзы веером полетели в сторону.
      Бегущие люди, будто наткнувшись на невидимую стену, исчезли в высокой траве.
      Краешком сознания Сергей всё же понимал, что это лишь тяжёлый сон, и захотел проснуться. Но кошмар затягивался, не желая выпускать его из своих липких объятий.
      Назаров как бы раздвоился вдруг, увидев себя со стороны – злого, потного, грязного. Вот он закинул автомат за спину и побрёл, сбивая росу, к убитым. Оказалось, что идти требовалось совсем недалеко.
      В мокрой зелени травы лежало два изувеченных пулями тела. Парень ещё шевелился.
      Двойник Сергея – а он, превратившись в стороннего наблюдателя, отказывался верить, что способен на такое – встал в трёх шагах от умирающего, хладнокровно наблюдая за его агонией.
      Затем снял оружие с плеча и перевёл режим ведения огня на одиночную стрельбу.

      Назаров застонал и... рывком сел в постели. Сердце колотилось бешено.
      За окном светало. Безжизненной многоэтажной громадой спал дом напротив. На подоконнике за окном, отчаянно пища и чирикая, дрались два воробья.
      Ф-фу, значит, это действительно был только сон. Какое облегчение!.. Картинки из кошмара, точно стоп-кадры в кино, стояли перед глазами. Интересно, а смог бы он так вот спокойно расстреливать безоружных людей на самом деле?.. Блин, не приведи, господи!.. Приснится же такое.
      Сергей успокоено откинулся обратно на подушку и закрыл глаза. Всё в порядке, он дома. Нервы ни к чёрту, вот всякая белиберда и снится. Лучше уж о чём-нибудь приятном подумать. Ну, или о ком-нибудь...

      На вечеринке у Кости он всё-таки сразу же познакомился с той симпатичной брюнеткой, Светой Закутской. Сергей поначалу ощущал себя с ней неуклюже, как танк «Тэ – семьдесят два» на городской автостраде, но затем эта неловкость мало-помалу исчезла.
      Танцевать он умел неплохо. А у неё оказались удивительное чувство ритма и великолепная координация движений.
      Танцуя со Светой очередной медленный танец, Сергей нёс ей на ушко всякую чушь. Но странно: ей нравилось. Она вся как-то сразу затихала в его руках. И так тесно прижималась к нему, что он  ч у в с т в о в а л  её разгорячённое гибкое тело и крепкие небольшие груди.
      Тогда ему приходилось контролировать себя изо всех сил, что б ни вышло так, как в анекдоте про женщину в переполненном автобусе, говорящую прижатому к ней толпой мужчине: «Это ручка вашего портфеля или вы так рады меня видеть?..»
      Впрочем, по загадочной улыбке на лице партнёрши, Назаров вскоре понял, что его состояние всё равно не осталось ею незамеченным, но особого шока, однако не вызвало.

      Потом они долго целовались в прихожей у вешалки. Кто-то из парней, проходя мимо, присвистнул, уважительно сказав «Ого!». Сергей, не отрываясь от девушки, обвившей его шею руками, показал из-за её спины кулак нахальному незнакомцу.
      Дальше – погруженная в темноту пустая комната, видимо родительская спальня, просторная застеленная пледом кровать... торопливые слова, торопливые жадные поцелуи, торопливое раздевание... волосы Светланы, размётанные по пледу, бледное пятно её лица, почти невидимое в темноте, обоюдная страсть, неожиданная для самого Сергея... обжигающая вспышка, умиротворение, покой...
      Она пошла в ванную, приводить себя в порядок, а Назаров – на кухню, где с Костей и ещё одним его однокурсником, «добил» остатки портвейна из очередной бутылки, ошеломлённый только что случившимся с ним чудом.

      Остальная компания уже расселась в тёмной гостиной перед «видаком». Там мерцал экран телевизора, стояла гробовая тишина, и лишь с видеокассеты доносился приглушённый гнусавый голос закадрового переводчика: «Меня зовут Луи Цайфер... Просто обожаю эти варёные яйца, а вы?.. Кстати, в некоторых религиях яйцо считается символом души...»

      И только тут, на кухне, допивая терпкое вино, Назаров вдруг понял, что стал для Светы тем же, чем, по сути, она была для него: лекарством от одиночества, средством преодоления какой-то неведомой пока ему зияющей душевной раны. Это открытие так поразило его, что Сергей, поставив стакан на стол, поспешно выскочил в коридор.

      Светлана стояла в прихожей у зеркала, собираясь уходить. Увидев её, Назаров даже на секунду усомнился в том, что был с ней близок всего лишь минут двадцать тому назад, настолько она показалась ему строгой, независимой и... незнакомой.
      И ещё – очень красивой.
– Я провожу тебя, – сказал он хрипло.
      Она искренне удивилась:
– Тебе охота ехать в Тёплый Стан? Придётся брать машину, метро уже закрыто.
– Это не обсуждается.
– Какой ты решительный, Серёжа! Но эти подвиги совершать вовсе не обязательно. Ты ничего мне не должен.

– Света, я просто хочу проводить тебя – и всё. Что б лечь спать уверенным, что с тобой ничего не произошло по дороге домой. От нас до Тёплого Стана свет не ближний.
– Да уж, твоё Медведково – это край земли.
– Ага, а Тёплый Стан у нас – это центр Вселенной!
      Девушка от души рассмеялась, и Назаров засмеялся вместе с ней. Затем он привлёк её к себе.
– Ну что ж, тогда поехали к центру Вселенной?.. – тихо сказала она, серьёзно глядя ему в глаза.
– Поехали.

      Такси или «частника» в этот полуночный час проще всего было поймать у метро. Сергей и Светлана шли под руку тёмными пустынными улицами, иногда останавливаясь для того, что бы поцеловаться. Именно поэтому путь растянулся для них более чем на полчаса, хотя обычно Сергей проходил его минут за десять.
      Когда они уже почти дошли до станции, Света вдруг сказала:
– Ты только не вздумай в меня влюбляться...
– Ты тоже.
      Она усмехнулась, и шутливо ткнула кулачком его в плечо:
– Ты хороший, добрый, красивый, сильный... В такого парня влюбиться недолго. Коварный соблазнитель!
– Угу, а ещё я пукаю, когда гороха наемся!
– Да-а-а, всё-таки природное отсутствие ума, к счастью, несколько гасит нимб над вашим челом, товарищ курсант...
– Ну что вы, товарищ студентка, для военного человека это скорее достоинство, чем недостаток. Вы мне льстите.
– Надо же, и чувство юмора у него есть... Чем же тебя пронять-то можно?..
– Света, открою тебе свою самую страшную тайну: если хочешь услышать как я кричу, включи «Ласковый май»!

      Вот так, с шутками-прибаутками, они и добрались до метро. Был второй час ночи. Возле закрытой станции стояла одинокая «Волга» салатового цвета с «шашечками» на боку и зелёным огоньком за лобовым стеклом. Её водитель спал внутри, откинувшись в своём кресле.
      Сергей подошёл к такси, и деликатно постучал костяшками пальцев по стойке кузова. Таксист проснулся, повертел головой, приходя в себя, а затем приспустил оконце:
– Куда едем, командир?
– В Тёплый Стан.
– А там куда?
      Тут Назаров понял, что до сих пор не знает адреса Светы, поэтому вопросительно оглянулся на девушку.
– Улица Тёплый Стан, дом возле спортшколы «Самбо-70», знаете? – Светлана подошла поближе, и встала рядом с Сергеем.
      Водитель, тёртый жизнью мужик лет за сорок, улыбнулся:
– Дом пока ещё не знаю, а спортшколу – да. Садитесь, подброшу. Только, молодёжь, по ночному времени это будет стоить недёшево, предупреждаю сразу.
– Разберёмся, – ответил Назаров уверенно. В нагрудном кармане его джинсовой куртки в военном билете лежало аж целых пятьдесят рублей: сиреневый «четвертной», два красных «червонца» и синенькая «пятёрка» – настоящий капитал. Половину этой суммы ему дала вечером мама перед его уходом к Лене.
      Боже, казалось, с того момента прошла целая вечность!..

      Они со Светой сели сзади рядом друг с другом. Шофёр погасил зелёный сигнал, и полуобернулся к ним:
– Как поедем, молодёжь: по счётчику или так?
– А как удобнее? – прикинулся наивным простаком Сергей. – Я давно на такси не ездил, всё больше на танках, знаете ли...
      И почувствовал толчок локтём в бок от Светланы.
– Танкист, что ли? – удивился «шеф», как-то  п о - н о в о м у  взглянув на своего ночного пассажира.
– В отпуске, курсант, четвёртый курс, – с улыбкой отрапортовал Серёжа, и заработал новый тычок. Что бы избежать их повторения в дальнейшем, он взял Светины тёплые ладони в свои.

– И на чём вас сейчас учат, небось, на «семьдесят вторых», или что-то уже поновее появилось?
– Точно, на «семьдесят вторых» учимся, и «семьдесят шестых» плавающих тоже!.. А вы откуда это знаете? Служили?
– Эх, парень, да я ещё на «пятьдесят пятых» в Белой Церкви мехводом после «учебки» начинал. Потом меня перебросили на «шестьдесят четвёртые» под Яворов. Пришлось немного переучиваться. А «семьдесят вторые» в соседнюю часть стали поступать аккурат уже под мой дембель... «Шестьдесятчетвёрку» я до сих пор вспоминаю как страшный сон – хоть и очень мощная была машина, но капризная!

– Почему «была»?.. Наши «преподы»... в смысле преподаватели, рассказывали, что на Дальнем Востоке у нас против китайцев до сих пор всё, что только можно развёрнуто, даже чуть ли ещё не «ИСы» и «тридцатьчетвёрки»... Там и «пятьдесят пятые» есть, и «шестьдесят вторые», и «шестьдесят четвёртые». Они все ещё о-го-го!..
– Да ты что, правда?! – почему-то обрадовался таксист. – Ещё в строю, значит, «гробины» наши!.. А против китайцев, действительно, всё сгодится, их же много.

      Светлана, растеряно хлопая длинными ресницами, переводила взгляд с одного мужчины на другого. Для неё весь этот их «военный» разговор был настоящей китайской грамотой.
      Шофёр вдруг протянул руку Назарову:
– Андрей!.. – представился он. Потом покосился на Свету, и добавил: – ...Григорьевич.
– Сергей Николаевич! – в тон ему произнёс курсант, отвечая на рукопожатие, и все трое рассмеялись.

      Водитель какое-то время помолчал, а потом, видимо на что-то решившись, сказал:
– Извини, Серёжа, совсем забесплатно я вас отвезти не смогу, иначе без штанов останусь, но возьму по минимальному тарифу. «Пятёрка» тебя устроит? Даже по счётчику отсюда сейчас червонец набежит, не меньше. А без счётчика ночью до Тёплого Стана такса пятнадцать рублей. У «частников» цена такая же, если не больше. Согласен?

– На «пятнашку» или на «пятёрку»?..
– Порядок в танковых войсках, – удовлетворённо сказал водитель, включая зажигание и снимая машину с «ручника», – на ходу траки рвут!.. Я же сказал, брат: с тебя будет пять рэ – и точка! Лучше скажи, как хочешь ехать: по Кольцевой или через центр?
– А как быстрее, Андрей?
– По Кольцу, там почти нет светофоров.
– Значит, тогда так и едем.
– Не вижу препятствий, хотя...
– Что?
– Да так, ничего особенного – по Кольцу так по Кольцу. Сам увидишь.

      Последующие сорок минут запомнились Сергею надолго. И не потому, что на Кольцевой автодороге практически напрочь отсутствовали не только светофоры, но и нормальное уличное освещение, безопасные пешеходные переходы и надёжное ограждение между встречными полосами.
      И не оттого запомнилась курсанту эта поездка, что многие автомашины в потоке без нужды использовали «дальний» свет, ослепляя тем самым остальных участников движения. В таких случаях, таксист Андрей Григорьевич, матерясь вполголоса, называл подобных водителей «долбанутыми папуасами», а узкую (всего лишь по паре полос в каждую сторону) окружную трассу – «чукотской «дорогой смерти».

      Дважды они проезжали мимо «свежих» и довольно серьёзных аварий. Их места ещё издали были хорошо заметны в темноте, благодаря скоплению транспорта и перемигиванию «люстр» на крышах машин милиции и «Скорой помощи».
      Действительно, «дорога смерти».
      Из кассетной автомагнитолы приглушённо, но отчётливо звучал знакомый эстрадный шлягер:

...А дальше закружило, понесло:
Меня – в Афган, тебя – в валютный бар.
В меня стрелял душман, а ты свой божий дар
Сменила на ночное ремесло.

Путана, путана, путана –
«Ночная бабочка», но кто же виноват?
Путана, путана, путана...
Огни отелей так заманчиво горят!

      Но этот безумный полёт сквозь слепящую тьму ночного Кольца под музыкальный аккомпанемент шансона врезался в память Назарову, прежде всего, из-за Светланы. Как только они отъехали от метро, девушка сразу же уснула, доверчиво положив голову ему на плечо. И все сорок минут в пути он боялся даже чуть-чуть шевельнуться, что бы случайно не потревожить её сон. Он по-прежнему держал Свету за руки, а от сквозняка в салоне левую щёку, нос и шею ему иногда довольно сильно щекотали её пушистые волосы. От них шёл приятный тонкий аромат, а от прильнувшего к нему девичьего тела – уютное тепло. И от всего этого Назарову становилось невыразимо хорошо. Хрупкая нежность – вот как, пожалуй, стоило назвать то чувство, которое он испытывал к Свете Закутской.

      Она вылечила его от боли. Она вольно или невольно заставила отступить прочь пустоту в его груди. Она стала второй женщиной в его жизни, с которой он был близок в постели. И разрыв с Леной перестал теперь казаться ему чем-то вроде всемирной катастрофы.

      Это была ещё не любовь, но её предчувствие.

      Иногда Сергей тоже закрывал глаза, но не для того, что бы задремать. Ему просто хотелось хоть немного попытаться осмыслить происходящее. Он ещё не успел толком разобраться ни в своих мыслях, ни в своих чувствах. Слишком много событий свалилось на него всего лишь за один вечер.
      У него вдруг возникло ощущение, что за эти несколько часов он как будто бы успел прожить уже целую жизнь.

      Наконец они свернули с Кольцевой автодороги на Профсоюзную улицу, а у кинотеатра «Аврора» – и на улицу Тёплый Стан. Здесь машин на дороге вообще почти не встречалось.
      Вскоре водитель немного проехал дворами и затормозил таксомотор у какого-то высокого бетонного забора:
– Это «Самбо-70», – сказал таксист, проведя ладонью по уставшим глазам. – Куда дальше-то?
      Сергей и сам этого не знал. Поэтому он с сожалением подвигал занемевшим плечом, на котором прикорнула Светлана, и осторожно поцеловал её в макушку. Девушка всхлипнула во сне, протестующе мотнула головой, но затем всё-таки с трудом открыла глаза.

      Какую-то долю секунды она недоумённо смотрела на Сергея, потом улыбнулась ему, и быстро огляделась вокруг:
– Что, уже приехали? Школа? Вон мой дом. Мы здесь выйдем, можно?
      Назаров расплатился с таксистом. Взяв деньги, тот подмигнул курсанту, и на прощание ещё раз крепко пожал ему руку:
– Эх, напомнил ты мне, парень, молодость в погонах!.. «Нет страшнее оружия на свете, чем танк «Т-72» с его многонациональным экипажем…» Что, так до сих пор говорят?
– А то!.. «Братская семья народов: командир – хохол, наводчик – русский, а механик-водитель – сын степей».
– Да уж, да уж: «броня крепка и танки наши быстры. А наши люди – хули говорить!..» Ладно, поеду дальше. Давай, Серёжа, береги моторесурс и никогда не сдавайся. Удачи тебе!..

      Сергей проводил Свету до подъезда, идя с ней рядом, но не предпринимая никаких попыток обнять её или поцеловать. Она опять казалась ему непонятной прекрасной незнакомкой, с которой у него ничего не было, да и не могло быть. По определению. Может, всё это ему только приснилось?..
      Светлана тоже шла молча, погрузившись в какие-то свои мысли, и зябко обнимая себя за плечи. Заметив это, Назаров снял куртку, и накинул её на девушку. Та благодарно ему кивнула, тут же запахнув джинсовку у горла.

      У подъезда девятиэтажного дома, в котором жила Светлана, они остановились. «Сейчас она скажет мне спасибо за то, что проводил, и мы расстанемся навсегда. Но я не хочу с ней расставаться!.. Спрошу-ка её телефонный номер. Если она его даст, значит, я ей не совсем безразличен...»
      Небо на востоке понемногу начинало светлеть, и птицы по округе уже завели свои первые, пока ещё неуверенные трели.
      Волшебная ночь подходила к концу.

– Ты сейчас куда? – спросила Света.
– К себе домой, – пожал плечами Сергей. – А пока прогуляюсь. Скоро уже метро откроют.
– Помнишь, когда ты решился меня проводить, то сказал, там, у Кости, что хочешь лечь спать уверенным в том, что со мной ничего плохого не случилось по дороге?..

– Конечно, помню, – Назаров ощутил, как его губы помимо воли складываются в широкую улыбку.

– Так вот, а теперь я не хочу беспокоиться за тебя, милый, и поэтому приглашаю в гости. Уедешь обратно днём, а заодно и выспишься, как следует.
– Ты одна живёшь, что ли, без родителей? – удивился Сергей.
– С папой, но он сейчас в отъезде, и вернётся только к вечеру. А я послезавтра уезжаю на две недели к тётке в Феодосию, так что у нас, Серёжа, не так уж и много времени... Пойдём?

– Что ты там сказала по поводу «выспишься»?..

– Пошляк! Как можно делать такие оскорбительные намёки честной девушке! Вы не в танке, товарищ военный! – В её глазах плескалось бесконечное озорство.
– О, сударыня, прошу извинить меня за бестактность: мы совершенно забыли поговорить о погоде...

      Вспоминая этот разговор теперь, Назаров невольно усмехнулся. Спать не хотелось, и он просто лежал с закрытыми глазами у себя дома в постели. Тем более, что опасался повторения ночного кошмара.
      Сколько раз в училище он мечтал отоспаться в отпуске! С чувством так, с толком, с расстановкой... Каждое утро, когда крик дневального «Рота, подъём!» спозаранку беспощадно вырывал его из мира сновидений, Сергей давал себе клятву сполна взять дома реванш.
      И вот он уже четвёртый день «на воле». И третью ночь просыпается ни свет, ни заря. Да ещё фигня всякая снится.

      Жаль всё-таки, что Света уехала в Крым... Он был несколько обескуражен новостью о её столь скором отъезде, но не подал вида. Они замечательно провели вместе остаток той памятной ночи и часть утра. Время для них как будто остановилось.

      Потом они всё же поспали несколько часов, а когда проснулись, Светлана накормила его не то поздним завтраком, не то ранним обедом. Пока она готовила на кухне еду, Назаров позвонил матери на работу и успокоил её, сказав, что с ним всё в порядке, он просто задержался в гостях.
      Положив трубку на аппарат, Сергей увидел на нём маленькую табличку с номером, который тут же переписал себе на половинку чистого листка, вырванного из тетради с конспектами его новой знакомой. Потом чуть подумал, и записал для неё свои координаты на второй половинке.
      Но девушка не отпустила его просто так. Когда ещё пару часов спустя она провожала его в прихожей, её глаза сияли от счастья. И это было красноречивее любых слов. Ему, если честно, тоже не очень-то и хотелось уходить, но отец Светы уже должен был вот-вот появиться.

– Ты приедешь завтра меня провожать? – спросила Светлана.
– На вокзал? Обязательно. А какой поезд?
– Керченский, пятнадцатый вагон, отходит с Курского днём. Веришь, Серёжа, мне сейчас так не хочется ехать к тёте, а ведь я весь год только об этом и мечтала!

– Верю. Но ты не грусти, я буду здесь терпеливо тебя ждать. Ты вернёшься такая вся загорелая, пахнущая морем и солнцем… И у нас ещё будет дней десять до моего отъезда. А может, когда ты приедешь обратно, то скажешь мне только: «Молодой человек, я вас не знаю, отстаньте от меня!» Может, ты там кого-нибудь себе найдёшь...

– Я тебе прямо сейчас скажу: «Молодой человек, вы дурак, если действительно так думаете. Но вы мне очень нравитесь, и поэтому я вас прощаю». И ещё я скажу: «Очень жаль, молодой человек, что вы не можете поехать вместе со мной…»
– А ты была бы рада?
– Глупый, ну конечно же!.. Иначе бы не говорила.

      Сергей достал из кармана две записки. Ту, на которой был его телефон и адрес, протянул девушке:
– Это мои контакты. Твой номер я уже коварно списал с телефона в комнате, каюсь! Дай мне, пожалуйста, на всякий случай ещё и крымский адресок. Может быть я приеду к тебе дней через несколько.

      Изумлённая Светлана, заглянув в домашнюю адресную книжицу, лежавшую здесь же на полке в прихожей, быстро продиктовала ему данные своей феодосийской родственницы. Потом покачала головой:

– Не перестаю удивляться твоим поступкам. Наверное, ещё просто не успела привыкнуть...

– Привыкай, дорогая… Обещать пока ничего не буду, но если у меня этот «побег» получится, я обязательно перед тем, как свалиться тебе на голову, дам телеграмму или позвоню. Понимаешь, я просто не хочу, что бы у нас всё вдруг закончилось. Не знаю, что будет дальше, но ты уже вошла в мою жизнь. До нашей встречи я думал, что не смогу больше любить. Теперь я так не думаю.

      Говорить было невероятно трудно. Ему казалось, что слова получаются какими-то корявыми, грубыми, угловатыми и даже в малой степени не отражающими его истинное душевное состояние.
      Светлана слушала его, и в её выразительных глазах вдруг заблестели слёзы. Быстрым лёгким движением руки она прикрыла губы Назарова:

– Милый, не торопись! Ты даже не представляешь, насколько и мне важно то, что с нами случилось. Я никогда не знала, что такое возможно – так чувствовать жизнь. Ещё вчера в это время мы ничего и знать не знали о существовании друг друга, а сейчас я не хочу тебя отпускать. И страшно становится, когда я думаю, что мы могли бы никогда не встретиться. Так бы и жили, не зная о том, что за сказка прошла мимо нас, возможно, всего-то ведь в двух шагах... А тебе не страшно?

      Вместо ответа Сергей поцеловал девушку. Этот поцелуй длился несколько долгих сладостных секунд. Когда он закончился, Светлана улыбнулась, смахнув с ресниц непрошенные слезинки:

– М-м-м, какой замечательный способ уйти от ответа! Этому тоже в военных училищах обучают?
– Разумеется. А на практических занятиях курсанты целуются друг с другом…      
      Она засмеялась:
– Ты, наверное, по этому предмету круглый отличник!
– Нет, у меня «двойка» за непосещаемость, потому что целоваться с мужиками выше моих сил!
– Ух ты, а к вам можно перевестись из гражданского ВУЗа? Я даже согласна ради такого удовольствия надеть погоны.

– Только по моей рекомендации. Ты думаешь, что я делаю в Москве? Я рекрутирую самых красивых студенток столичных институтов и университетов для экспериментальной смешанной учебной группы. Это совершенно секретный проект, вот только не знаю... Что-то у меня получается ну о-о-очень большой список кандидаток.

– Да? И какое же место занимает в этом списке моя скромная персона?
– А я тебе разве не сказал? Ты идёшь вне конкурса...

      Сергею надоело лежать просто так. Он поднялся, сходил в туалет, затем на кухню – попить кипячёной воды из чайника. Родители ещё спали за стенкой, поэтому он старался производить своими передвижениями по квартире как можно меньше шума.
      Вернувшись в свою комнату, Назаров натянул футболку и, взяв сигарету из пачки «Явы» на письменном столе, закурил, слегка высунувшись в окно.
      С высоты седьмого этажа открывался знакомый с детства вид на панельные дома родного микрорайона, чьи первые несколько этажей утопали в зелени деревьев. Капризная московская погода снова портилась, и ясное поначалу предутреннее небо быстро затягивалось серыми непроницаемыми тучами.

      «Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка?..» – мысленно спел Сергей, неторопливо затягиваясь и затем выпуская дым из лёгких таким образом, что бы тот попадал на улицу. – «Действительно, кудрявая, что ж ты, зараза такая, не радуешься-то, а?.. Эх, блин, засада – дождь будет. И это после вчерашней жарищи... А мы с ребятами как раз встречаться собрались!..»

      Сегодня наступило пятое августа, знаменательный для всех советских курсантов день. Эта дата нигде и никогда не фигурировала официально, но негласно праздновалась по всей стране довольно широко. Правда, отмечали её только учащиеся высших военных учебных заведений, поскольку это был Всесоюзный День Пьяного Курсанта.
      Никто не знал, когда сложилась эта славная традиция. Но то, что у её истоков стояли весьма практичные люди, понимал даже самый «зелёный» первокурсник. Ведь август – это отпускной месяц во всех военных училищах СССР, а середина его первой декады – самое начало столь желанной, но, увы, столь же и недолговечной свободы.

      И эти два обстоятельства уже сами по себе были достаточным основанием хорошенько выпить в компании боевых товарищей. К тому же, в начале «каникул» у курсантов ещё водились кое-какие деньги, которые чуть позже, к сожалению, имели устойчивую тенденцию к полному исчезновению.
      Свой и без того не слишком толстый кошелёк будущие офицеры беречь не хотели, да и, за редким исключением, никогда к этому не стремились.
      Поэтому именно пятого августа курсанты–однокашники для лихого загула специально собирались вместе «повзводно и поротно» по всему Союзу в тех городах и весях, где проводили отпуск. Оставаться трезвым в этот святой день считалось дурным тоном.

      Вчера вечером Сергею, всё ещё расстроенному проводами Светы, позвонил его однокурсник Витёк Смирнов, и сообщил, что он и Валерка Коптелов будут ждать его завтра к одиннадцати утра у пивного бара «Жигули» на Калининском проспекте. Сами они, возможно, подъедут туда несколько пораньше, дабы успеть или договориться о проходе в это уважаемое питейное заведение без очереди, или побыстрее занять оную в случае неудачного исхода переговоров.

      «Впрочем, это процедурный вопрос. Главное, что бы процесс пошёл. Мне кажется, что мы всё-таки достигнем необходимого консенсуса. И это, в целом, правильно, вот даже Раиса Максимовна так считает...» – закончил разговор Витёк, подражая интонациям и голосу Горбачёва.

      Это получилось у него так похоже на первое лицо государства, что Назаров не выдержал, и от души рассмеялся, кладя трубку. Хандру как рукой сняло. И Сергей неожиданно понял, что за эти несколько дней отпускной круговерти он очень сильно соскучился по своим «училищным» приятелям. «Глаза б мои вас, козлищ, ещё сто лет не видели…» – подумалось ему почти с любовью.

      Любовь, любовь... Однажды Сергей прочитал в каком-то журнале хоть и остроумное, но довольно циничное выражение: «Любовь придумали русские, что бы не платить за секс». Что ж, может быть и так. Ведь объективно мы любим не человека, а лишь своё представление о нём, которое может очень сильно отличаться от реальности. Отсюда и разочарования, обиды, непонимание, когда проходит время и всё встаёт на свои места. О, этот ледяной душ для чувств, именуемый жизнью!.. Ибо на самом деле твой любимый человек запросто может оказаться совсем не тем, за кого ты его принимал прежде.
      Однако в отношениях со Светланой, Назаров не видел никакой особой корысти ни с её, ни со своей стороны. Всё у них получалось как-то просто и естественно. Никто никому не давал никаких обещаний, никто ничего не загадывал на будущее, но их «тянуло» друг к другу. И это было здорово.
      Словно прорвало некие невидимые защитные шлюзы, которыми каждый из них окружил себя по разным причинам, и теперь их неизвестно куда без удержу нёс на своём гребне бурный поток общих переживаний и эмоций. Может, это и есть любовь?.. Но чем тогда понятие «любовь» отличается от понятия «страсть»?..
      Сергей не знал ответа на эти вопросы. Да и не искал их. Просто со вчерашнего дня, когда уехала Света, ему вдруг стало грустно. Он постоянно думал о ней, и вспоминал, вспоминал, вспоминал всю их пока ещё такую короткую историю знакомства.

      Накануне утром Назаров сперва съездил в комендатуру на Новой Басманной, что бы «штампануть» там свой отпускной билет. Он слышал, что по новым правилам делать это в форме, как прежде, стало не обязательно, и поэтому впервые за три года службы рискнул отправиться туда прямо в «гражданке».
      И всё равно на душе его было тревожно до тех пор, пока во дворе «казённого дома» он не увидел длиннющую пёструю толпу других курсантов – москвичей. Лишь единицы из них прибыли «отмечаться» сюда по форме, и это не могло не радовать. Сергей облегчённо перевёл дух. И вот что интересно: хотя занимался довольно жаркий солнечный денёк, совсем уж «безбашенных» отпускников, одетых к примеру, в майки и шорты, здесь не наблюдалось.
      Старый воин – мудрый воин!
      Каждый «курсач» понимал на личном опыте: демократия демократией, но армия всегда остаётся армией. Дёргать тигра за усы никому не хотелось, ибо на гарнизонной гауптвахте запросто могла найтись пара-тройка свободных камер для «вольнодумцев».

      Кого-нибудь из знакомых по училищу ребят Сергей в очереди не увидел, и поэтому ему пришлось потерять в ней около часа.

      Возле входа в строение, где проходила регистрация отпускных документов, стояла чёрная «Волга», за рулём и на переднем пассажирском месте которой вальяжно развалились два солдата-пехотинца. Распахнув дверцы машины по случаю жары, они лениво слушали радио и разговаривали друг с другом, поджидая, видимо, какое-то своё высокое военное начальство.
      Неожиданно «пассажир» встрепенулся и врубил звук магнитолы на максимум.
      В первую секунду все, кто был в очереди просто оторопели, не веря своим ушам. И Назаров тоже, поскольку из автомобильных колонок на весь двор комендатуры московского гарнизона неожиданно загремел бутусовский «Шар цвета хаки»:

...Был бы белым, но все же был бы чистым,
Пусть холодным, но все же с ясным взором.
Но кто-то решил, что война, и покрыл меня чёрным.

Я вижу цвет, но я здесь не был!
Я слышу цвет! Я чувствую цвет,
Я знать не хочу всех тех, кто уже красит небо!
Я вижу песню вдали, но я слышу лишь:
Марш-марш левой!!!
Марш-марш правой!!!
Я не видел толпы страшней, чем толпа цвета хаки!..

      Отпускники пришли в неописуемый восторг. Многие курсанты обожали и знали наизусть эту песню, но меньше всего ожидали услышать её здесь, в «присутственном месте» на Басманке.
      Это, конечно, был полный «сюр»!.. 
      Солдаты в «лимузине» явно наслаждались произведённым эффектом. Из курсантской толпы им приветственно махали руками.
      От любимой музыки по спине Сергея побежали мурашки. Его губы шевелились, безотчетно повторяя вслед за певцом знакомые слова. Для него, как и для большинства ребят собравшихся здесь, они имели особенное значение:

...Был бы чёрным, да пусть хоть самым чёртом!
Но кто-то главный, кто вечно рвет в атаку,
Приказал наступать на лето, и втоптал меня в хаки.

Я вижу дым, там где я не был!
Я чувствую гарь, я знать не хочу ту тварь,
Кто спалит это небо. Не трогайте небо!
Я знать не хочу, кто поет песню:
Марш-марш левой!!!
Марш-марш правой!!!
Я не видел картины дурней, чем шар цвета хаки!..

      Песня закончилась, и солдаты вновь убавили звук. Курсанты, ухмыляясь, переглядывались между собой. «Давай ещё!» – крикнул кто-то, и все засмеялись. Но рядовые только развели руками. «Всё равно молодцы!» – раздался тот же голос.
      Пехотинцы, оба с улыбками до ушей, не вставая с кресел поклонились публике.
      Все эти события здорово скрасили томительное ожидание, и через некоторое время Назаров уже с облегчением покидал комендатуру, унося в кармане отпускной билет с отметками «прибыл – убыл» на оборотной стороне. Настроение у него было просто замечательным, поэтому он решил пройтись до Красных Ворот пешком, не дожидаясь попутного троллейбуса.

      До их встречи со Светланой на вокзале оставалось ещё несколько часов. Встречи, за которой последует долгое расставание.

      Внезапно он ощутил острую потребность хотя бы услышать её. Немедленно. Впереди у здания возле моста над железной дорогой, Сергей заметил на удивление пустую будку уличного телефона-автомата. Он зашёл внутрь, прикрыл за собой дверь и, бросив монетку в прорезь аппарата, набрал на диске номер домашнего телефона Светы.

– Слушаю вас, алло!.. – раздался в трубке мужской баритон.
      Сергей быстро нажал на рычаг соединения, и монета со звоном провалилась в нутро таксофона.
– Здравствуйте, а не могу ли я поговорить со Светланой? – спросил Назаров.
– Сейчас, одну минутку… Света! Тебя к телефону, возьми трубу!
      Несколько секунд спустя Сергей наконец услышал в наушнике её желанный голос:
– Алло?..
– Привет курортницам! Генштаб на проводе. Как настроение в войсках?..

– Серёжа, ты?! Здравствуй, я так рада тебя слышать! Это папа подходил, а я тут вся в сборах. Так что всё нормально. Молодец, что позвонил… – она вдруг перешла на громкий шёпот, явно прикрыв микрофон ладонью. – Я ужасно соскучилась! Слышишь, уж-ж-жасно!.. И ничего с собой не могу поделать. Всё время о тебе думаю, о нас... Такое странное, но приятное чувство!.. Ой, да что это я вздор несу, не слушай!.. – девушка вновь заговорила обычным тоном – Как у тебя дела? Ничего не изменилось? Мы увидимся сегодня?

– Свет, ну конечно же увидимся! Я тоже очень по тебе скучаю, вот и звоню, что бы хоть голос твой сейчас услышать.

– Ну, услышал теперь?.. И как же тебе мой голос, дорогой?.. Нравится?  – она произнесла это нарочито томно, с придыханием. Он засмеялся:

– Бесподобно, волшебно, какая экспрессия, какая бездна чувств!.. А вы с призванием ничего не напутали, девушка? Вам бы с таким талантом на актрису учиться надо, а не на юриста.
– Так я в нашем студенческом театре играю! И в «капустниках», и в КВНах...
– Какая ты разносторонняя, Света!.. «На тебя, моя душа, век глядел бы не дыша!» – процитировал Сергей сказку актёра Филатова про стрельца-удальца, которая ему очень нравилась.
– «Сколь бы ты не супил бровь, повторяю вновь и вновь: индивид имеет право на свободную любовь!» – в тон ему немедленно ответила собеседница.

      Таксофон зуммером в трубке потребовал закинуть в него новую «денежку». Назаров сразу же сделал это, что бы связь вдруг не оборвалась на полуслове. Он заранее приготовил пять или шесть двухкопеечных монет про запас, и теперь держал их зажатыми в кулаке.
      Лишь бы только автомат не принялся «глотать» эти медяки со скоростью своего огнестрельного тёзки!.. А что, и такое тоже бывало.

      Они проговорили ещё несколько таких быстротечных, и одновременно таких продолжительных минут. Никто из них больше не произносил вслух слово «любовь», неосознанно его избегая, но оно так явно ощущалось в контексте их разговора, интонациях и паузах, что этого и не требовалось.
      Иногда всё становится понятным без слов.

      Поезд Светы отходил в пятнадцать сорок пять. В три часа Назаров уже стоял с цветами у кооперативных павильончиков на Курском вокзале.
      Вскоре подъехала вишнёвая «девятка», из которой сперва выбралась улыбающаяся Светлана, а из-за руля поднялся её отец, Юрий Иванович. Сергей вручил девушке розы, по-приятельски поцеловал подставленную щёчку и, познакомившись с родителем, подхватил у любимой из рук туго набитую большую спортивную сумку.

      Света щебетала без умолку, хотя глаза у неё были грустные-грустные. Назаров, покуривая с Юрием Ивановичем, старался её развеселить анекдотами. Это отчасти удалось, и когда наконец подали состав, она выглядела уже не такой удручённой, как в начале.
      Старший Закутский, из деликатности, попрощался с дочерью на перроне, а Сергей потащил багаж за ней в купе. Там они и целовались, пока не пришли её попутчики – две довольно пожилые женщины и прыщавый парнишка со значком «хэви металл» на груди.

      Проводница зычно попросила провожающих выйти. Теперь уже Светлана пошла за ним в тамбур. После прощального поцелуя Назаров сказал:
– Света, до скорого свидания. Отдыхай, купайся, загорай – мы ещё сто раз созвонимся, чует моё сердце!..
– Если сумеешь, Серёжа, обязательно приезжай. Хорошо?.. Я буду ждать.

      Лязгая сцепками, скорый «Москва – Керчь» проходил мимо Сергея вагон за вагоном. Он давно уже потерял из виду тот, в котором ехала Света, но продолжал смотреть в хвост уходящему составу, пока его красные «хвостовые» огоньки не исчезли в знойном мареве, мигании стрелок и семафоров.
      Юрий Иванович предложил «подбросить» Назарова в Медведково, тот не стал упираться, и они вместе направились по опустевшему перрону в сторону выхода из вокзала.

      Отец Светланы вёл автомобиль легко, и даже с некоторым азартом. По крайней мере, когда на Проспекте Мира машина попала в «зелёную волну», стрелка спидометра ниже девяноста километров в час не опускалась.
– Светланка сказала, что ты учишься в военном училище, так? – нарушил молчание Закутский, левой рукой небрежно держа руль, а правой протягивая Сергею ополовиненную пачку «Кэмэла».
– Да, – лаконично ответил Назаров, доставая из неё сигарету.
– А где? Далеко?
– На Урале.
– Ничего себе!.. А поближе к Москве училища не нашлось?
– Не было ничего подходящего. Я же офицером-танкистом стать хотел, как папа… А на Урале и он в своё время служил, и мама в институте училась. Там у нас в Нижнем Тагиле и Свердловске родственников полно.

      Юрий Иванович искоса взглянул на него:
– Не жалеешь, что пошёл на службу?
      Сергей выпустил дым в приоткрытое оконце машины. Потом повернул голову к Закутскому:
– Да нет уже, чего там... Привык. Всё-таки три курса позади, перешёл на четвёртый. А поначалу действительно думал подать рапорт на отчисление. Но так и не подал.
– И что же удержало?
– Самолюбие, наверное. А может и глупость. Уже давно «добил» бы свой срок солдатом и вышел «на гражданку».
      Закутский улыбнулся:
– Вижу, затронул больную тему… Сам я человек далёкий от армии, архитектор по образованию, сейчас в «свободном полёте» – открыл свой строительный кооператив. Не терплю, понимаешь, узды над собой… У тебя интересный взгляд на существующий порядок вещей, ты – максималист. Светланка моя такая же: или всё, или ничего… Ты вот, Сергей, давно её знаешь?

– Нет, Юрий Иванович, мы совсем недавно познакомились.
– Значит ты человек «свежий». Скажи мне, пожалуйста, что ты о ней думаешь? Как говорится, «не для печати».

      Назаров пожал плечами. Справа промелькнула кофейная громада гостиницы «Космос», а по другую сторону проспекта, за станцией метро – памятник стартующей ракете, шпили Выставки, потом серп и молот пролетария и колхозницы на фоне крыши-трамплина Монреальского павильона.
      ...что ему ответить? Сказать, что она хороша в постели, что у неё красивая фигура и полный ералаш в изящной головке?.. Что он, собственно, вообще знает о ней, кроме этого? И тем не менее любит. Или думает, что любит.

      За мостом через Яузу они обогнали здоровенный фургон «Совтрансавто», тягач которого немилосердно смердел соляркой. Закончив манёвр, Юрий Иванович чуть сбросил газ, и грустно скривил губы:

– Чего молчишь? Боишься что-нибудь не то сказать? А ты не бойся. Я ведь её с двенадцати лет один воспитываю, с тех пор как с женой развёлся. Иногда Света кажется мне ребёнком, приходит, ласкается… А иногда заявляется за полночь, злая, вся «на взводе», шерсть дыбом... Что с ней делать? То молчит целыми днями, не разговаривает, то вдруг извинения попросит за всё, чуть не плачет... Я долго не понимал её, сам злился, мы ругались постоянно. И тут пару месяцев назад неожиданно узнаю, что она несколько лет встречалась с мужчиной, почти моим ровесником... У него семья, дети, жена, успешная карьера, хорошая работа… В общем, они недавно навсегда расстались, Света сама так решила. И рассказала мне обо всём.

      «Бедная!.. Вот в чём оказывается дело!.. – пронеслись у Сергея в голове мысли о Светлане. – Каково же тебе было всё это вынести и пережить!.. И как тебе должно быть тяжко сейчас, солнышко!..»

– Я, грешным делом, хотел сразу же съездить к этому козлу, – продолжал Закутский, глядя на дорогу перед собой, – поговорить с ним, так сказать, по душам. Но потом передумал, всё равно это ничего бы уже не изменило, а я боялся не сдержаться и врезать ему по морде...
      Юрий Иванович говорил долго. Назаров его слушал вполуха, больше думая о Светлане. И всё же он поразился переменам, произошедшим в этом человеке. Рядом с ним теперь сидел другой Закутский, иной, чем даже несколько минут тому назад – растерянный, недоумевающий, беспомощный… Назаров от всей души испытывал к нему сочувствие.

      «А как бы я поступил на его месте, узнав такое?.. – думал курсант. – Я, наверное, всё-таки попёрся бы выяснять отношения. И в сердцах наделал бы кучу глупостей, точно...»

      Прощаясь, Юрий Иванович сказал с невесёлой усмешкой:
– Спасибо за компанию, Сергей. Эх, наговорил я тут лишнего… Не бери в голову, договорились? Тебе, наверное, неприятно было меня слушать, извини уж, накипело… Ты, конечно же, знаешь, что через пару недель Света возвращается. Так ты звони: я буду рад тебя у нас видеть. И дочь, я так понимаю, тоже будет рада. В общем, давай, до свидания!..

      «Девятка», резво развернувшись на пятачке перед назаровским домом, укатила прочь. На прощание Закутский махнул рукой и улыбнулся, на что Сергей ответил ему тем же.
      Он снова остался один.
      Родители ещё не вернулись с работы, и почти всё время до их прихода и звонка Витьки Смирнова по поводу грядущей пьянки, он тупо провалялся в своей комнате, закинув руки за голову и бездумно глядя в потолок над собой.
      На полу рядом с диваном стоял магнитофон, на котором созвучно минорному настроению хозяина крутился сборник «Машины времени»:

Бывают дни, когда опустишь руки.
И нет ни слов, ни музыки, ни сил.
В такие дни я был с собой в разлуке,
И никого помочь мне не просил.

И я хотел идти куда попало,
Закрыть свой дом и не найти ключа,
Но верил я – не всё ещё пропало,
Пока не меркнет свет, пока горит свеча!..

«Ну и мерзкая же сегодня погодка, прямо  з а п а д л о  какое-то!..» – думал расстроено Назаров, поднимая воротник летней курточки. С самого утра над городом не переставая моросил мелкий противный дождик. Интересно, а как у Светы дела? Ещё, наверное, где-нибудь только к Перекопу подъезжает. Да уж, забрала девушка лето с собою!
      Как она там?
      Сергей шагал от «Арбатской» прямиком на проспект Калинина, туда, где за рестораном «Прага» подпирали низкую хмарь неба его дома-книги и жилые башни из стекла и бетона.
      Место, что и говорить, оживлённое.
      Возле «Праги» человеческая река растекалась на два «рукава» – один шёл налево, вливаясь в пешеходное русло Арбата, а второй продолжал течь в прежнем направлении по проспекту.
      Навстречу человеческому муравейнику двигался, разбрызгивая грязь, бесконечный поток рычащих разномастных автомашин, неустанно коптящих промозглые небеса.

      Из всех Калининских «высоток» Назарова сейчас интересовала самая первая, что стояла на пересечении с Арбатским переулком, сразу же за огромным уличным телевизионным табло. Под кафе «Валдай» в её основании находился пивной бар «Жигули», где Сергея должны были поджидать однокурсники.
      Один из них, Витя Смирнов, жил в Чертаново, поэтому они с Назаровым почти всегда договаривались встречаться в центре, на нейтральной территории. Второй, Валера Коптелов, обитал в подмосковном Загорске, и в силу этого ему было абсолютно без разницы, где «пересекаться» с друзьями.
      В училище они держались вместе: как-никак «з ё м ы». Москвичей у них во взводе больше не водилось.

      Смирнов пришёл в «систему» после «кадетки». Более шустрый, общительный и компанейский, он, в отличие от Сергея, не любил фиксироваться на собственных переживаниях, воспринимая жизнь просто.
      Вообще, суворовцы делились на две категории. Одни, вроде Витьки, быстро становились «пофигистами», вызывая у командования постоянную головную боль своими самобытными взглядами на воинскую дисциплину. Другие, напротив, заделывались настолько матёрыми строевиками и отличниками, что от оскомины, которую они возбуждали своим кислым «правильным» видом иногда просто сводило скулы.

      Назаров, понятно, был «школьником», то есть курсантом, который попал в строй сразу же после десятого класса прямо с «гражданки». На первых порах, таким как он приходилось в «системе» труднее всех прочих. Пресловутые «бабушкины пирожки», «мамкина титька» и прочие вольные мысли выбивались на КМБ из их коротко остриженных ушастых голов с беспощадной суровостью. Небо тогда им казалось величиной с овчинку, армейская жизнь – дикой, абсурдной и беспросветной, а сбитые в кровь неумело намотанными портянками ноги в яловых сапогах никак не хотели заживать. Поэтому ежеутренние многокилометровые кроссы превращались для вчерашних десятиклассников в какую-то специально придуманную военными садистами изощрённую пытку, избавить от которой могли только либо санчасть, либо наряд по роте или столовой.

      В свою очередь Валера Коптелов поступил в училище из войск уже сержантом, «оттрубив» к тому времени почти год в Чехословакии командиром танка. Таких называли «вээсами», то есть пришедшими из Вооружённых Сил. Держался он независимо, что, правда, делать ему было гораздо легче, чем многим другим курсантам – в силу лычек на погонах и «нестояния» на строевой должности. Таким образом, Валерка пользовался всеми номинальными правами младших командиров, практически ни за что и ни за кого, кроме себя, не отвечая.
      Ротный не любил «свободных» сержантов, но Коптелова особо не дёргал, понимая, быть может, что тому любые придирки и взыскания будут «до лампочки». Да и цепляться-то особо было не к чему. Учился Коптелов нормально, необходимые служебные обязанности выполнял хорошо, а что там у него в голове творилось, в конце концов, его личные трудности. По крайней мере до тех пор, пока это не мешало службе и учёбе. А оно не мешало.

      Витёк Смирнов уже поджидал Сергея у входа в «Жигули», нетерпеливо переминаясь под моросью с ноги на ногу. Его светлые волосы были покрыты капельками дождя, словно трава росой. Это напомнило Назарову его давешний тяжёлый сон про Лену.
      Бар только-только открылся, но очередь граждан, желающих с утра пораньше испить пивка, уже тянулась по переулку от дверей заведения до проспекта Калинина, после чего исчезала за углом.

      Поскольку Коптелова рядом не наблюдалось, Сергей сделал вывод, что желаемый консенсус между курсантами и портье ресторана уже был успешно достигнут.
– Здорово, Вить! – сказал он, обмениваясь с другом крепким рукопожатием, – А где Коптелыч?..
– Да он внутри, место стережёт, пока я тебя встречать вышел. Мы же всего пару минут назад туда просочились, зато бесплатно.
– Это как же? С ночи стояли здесь, что ли?
– Обижаешь, начальник! С девяти утра. И к открытию были в первых рядах.
– Эх, блин, что ж не перезвонили-то?.. Я бы к девяти подъехал!

– А на фига?.. Какая разница, я бы и без вас тут обошёлся, не вопрос. Кстати, так и получилось: Валерка подскочил попозже, у него там с электричками какая-то накладка вышла.
– Чего же без очереди пройти не удалось? Много запросили?
– «Чирик», ты представляешь?! Меня жаба моментом задушила! Итак не Рокфеллер, а эта рожа с меня десятку захотела поиметь. Я что, так похож на дурака?.. Ладно, на худой конец потом «сбросились» бы между собой, но, Серёга, это же дело принципа! Лучше уж мы этот «червонец» пропьём, верно?

      Разговаривая так, ребята прошли мимо сурового вышибалы в небольшой вестибюль, а потом и в просторный накуренный зал, наполненный запахом пива, звоном посуды и приглушённым гомоном хмельных голосов.
      У колонны напротив вестибюля, за пустым столиком солидно восседал Коптелов. Завидев своих приятелей, он тут же энергично помахал рукой одному из официантов, порхающих по ресторану, привлекая его внимание. Тот ему ответно кивнул, и моментально исчез в подсобке.
– Привет, Серый! Что такой счастливый?
– Да просто рад тебя видеть, Валера!
– Льстишь, конечно, а ведь всё равно приятно!
– Не надо грязи в наши отношения, товарищ сержант! Присесть рядом разрешите?.. – Назаров вытянулся и бросил руки по швам, пародируя строевую стойку.
– Сидай, сидай, хлопчик, я бачу, шо ты не москаль!.. Короче, Серж, мы с Витьком уже для начала всё заказали. Так что слишком не умничай, а то без пива останешься.
– Виноват, исправлюсь!
– Вольно!

      Проворный усатый официант поэтапно принёс им три запотевших графинчика с фирменным барным пивом, чистые пузатые кружки, столовые приборы, хлеб и, наконец, лёгкую закуску – пару порций рыбной нарезки, украшенных петрушечными кустиками. Каждый графин был ёмкостью в два литра.
      Расставив всю эту роскошь на столе, гарсон вопросительно посмотрел на Коптелова:
– Креветки тоже сразу нести? Или позже?
– Если можно, чуть-чуть попозже, хорошо?
– Как скажете. Приятного аппетита!

      Вокруг шумели, курили, оживлённо жестикулировали, жевали, сдували пену, глотали пиво, подзывали официантов, выходили, приходили, смеялись, ругались, обнимались... С первого взгляда было заметно, что публика здесь собралась обеспеченная, более-менее интеллигентная и, в основном, мужская.
      Первые два обстоятельства объяснялись легко: «Жигули» славились своими довольно высокими ценами, и простые люди предпочитали искать своё пивное счастье в заведениях попроще. Небольшое количество особ женского пола в баре тоже было вполне объяснимо, поскольку далеко не все дамы, как известно, любят пить пиво. Тем более ещё до полудня.
      Что ж, это их проблемы.

      Смирнов наполнил кружки из ближайшего к нему графина:
– Ну что, братцы, как говорит наш комбат: «К сожалению, есть у нас ещё и пьянки без повода». Так вот сейчас как раз наоборот: повод есть железный. С Днём Пьяного Курсанта всех! И пусть нас мало, но мы – в тельняшках!..
– За День Пьяного Курсанта! – провозгласил Назаров, поднимая кружку.
– За встречу! – добавил Валерка, поднимая свою.
      Они «чокнулись», и большими глотками сразу же ополовинили посуду. Пиво оказалось холодным, неразбавленным (или почти неразбавленным) и отменным на вкус. Витёк аж крякнул от удовольствия, переводя дух.

– Между первой и второй перерывчик небольшой! – произнёс он нараспев, опять берясь за ручку уже изрядно опустошённого графина. – Граждане, требуйте долива пива после отстоя пены!
– Как, кстати, твоё ничего? – спросил между тем Валера у Сергея.
– Нормально, – ответил Назаров, укладывая на хлеб тонкий ломтик «красной рыбы». – Ленка меня бросила, ушла с каким-то «гражданским». Друг сказал, что осенью уже будет свадьба. Но мне, по правде, теперь это всё «по барабану» – я с другой девушкой познакомился. Совершенно случайно. И, пацаны, кажется, влюбился... Она вчера на юг уехала. Не знаю, может, скоро рвану к ней, она мне адрес оставила. Её Светой зовут.
– Красивая?
– Очень!
– Дай бог, дай бог... Молодчина, Серёга, что не растерялся!

      Виктор тем временем уже щедро долив всем «Жигулёвского», убрал пустую графинную «стеклотару» на край стола.
      Пена в наполненных кружках медленно опадала.
– Нечего пиво греть, мужики. Давайте выпьем за женщин, раз уж у нас такая тема пошла! Можно сидя, поскольку они за этим столом сегодня отсутствуют. – Коптелов взял инициативу на себя.
      Возражений не последовало, и вторая порция быстро «ушла» вслед за первой. В голове приятно зашумело, и окружающий мир, словно по нему провели щёткой для стирания пыли, расцветился новыми свежими красками.

      Витёк тут же снова разлил всем пива.
– У моряка в каждом порту невеста! – не удержался он от комментария в адрес друга.
– Ты чего это, Вить, «мореманом», что ли, заделался? – Коптелов, аппетитно хрустя петрушкой, олицетворял собой саму невинность. – Сперва про «тельники» загнул, сейчас вот про порты и невест... Что с тобой?

– Здрасьте-приехали!.. У меня дед в войну командиром торпедного катера был, я же рассказывал. И горел он в море, и тонул три раза. Вся грудь в орденах. До сих пор как застолье, так дедуля этот тост про тельняшки толканёт непременно, это ж его коронная фраза! А про невест – так просто, к слову пришлось.
– Я смотрю, это у вас семейное.
– В смысле? Тосты толкать?

– Тонуть. Теперь я понимаю, почему ты тогда на вождении наш танк в болото загнал, моряк!.. По открытой воде, видать, сильно соскучился. Сколько потом мы промудохались, а?.. Полдня, помнишь, Серж? А после «броню» от воды да грязи ещё столько же вылизывать пришлось и внутри, и снаружи... Сказать по совести, Витюша, я со злости на пару с тем инструктором из БОУПа готов был там же на болоте тебя и порешить на фиг!

– Да ладно, это чёрт-те когда было, Коптелыч! На первом курсе! Ты мне что, до выпуска этот «залёт» вспоминать будешь?..– обиделся было Смирнов, но Сергей с Валерой рассмеялись, и Витя тут же оттаял, вновь потянувшись за графином.
– «Три танкиста выпили по триста, – и песец машине боевой!..» – улыбаясь спел он, заправляя кружки после осаживания пены «до полной».
– Слушай, куда мы гоним? Тебе что, к вечерней поверке в роту успеть надо? – попытался урезонить товарища Сергей.
– Только без паники, старик, только без паники - никто никуда никого не гонит! Нам вон креветок несут.

      Уже знакомый им официант принёс поднос, на котором стояло три тарелки с креветками, от багровых панцирей которых поднимался пар. Морские ракообразные поражали взгляд своими размерами. Каждое из них достигало в длину сантиметров до двадцати. На принесённой посуде среди долек лимона, веточек укропа и петрушки лежало от трёх до пяти таких варёных гигантов на брата.
– Ого! – хором сказали курсанты.
– Откуда эдакое чудо? – скаламбурил Смирнов.
      Довольный произведённым эффектом официант улыбнулся в усы:
– Из Тихого океана. Вам пиво не надо освежить?

      Коптелов оглядел стол, сослуживцев и утвердительно кивнул головой:
– Давайте ещё парочку! Только ответьте, пожалуйста, на один вопрос.
– Да?
– Объясните мне, идиоту, почему здесь креветок где по три, а где по пять штук на тарелке? Не понимаю.
– Потому что порции у нас весовые, молодые люди. По раскладке в каждой из них должно быть около четверти килограмма.
– А-а-а, дошло наконец, спасибо!
– Всегда пожалуйста. – И официант, прихватив с собой два уже опустевших графина, удалился.

      Валерка взял большое пустое блюдо, которое находилось у них на столе с самого начала посиделок:
– Народ, если вы «за», то я переложу всё в одну общую кучу. А шелуху будем каждый на свою тарелку кидать, идёт?
– Конечно, Валера, давай. Мог бы и не спрашивать, – поддержал идею друга Назаров.
– Я тоже «за»!.. Принято единогласно! – эхом откликнулся Смирнов.
– Тише, Витёк, это же тебе не комсомольское собрание!
– А чего, я согласен и комсомольское собрание осенью в роте провести! Только чтоб обязательно с пивом. Прикиньте, парни, как это прикольно бы выглядело!
– Эх, ну и балабол же ты, Витя!

      Теперь горка из огромных варёных креветок и зелени аппетитно высилась перед ними в центре стола. Все трое поглядывали на неё с вожделением. Смирнов решительно поднялся на ноги:
– Ребята, пока мы тут дружно не скончались от острого слюнотечения, предлагаю всем срочно выпить. Третий тост. За тех, кто не с нами!
      Сергей и Валера тоже встали, отодвинув скребнувшие по полу стулья. Помолчали немного, думая каждый о своём. Сергею, например, в эту минуту отчего-то пришла на ум мысль о Свете.
      Потом о Лене.
      Затем опять о Светлане.
      Пауза оказалась недолгой: спустя несколько секунд все трое разом, не «чокаясь», осушили свои кружки. Как раз в этот момент официант принёс им ещё пару графинов с «Жигулёвским», торжественно водрузив их на стол среди посуды с закуской.

      Тихоокеанские креветки были бесподобны. Вместе с пивом их мясо и икра составляли такой неповторимый и гармоничный вкусовой букет, что хотелось просто язык проглотить от удовольствия.
– А помните, мужики, наш «пьяный» караул? – спросил Витя, ковыряясь под панцирем очередного «лобстера».
      Коптелов и Назаров только ухмыльнулись, потягивая пиво.

      Вообще-то, жизнь в училище укладывалась в сознании обычных курсантов монотонной чередой построений, лекций, чуткого сна на «парах», возни с техникой, нарядов, караулов, посещений «ч и п к а», редких пьянок в городских увольнениях и ещё более редких «романтических» историй.
      Некоторое приятное разнообразие в рутину учебного процесса вносили выезды на полигон, а также еженедельная массовая помывка в бане, сопровождавшаяся обязательной сменой нательного белья вместе с портянками.

      Но как-то однажды в конце второго курса им выдалось испытать нечто из ряда вон выходящее. На исходе весны их взвод внезапно поставили в  «г а р н и з о н к у»  по штабу военного округа.
      Валера «заступил» помощником начальника караула, Виктор – одним из разводящих, а Сергей, понятное дело, обыкновенным часовым. Дело происходило с субботы на воскресение, так что кроме солдат из батальона охраны на трёх КПП и курсантского караула, в огромном комплексе управленческих зданий почти никого более не наблюдалось.

      Вскоре выяснилось, что рядом с территорией штаба, за смежным забором, располагался городской пивной завод. Солдаты бессменного наряда на «вахтёрках», договорившись с часовыми, то и дело ночью лазали туда через их посты, воруя пиво из бродильных чанов вёдрами.
      Смирнов с одобрения Коптелова осторожно сходил за полночь на ближайший контрольно-пропускной пункт, и вскоре вернулся оттуда обратно в караулку с одной из таких внушительных «дежурных» ёмкостей, до краёв наполненной ледяным тёмным «свежаком». Это была лишь первоначальная плата курсантам от солдат за манкирование теми ключевых требований Устава.

      Когда их взводный – «н а ч к а р», проверив посты, лёг спать на топчан в своём отдельном помещении, Валера дал «отмашку». Повторять приглашение дважды ему не потребовалось. Каждый из караульных и в бодрствующей, и в отдыхающей смене счёл своим долгом по очереди «отметиться» у спрятанного под мойкой в столовой ведра с пивом.
      В две минуты всё было кончено, но, разумеется, достаточную часть живительной пенной влаги оставили для тех ребят, кто в это время томился на своих постах.
      Такое смачное пиво Сергей пробовал впервые в своей жизни.

      Одним ведром, понятно, дело не обошлось. Смирнову до утра пришлось ещё дважды сходить к солдатам за данью, предоставляемой ему совершенно безропотно. Оказалось, что те крадут пиво еженощно и уже употребляют его почти не пьянея. Ну, а для неизбалованных судьбой курсантов, подобная «служба» в выходные дни показалась настоящим земным раем.

– Не забывается такое никогда! – с чувством сказал Валера, поднося ко рту бело-розовую креветочную «шейку». – До сих пор не понимаю, как мы тогда не «залетели»...
– И это говорит человек, который бесстрашно возглавил всё мероприятие?! – изумился Витёк. – Ушам своим не верю!
      Коптелов сперва набычился, уткнувшись носом в кружку, но вскоре передумал обижаться на товарища, и язвительно ответил:
– А ты ломай стереотипы, Витя. Перестраивайся, как партия велит! Думаешь, я не «очковал»? Ещё как!.. Случись что в карауле, я бы не просто из училища со свистом вылетел, а прямиком бы под следствие пошёл! И в лучшем случае отделался бы дисбатом. Но ради такого приключения рискнуть стоило, правда?

– Ну ты даешь, Коптелыч! – вырвалось у Сергея. Эта история, которая всегда представлялась ему просто разудалой гусарской выходкой, вдруг неожиданно обернулась и другой своей стороной.
– Однако, заметьте, парни, – продолжил Валерий, – я же всё-таки не полный дурак, и поэтому рисковал расчётливо. Нашему взводному пришлось идти в «начкары» сильно простывшим: насморк, температура и всё такое... Не до нас ему было. Кроме того, я доверял всем, кто оказался в карауле. Знал, что никто из вас до ЧП не допьётся, что вы тоже боитесь «спалиться» и осторожничаете не хуже меня. А самое главное, что после смены никто из вас меня не «заложит». Да и три ведра пива на весь взвод – тьфу, что танку пуля, только горло промочить!

– Да ты прямо Кутузов, Валера! – бойко восхитился однокурсником Смирнов. – Всё учёл, всё рассчитал... Красавец!.. Ну, раз такое дело, господа офицеры, предлагаю, наконец, поднять свои кубки, и испить старого доброго эля за нашу дружбу! Как говорится: за нас с вами – и за фиг с ними!
– За дружбу! – хором откликнулись Сергей и Валера, отрывая от полировки столешницы свои тяжёлые кружки со «старым добрым элем».

– А хорошо сидим, мужики! – выразил общее мнение Витёк, когда хмельное содержимое полулитровой «тары» каждого легко и плавно перетекло в лужёные курсантские желудки. – Только срочно «до ветра» сбегать надо, уже час терплю! Кто со мной? Ай, пойдём быстрее, не то «терпелки» моей больше не хватит!..

      Они гурьбой сходили в туалет, а потом продолжили празднество. Жизнь заметно улучшилась, и продолжала улучшаться с каждым новым глотком. За разговорами они не замечали, как пустеют графины.
      По залу в табачном дыму то здесь, то там мелькали белоснежные официанты, невозмутимо занимаясь своей клиентурой.
– Повторим ещё раз? – предложил Коптелов.
      Все согласились, и Валера схватил за локоть пробегавшего мимо гарсона. Это был другой официант, а не тот, с усами, что обслуживал их раньше:
– Ещё одно пиво, пожалуйста, и чего-нибудь на закуску.
– Принести меню? – конкретизировал задачу «человек», выжидательно глядя на заказчика.
– Не надо, давай неси-ка лучше ещё пару порций креветок – очень уж они у вас замечательные!
– А кто обслуживает ваш столик? – спросил официант, делая пометки в своём блокнотике.
– Усатый такой... Юра.
– Хорошо, я передам ему ваш заказ.
– Спасибо, только не затягивай с этим, ладно?
– Не беспокойтесь, я уже в пути!

      Коптелов повернулся к Назарову, положив левую руку на спинку его стула:
– Чётко они тут работают. Слышишь, Серёга, что-то мне твоё настроение не нравится. Какой-то ты грустный! Из-за девушки, что ли?..
– Да из-за всего, Валера!.. Понимаешь, что-то я себя в этот раз чувствую каким-то чужим здесь, «на гражданке». Типа незваным гостем в чужой дом припёрся. Наверное, это меня так история с Ленкой по голове стукнула… Никогда не думал, что свобода может быть не в кайф... Может я, конечно, зря «парюсь», но ощущение такое есть.

      Витя, который тоже слышал их беседу, не преминул по этому поводу схохмить:
– А ты, Серый, анекдот в тему не слышал? – и он не дожидаясь ответа перешёл на торжественный голос Левитана. – «Постановление Правительства Советского Союза: «В связи с тем, что поговорка: «Незваный гость хуже татарина» ущемляет национальные чувства, гордость и достоинство крымских татар, отныне следует писать и произносить её так: «Незваный гость ЛУЧШЕ татарина»!..

      Валера и Сергей хмыкнули, оценив юмор. Смирнов скромно вернулся к сёмге:
– Ладно, ладно... Это я так, что бы обстановку разрядить. Давайте только без лишнего пафоса, пацаны! Один в стратеги, блин, метит, а второй в Печорины вдруг податься надумал. Оглянитесь вокруг: лето, солнце, пиво, девушки, «воля»! Что ещё нужно человеку, живи и радуйся?.. День Пьяного Курсанта, опять же! Так нет же, вас на философию тянет! Всё, забейте, мы её уже сдали в прошлую сессию.
      Коптелов, улыбаясь, протянул ему руку ладонью вверх:
– Дай пять, дружище!
– Держи на здоровье! – Смирнов с важным видом хлопнул по его ладони сверху вниз своей пятернёй. – Как говорится: будь проще – и люди потянутся!

      Усатый Юра появился у их стола с очередным графином пива и креветками. Его встретили приветственными восклицаниями.
– Ещё что-нибудь заказывать будем? – осведомился он с улыбкой, расставляя принесённое богатство перед разомлевшими курсантами.
– Хватит, – переглянувшись с ребятами, сказал Валера, – сколько с нас?
– Тридцать три шестьдесят восемь!
      Получив деньги под расчёт, официант исчез окончательно, прихватив напоследок грязную посуду и пустые графинчики. О «чаевых» он даже почему-то не стал и намекать.

– Сволота! – с восхищением вполголоса произнёс Коптелов, провожая его долгим пристальным взглядом. – Интересно, насколько он нас «наколол»? Наверно на «трёшник», не меньше. Я цены в меню запомнил.
– А хоть бы и так, Валерка, – сказал Смирнов, поднимая графин и разливая его янтарное содержимое по кружкам. – Зато как он нас обслуживал! По первому классу.
– Это да, сервис на уровне, не отнять. Сколько же они тут в день имеют на обсчёте и «чаевых»?
– Скорее всего, Коптелыч, не меньше сотни, – предположил Назаров, сызнова укладывая креветок и зелень в живописную пирамиду. – Только ты им не завидуй, пожалуйста.
– Да уж, парни, нам так не жить!
– Как представлю, что в конце месяца опять форму надевать, аж мороз по коже! Не хочу-у-у!.. – тоскливо протянул Витя, передёрнув плечами.
– А придётся! – злорадно процедил Валерий. – Экипажи, по машинам!
– Что б тебе пусто было, давайте выпьем что ли, мужики?..

      Покончив с очередной кружкой «Жигулёвского», Сергей впервые за всю встречу с однокашниками закурил, придвинув к себе фарфоровую пепельницу. Валера и Виктор под пиво с креветками продолжали о чём-то вести разговор меж собою, но Назаров в суть их беседы не вникал.
      Хмель  м у т н о  бродил в мозгу, путая мысли. «Как тогда Ленка сказала: «Уходи, Серёжа, не надо больше, прощай», – думал он. – «И всё. За четыре с половиной года близких отношений всего шесть слов. Чуть больше чем по слову на год… Боже, какая чепуха в голову лезет!.. Эх, если бы можно было возвратить время назад, вернуть его, торопыгу... Да ладно, проехали уже, не надо ничего возвращать!.. Теперь есть Света. Едет она сейчас в своём поезде «Москва – Керчь» и, может быть, тоже в эту самую минуту обо мне думает. Блин, как же плохо, что она так далеко!..»

      За спиной вдруг раздался звонкий женский смех.
      Сергей невольно оглянулся через плечо. Сзади за соседним столиком развлекались трое парней и две девушки, примерно одного возраста с ним, Витьком и Валеркой.
      Худощавый блондин, обняв одной рукой свою симпатичную соседку, другой помогал придерживать ей кружку, из которой та, крепко ухватив её за пузатые гранёные бока, в это время пила. Второй парнишка радостно хлопал в ладоши, а его спутница, чем-то похожая на артистку Наташу Негоду в фильме «Маленькая Вера», беззаботно хохотала, наблюдая за процессом.
      Третий участник компании, голубоглазый крепыш с ёжиком тёмно-русых волос, тоже, как и Сергей, курил, пуская дым к потолку и, рассеянно улыбаясь, поглядывал по сторонам. Перед ним стояла пустая кружка, в которую он стряхивал пепел.

      ...весело вам? Конечно, от чего ж не повеселиться: кабак, симпатичные девочки, пивко... А в армии вы служили, такие чистенькие, «мажористые», аккуратненькие?.. Вряд ли, что-то не очень на вас это похоже. Испортить вам настроение? Ну, испортить?.. Это мы запросто, это нам как два пальца… Сейчас мы все вместе посмеёмся, ребятки, сейчас!..
      Тёмная волна холодного бешенства ослепила Назарова. Он понимал, что не прав, что почти сознательно распаляет себя. Но ему хотелось драки, и пусть хоть кто-нибудь попробует его остановить!..

      Тело безотчетно напряглось, готовясь отбросить стул и вскочить, а пальцы на руке, стиснувшей полупустой графин, побелели. Крепыш с сигаретой случайно встретился с ним глазами, и в его взгляде явственно обозначилось удивление.
      Сергей отвернулся от соседей, с трудом совладав с собой.
      Отпустил графин.
      Расслабился, остывая.
      Загасил в пепельнице окурок.
      «Чего это я, в самом деле?.. Откуда это во мне?.. Докатился, воин, дальше некуда! Аллес...»
– Аллес, – повторил он вслух.
– Что? – не поняли Валера с Витей.
– Так, ничего. У нас какие дальнейшие планы, народ?..
– Да вот по городу прошвырнуться собирались, – ответил Коптелов. – Хотим на «Пушкинскую» съездить. Я в «Макдональдсе» ещё ни разу не был, интересно.

– Там очередь как в Мавзолей, Коптелыч! Часа три простоим, минимум. Тебе охота столько времени под дождём торчать?

– Ну и замечательно, заодно и проветримся! Может из-за дождя, кстати, и очередь меньше будет. А там, глядишь, с девчонками познакомимся... Ничто так не способствует быстрому сближению мужчин и женщин, как совместное стояние в «Макдональдс», поверь мне – наслышан!.. К тому же я у Вити остаюсь ночевать.
– Всё с вами ясно, молодые люди!.. Я-то ещё зимой сходил, и второй раз меня туда что-то особо не тянет, разве только за компанию.
– Почему?
– Потому, парни, что сперва несколько часов стоишь снаружи, потом ещё минут сорок внутри, чтоб до касс дойти и сделать заказ, а после с полным подносом опять ждёшь, пока какое-нибудь место поблизости освободится. И только затем «точишь», причём всего минут пятнадцать от силы!.. Нет, если хотите, то идите: приобщитесь, так сказать, к образу жизни вероятного противника. Там вкусно, чисто, музыка играет, постоянно пол швабрами трут, как мы «взлётку» на ПХД... Интерьер залов по странам «разбит», я, например, обедал под Эйфелевой башней. Ну, под её макетом, конечно... По деньгам у вас, наверное, до «пятёрки» на нос выйдет, если не шиковать. У меня зимой так и получилось.

– Чего же ты на эти деньги там набрал?
– Ну, гамбургер взял, двойной чизбургер, картошку – фри, горячий пирожок с вареньем, молочный коктейль и «Кока-колу».– Назаров загибал пальцы, перечисляя свой февральский заказ. Смирнов и Коптелов внимательно его слушали, позабыв о недопитом пиве и недоеденных «лангустах» перед собою.

– А ты по-человечески можешь сказать, что всё это такое, кроме, конечно, газировки, коктейля и пирожка? – спросил Витя, забавно подняв брови «домиком».
– Гамбургер – котлета в булочке, чизбургер – то же самое, только с кусочком сыра. Двойной чизбургер – две котлеты и две пластины сыра, а фри – это ломтики жареного в масле картофеля. Они вкусные только пока горячие...
– Серый, а пить там хоть можно? – задал мучивший его вопрос Валерка.
– Нет, они спиртного не продают. И ещё следят, что бы люди с собой чего не пронесли. Если заметят, то немедленно выведут на улицу.
– Вот гады!.. Но всё равно, блин, надо бы и нам там отметиться! У себя в Посаде сразу «козырным» стану, мол, в «Макдональдсе» побывал!.. Все девки мои. Я думаю, мы аппетит опять нагуляем, да, Витя? За три часа-то. А выпили мы и здесь нормально, хватит! Серж, ты с нами?..

– Не, братцы, я по собственному плану. Выспаться хочу наконец!
– На «конец» хочешь что?.. – не удержался от «шпильки» Виктор.
– Ничего не хочу. И тебе не советую.
– Скучный ты человек, Серёжа! Боишься ненароком своей новой девушке изменить? Так вы же пока не женаты...
– Вить, давай на эту тему язык больше чесать не будем, ладно?
– Всё, молчу, молчу!.. Был не прав, погорячился. Дяденька, прости засранца!
– Бог простит, – сухо отрезал Назаров, но затем всё-таки примирительно хлопнул друга по плечу. – Без обид, старик, но это моё личное дело. Понимаешь?..
– Конечно понимаю, не дурак, – насупился Смирнов.
      Валера внимательно посмотрел сперва на одного, потом на другого, и удивлённо покачал головой:
– Ну, хлопцы, дывлюсь я на вас, и никак не зрозумию – дорослы вы людыны, чи ни... Как дети, ей богу, ещё давайте, подеритесь тут!.. Смешно. Ладно, праздник окончен. Нужно «стременную» опрокинуть и – по коням! Мы с Витьком на «Пушку», а ты, Серый, как хочешь. Давайте-ка поднимем крайнюю кружку за взаимопонимание. Возражений нет? Тогда всё, вперёд и с песней. Будем!..
      Через несколько минут они поднялись из-за стола, и неестественно твёрдой пружинящей походкой, обнявшись за плечи, все вместе направились к выходу.
– А теперь – ламбада!.. – громогласно заявил Смирнов, покидая зал.

      Распростившись с однокурсниками у «Праги», Сергей вернулся на Арбат.
      Красотища!
      На душе вдруг стало так спокойно и хорошо, как было только однажды за всё начало отпуска – ещё до встречи с Леной в день приезда. В воздухе посвежело, и Назаров застегнул свою куртку до самого горла, а руки сунул глубоко в её карманы. Хорошо хоть дождь прекратился пока они с ребятами заседали в «Жигулях».
      Тучи расползлись и попрятались за крыши окрестных домов, обнажив нежный аквамарин чистого неба. Из подземного перехода на Площади Арбатских Ворот выбрались художники и музыканты, проторчавшие там полдня из-за непогоды. Назаров с удовольствием потолкался меж мольбертов и послушал обрывки разговоров этих странных ему людей, жадно наслаждаясь новизной ощущений.
      У театра имени Вахтангова уличный менестрель в окружении толпы зевак с чувством пел одну из песен Виктора Цоя, сам себе аккомпанируя на гитаре. Выходило всё это у него очень недурно:

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна,
И не вижу ни одной знакомой звезды.
Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда,
Обернулся – и не смог разглядеть следы.

Но если есть в кармане пачка сигарет,
Значит все не так уж плохо на сегодняшний день.
И билет на самолет с серебристым крылом,
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень…

      «Меня же, в принципе, в Москве ничего не держит – неожиданно мелькнула у Сергея шальная мысль. – Что здесь, действительно, делать ещё целых две недели до приезда Светы? Поеду-ка я лучше к ней сам!.. Собраться мне – только подпоясаться. Если я завтра же укачу, то буду в Феодосии через сутки. А получится улететь, и того быстрее!.. Деньги пока есть, ещё пару сотен перехвачу у родителей, не откажут... Всё, решено, надо действовать!..»
      Для курсантов никогда не было особой проблемой уехать куда бы то ни было даже при полном отсутствии билетов в кассах и денег в карманах. Всегда существовали самые разные варианты с успехом добраться из пункта «А» в пункт «Б», простейший из которых назывался «подсадкой».
      Всё, что для него требовалось – это пройтись вдоль состава, который шёл в нужную сторону, и поговорить по душам с проводницами или бригадиром поезда. Как правило, уехать получалось сразу же, с комфортом заняв одно из свободных мест в плацкартном вагоне.

      Но для начала следовало узнать расписание движения, что бы завтра не торчать дураком весь день на вокзале. И заодно ещё неплохо было бы разведать на всякий случай время авиарейсов и стоимость перелёта до Симферополя.
      В двух киосках «Союзпечати», что попались Назарову по пути к метро, ничего подобного не оказалось. Уже сбегая по эскалатору «Арбатской», Сергей вдруг вспомнил, что на его ветке метрополитена возле станции «Щербаковской» в торце одного из домов по Проспекту Мира находится небольшое агентство Аэрофлота.

      И хотя сами кассы по случаю воскресенья, скорее всего не работают, на улице перед входом в них, на специальных информационных стендах всегда раньше висели расписания авиационных маршрутов и движения поездов дальнего следования из Москвы и обратно на всё направления. Скорее всего, они и сейчас там висят, если за полгода, конечно, ничего не изменилось.
      Это стоило проверить, и полчаса спустя Назаров уже оказался на гранитном перроне «Щербаковской». За время пути он только укрепился в своей авантажной затее, не найдя для отказа от неё ни одной мало-мальски серьёзной причины. Всё должно было сложиться как задумано.
      Только вечером, пожалуй, стоит позвонить Свете в Феодосию, что бы узнать благополучно ли она добралась, и между делом сообщить ей о своём столь скором приезде.
      Интересно, какова будет её реакция?..

      Тут Сергей заметил, что шнурки его кроссовок развязались, и поэтому ему пришлось присесть на корточки, дабы затянуть их покрепче. Едва он успел это сделать, как услышал пронзительный вопль:
– А-а-а-а, пустите!!! Помогите кто-нибудь, а-а-а-а!!!
      Кричала женщина. Назаров инстинктивно вскинул голову.
      В самом конце платформы у тоннельного провала и щитовой, несколько крепких ребят деловито выкручивали руки какой-то девушке, обступив её со всех сторон.
      Голосила именно она, сопротивляясь нападавшим изо всех своих сил. Но силы эти явно были неравными.
      Курсант быстро осмотрелся вокруг, оценивая обстановку. Пассажиры, вышедшие вместе с ним из электрички уже разошлись, а несколько мужчин и женщин, ожидающих следующего поезда, лишь равнодушно созерцали происходящее издали. И, разумеется, совершенно не горели желанием вмешиваться.

      Кроме этих семи-восьми апатичных «наблюдателей», Сергея и странной компании в конце платформы, на перроне в сторону «ВДНХ» в эту минуту больше никого не оказалось. Даже работники метро и постовые как нарочно куда-то запропастились.
      ...что же это такое? Куда же они все подевались?.. А эти ротозеи, блин, чего стоят, смотрят, клювами щёлкают?! Почему не зовут милицию?..

      Девушка опять закричала. Кто-то из парней закатил ей пощёчину, и она осеклась. В этом оборвавшемся крике было столько боли и страха, что Сергей больше не раздумывал над тем, как ему поступить дальше.
      ...пятеро – всем лет по восемнадцати на вид, среднего роста и чуть повыше, подтянутые, спортивные... Двое держат девчонку за руки, гнут к полу. Третий, в болоньевой  д у т о й  куртке-безрукавке поверх клетчатой ковбойки, схватил её за волосы и шипит что-то в лицо... Он у них, видимо, за «старшего». Ещё двое «качков», как футбольная стенка стоят от них шагах в трёх лицом к залу, прикрывают... Ох, ну и злые же у них у всех морды!..

– В чём дело, мужики? – спросил он как можно спокойнее, подходя к ним. Девушка, закрыв глаза, всхлипывала, скорчившись в руках парней. «Дутый», не отпуская её волос, повернул голову к Назарову.
      «Футболисты», держа руки в карманах чёрных кожаных курток, встали плечом к плечу перед Сергеем, закрывая ему обзор.
– Слушай, фраер, вали отсюда. Это наши дела, и ты в них не лезь, понял? Учим сучку. Шагай своей дорогой, защитничек, пока цел! – ответил правый  «о т г о н я л а», напряжённо поглядывая по сторонам.
– Да он поддатый! – весело произнёс его напарник, сверля Назарова взглядом. – Чё, не чувствуешь, как пивом несёт?.. Ты чё цепляешься, чё цепляешься-то, баклан?.. В лоб захотел?

      Назаров стоял один против пятерых. До новой электрички оставалась ещё минута-другая, и помощи ждать было неоткуда. В душе запоздало шевельнулся страх: «Может не связываться, уложат ведь на фиг...»
– Отпустите девку, шакалы.
– Нехорошо говоришь, – подал голос «Дутый» из-за спин своей живой стены, – невежливо. А ну-ка, Труня, покажь этому...

      Сергей ударил первым, проведя ближайшему «отгоняле» мощный хук в корпус – на расслабление. Почти одновременно с этим он жёстко двинул его коленом в пах. А когда бедолага, так и не успев вынуть рук из карманов, согнулся, шумно вбирая в себя воздух для вскрика, Назаров с силой добавил ему тем же коленом по лицу – на добивание.
      «Х-хак!..»
      Один готов. И встанет не скоро.
      Опасность слева!.. Курсант присел, и зубодробительный удар второго охранника пришёлся в пустоту. Сила инерции увлекла «молотобойца» вперёд, и Сергей, подставив ему согнутую спину, легко перебросил довольно массивное тело через себя.
      Парень от неожиданности не успел сгруппироваться, и, врезавшись головой в тёмно-красный гранит платформы, упал навзничь. Но даже оглушённый, он ещё шевелился, упорно пытаясь подняться на ноги.

      Майор Пигулевский, преподаватель кафедры физической подготовки училища, всегда говорил им на занятиях по рукопашному бою: «Здесь нет никаких правил, кроме одного: биться насмерть. Вы не должны оставлять за собой никого, кто был бы способен двигаться, это вопрос вашей безопасности. Даже сбитого с ног врага надо либо сразу же убивать, либо так его «вырубить», что бы он очнулся только в плену. Иначе, товарищи курсанты, придя в себя, противник ударит вам в спину».

      Добивание!..
      Минус два.
      Девушку отпустили, и она, размазывая по лицу слёзы пополам с тушью, торопливо поползла в сторону на четвереньках. Сергей заметил это мельком, оказавшись нос к носу с «Дутым» и двумя его приятелями.
      Перед ним блеснули прозрачные от ярости глаза главаря. Уклонение!.. Один из подручных главаря подставился на миг, и Назаров, не жалея кулака, изо всех сил пробил ему под дых.
      «Х-хак!..»
      Готов: схватился за грудь и, хватая ртом воздух, упал на колени, судорожно пытаясь продышаться. Не боец, только жалко, что нет времени добить. Скоро придёт в себя.
      Ну, а пока – минус три. Такой расклад превосходил даже самые смелые ожидания.
      Не смотря на это, численный перевес противника в схватке сказался немедленно. Сергей тоже начал пропускать удары. Один пришёлся в корпус, и сбил ему дыхание, а от второго онемело левое бедро – ногой метили явно в пах.
      Но всё равно сердце мощными толчками гнало по артериям и венам безумные дозы адреналина, голова оставалась холодной, а на душе отчего-то было радостно, хотя он едва это осознавал:
      «С-суки, так просто вы меня не возьмёте, щенки грёбанные!..»

      Они втроём молча продолжали свой гибельный танец в опасной близости от края перрона. Уклонение, уклонение, удар, удар, блок, опять уклонение... Бац! – вспышка салюта разноцветных искр в левом глазу...
      Из горла Назарова вырвалось сдавленное звериное рычание. Да он и был сейчас самым настоящим зверем.
      В какой-то момент Сергей понял, что его хотят столкнуть на пути. Поэтому когда «Дутый» с дружком одновременно бросились на него с двух сторон, он отскочил в сторону, подставив ногу одному из нападавших. Жаль, что им оказался не вожак этой шакальей стаи.
– А-а-а-а!!! – дико закричал парень, теряя равновесие, и боком падая на рельсы.
      По-хорошему, именно главаря-то и нужно было бы «вышибать» в первую очередь. Без командира остальная шпана сразу же стала б сворой обычных шавок.
      Эх, мечтать не вредно, вредно не мечтать!.. Момент всё равно уже упущен.
      Из чёрного зева тоннеля повеяло сквозняком – это к станции пока ещё издалека шёл очередной поезд. «Гопник» внизу резво вскочил на ноги, очумело покрутил головой, а затем побежал вперёд по жёлобу между рельсами к месту остановки первого вагона. При этом он сильно прихрамывал и держался за правый бок.
      Пока добежит, пока вскарабкается на перрон (если не наступит по дурости на контактный рельс и разом не превратится в обугленную головешку), пока дохромает сюда – его тоже можно было на какое-то время выбросить из головы.
      Но оставались ещё «Дутый» и тот драчун, которому Назаров поначалу так ловко «пробил грудину». Он оказался крепче, чем ожидалось, и уже, согнувшись, стоял, опираясь дрожащими руками за стенку. Но заново ввязываться в драку этот молокосос явно не торопился, и это уже радовало.
      Двое первых Назаровских «крестников» до сих пор без движения валялись у белой стены платформы.
      Сергей и «Дутый» на пару секунд остановились друг перед другом, переводя дыхание. Теперь во взгляде главаря отчётливо читались ненависть и… страх. Из его разбитой губы обильно сочилась кровь, которую он то и дело машинально слизывал кончиком языка.
      Подбитый глаз Сергея тоже «заплывал» довольно быстро. Курсант держался так, что бы одновременно видеть обоих своих «активных» противников. Растущий «фонарь» ещё позволял ему такую роскошь.
      Тоннельный ветер сделался более ощутимым. Его порыв неожиданно упруго хлестнул по лицу.
      И тут же «Дутый», сделав обманное движение, проворно ударил Назарова кулаком в висок. В ней, видимо, было зажато что-то вроде кастета, поскольку мир вокруг сначала всей своей тяжестью обрушился Сергею на голову, а затем исчез, как будто его просто взяли и выключили.
      Как электрическую лампочку.
      Назаров уже не чувствовал, как его пинают ногами, не слышал истошные трели свистка дежурной по станции, не видел, как из тоннеля, светя прожекторами, вылетела электричка, машинист которой, заметив впереди на путях человека, тщетно пытавшегося выбраться на платформу, дал продолжительный гудок и начал экстренное торможение.
      Сначала были голоса. Кто-то кричал: «Милиция!.. Милиция!.. Человека убили!» Кто-то порывался вызвать «Скорую помощь», кто-то совсем близко жалеющее протянул: «Какой моло-оденький, господи!..»
      «О ком это они? – подумал Назаров недоумённо. Тут сознание полностью прояснилось, и он ощутил, что лежит навзничь на чём-то твёрдом и холодном. – Где я? Что со мной случилось? Что происходит?..»
      Его сильно тошнило, голова просто разламывалась от боли, а всё тело ныло, точно огромная содранная болячка. Сергей мучительно застонал, и с огромным трудом разлепил веки. Сделать это левым глазом он так и не смог: получилась лишь узкая-узкая щелочка.
      Над ним стояли люди, очень много людей. Лица, лица, лица.
      Где же вы все были раньше?..
      Сергей попытался подняться на ноги, но сильнейшее головокружение и боль заставили его отказаться от этой идеи. Его вдруг вырвало, и люди, ахнув, торопливо расступились, что бы он их не испачкал. После рвоты Назарову стало значительно легче.

      Рядом присела на корточки молодая женщина в белом костюме «сафари». Нет, не та девушка, которую он выручил, а совсем другая. Та была моложе, одета иначе... Наверное испугалась и убежала, как и эти сопливые подонки. Гады, трусы вонючие, этого «Дутого» вообще убить было б мало...
      Женщина легонько коснулась его плеча, и он с трудом повернул к ней голову. Глаза у неё красивые: голубые-голубые, с длинными пушистыми ресницами, бездонные как небо. Они словно вбирали в себя его боль.

– Потерпите немного, – сказала она негромко, – уже «Скорую» вызвали, сейчас врачи приедут, всё будет нормально. Потерпите только!
– Отойди, – хрипло прошептал Сергей, не в силах оторвать от неё взгляда. Она казалась ему галлюцинацией, наваждением. – Отойди, костюмчик твой жалко, испортить могу…
      Своего голоса он не узнал. Создавалось такое ощущение, что за него говорит совсем другой человек. У которого, кстати, было далеко не всё в порядке с речью.
– Вы только чуть-чуть подождите, слышите? – тормошила его девушка. – Совсем недолго осталось...
      Назаров устало прикрыл глаза. И тотчас все звуки, голос молодой женщины, другие голоса окрест слились в один приятный и обволакивающий рассудок ласковый шум.
      То был гул морского прибоя.
      Постепенно он нарастал, и в какой-то момент полностью поглотил Сергея. Курсант почувствовал, что его сорвало с места, поволокло куда-то, но противиться волнам не было ни сил, ни желания. «Прости меня, мама!..» – успел подумать Назаров, и вновь погрузился в мягкую пучину спасительного небытия.

      В голове ритмично грохотал набат, эхом перекатываясь по всем закоулкам его измученного болью мозга. Ещё не открывая век Сергей понял, что его куда-то везут на машине. Это чувствовалось сразу. «Неотложка»?.. Прямо над ним спорили два голоса, мужской и женский:
– Томография покажет, Лёлечка, есть ли у него внутричерепное кровотечение или нет. Поэтому мы его не в «Двадцатку» везём, а в «Склиф» – там хоть томограф есть. Показания для трепанации, мне кажется, пока отсутствуют. У парня сильное сотрясение мозга, возможно, закрытая ЧМТ, но ничего более страшного я не вижу. Шейные позвонки целы, жизненные показатели стабильны.
– Но, Вадим, он же до сих пор без сознания!
– И что?.. Это не кома. Держу пари, что скоро придёт в себя.
– Может, нашатырь?..
– Лёля, не надо. Ему и так крепко досталось. Пусть пока побудет в мире без боли... Да выключи ты эту сирену, Петрович, тут и здоровая голова раскалываться начнёт!

      Монотонный набат исчез, и жизнь сразу же существенно упростилась. Машину мягко покачивало на скорости. Голова кружилась, подташнивало... Её приятно стягивала тугая повязка. Перед глазами плавали пятна. Матовые окна «Скорой» то и дело озарялись снаружи синими сполохами «мигалки».
– Вадим, больной в сознании, – тут же раздался женский голос. Дымчатые плафоны на близком потолке заслонило чьё-то огромное бородатое лицо:
– Ну, герой, как ты?
– Не знаю. Плохо. Доктор, я жить буду?
– Не ерунди, конечно же будешь! Долго и счастливо. Ну-ка, пошевели ручками!
      Сергей выполнил то, что от него потребовал врач. Такое элементарное физическое действие мгновенно вызвало новый приступ жуткой мигрени.
– Что морщишься, голова болит? Ничего, терпи, казак!.. Это пройдёт. Давай лучше теперь ножками попробуй шевельнуть... Отлично. Я сейчас задам парочку вопросов, постарайся на них внятно ответить, лады?.. В глазах не двоится?
– Есть немного... – Из-за разбитого лица у него получилось: «Ешть немога».
– Великолепно! А как тебя звать-то, герой?
– Сергей... Назаров...
– Замечательно! А какой сегодня день?
– Пасмурный. – И опять выговорилось коряво: «Пахмургый».
– Нет, шутник, я имею в виду, какое сегодня число и месяц?
– Пятое августа, воскресенье.
– А год?
– Тысяча девятьсот девяностый.
– Молодчина, вот видишь, а то: «плохо, плохо»!.. Всё чудесно!
– А скоро я на ноги поднимусь, доктор?
– Ну, пока смотреть на себя в зеркало я бы тебе не советовал. Но не пугайся: неделька-другая, и всё пройдёт, опять станешь как огурец, обещаю. Будем жить, парень!..
      Белый «Рафик» с красными крестами на бортах и цифрой «03» на капоте мчался по Проспекту Мира в сторону Садового кольца, роняя вокруг тревожный свет своих проблесковых «маячков».