Снова и снова возникает вопрос: КАК друзья допустили убийство Пушкина?!
Ответ один: не всё. Они не повязали Пушкина и не сдали тому же психиатру, который "лечил" Чаадаева. Всё остальное они СДЕЛАЛИ. Не помогло. А ведь даже юный Соллогуб говорил французскому посланнику, что "с Пушкиным надобно обращаться, как с больным ребёнком!"
Именно об этом книга итальянского пушкиноведа Серены Витале "Тайна Дантеса или пуговица Пушкина". Книга, проникнутая любовью к поэту и ужасом перед силой рока. НЕ лирика, а добросовестное исследование последнего года жизни поэта. По дням. Последний месяц - по часам. Почти без собственных комментариев, это просто письма. Жуковского, Соллогуба, Загряжской, Геккерена, Екатерины Гончаровой... Для полноты картины не хватало писем Дантеса, но чудеса случаются: они были найдены в 1996 году в архиве баронов Геккеренов. Сенсация, которой у нас не заметили: не до того было. Кто знает, может, в каком архиве найдутся и письма Натали Гончаровой, и тогда паззл сложится окончательно.
Теория заговора светской клики, некогда столь популярная, отпадает...
И выясняется неожиданное: Дантес в этой истории - не ведущий. Ведомый. Роль его была пассивной! Всю жизнь плыл по течению, и здесь не смог "отступить от законов чести". Собственно, поэтому офицерский суд чести его и оправдал.
Ни один русский не произнесёт слов оправдания. Каждый скажет: "Да мне плевать, каким он был - он ПУШКИНА убил"! Но движимый любопытством, русский читатель всё же прочтёт письма и крепко призадумается, КУДА может завести поиск лёгких путей в жизни.
Когда девятнадцатилетний Дантес, находясь в положении безвыходном (болезнь застала его на постоялом дворе), согласился принять помощь случайного попутчика (Геккерена), это ещё нормально. Но что происходит дальше? Геккерен воспылал к новому знакомому любовью, совсем не романтической. Пресечь? Но - возможности! Деньги, Петербург, служба в привилегированном полку при русском дворе, говорят, баснословно роскошном...
А как объяснить их семейную близость? Надо просто стать семьёй: оформить усыновление. Незаконно: Дантес уже совершеннолетний, его отец жив, и Геккерен слишком молод, ведь по закону усыновлять с правом наследования дворянин мог не ранее пятидесяти лет. А Геккерену, этому "развратному старику", сорок три! Каким же молодым было общество...
С отцом Дантеса Геккерен договорился. Сделал упор на своё одиночество, отсутствие детей, а главное, большие деньги, которые некуда девать. Жорж не будет знать нужды! Остальные препятствия обойти удалось, и вот уже Дантес при дворе, он замечен императрицей (Александра Фёдоровна обратила внимание на очень красивого юнца, пожиравшего её взглядом).
Для вступления в службу предстояло сдать серьёзные экзамены, но и тут на помощь пришёл голландский посланник: Дантес был освобождён почти от всех испытаний. Главное - избавили от экзамена по русскому языку! Какой уж там русский, если и на родном французском Дантес писал так, что сегодня ему прилепили бы диагноз. Как минимум, дисграфия. Но эти полуграмотные письма принадлежат человеку с остатками совести: ему пока ещё СТЫДНО. Он доволен своим жалованием, просит не увеличивать своё содержание, и без того достаточное, отказывается от дорогих подарков. Очень беспокоится о здоровье приёмного отца, зимующего в Италии. Но при этом обращается не как к отцу, на "вы", а на "ты". Психология рассчётливой женщины, желающей сохранить источник своего благополучия навсегда?
Но основное содержание писем вполне "мужское" - Дантес хвастается своими успехами у дам. Всюду желанный гость, его ласкают первые красавицы, и так забавно смотреть на их ревнивых мужей! Вот хотя бы господин Пушкин: при всех спросил, что за рожа выгравирована на перстне у Дантеса. Обезьяна, что ли? (В перстне был портрет Генриха Пятого). "Я поднял руку так, чтобы все могли видеть: "Посмотрите на эти черты. Похожи ли они на господина Пушкина?"
К этому времени Дантес уже несколько освоился с русским языком, даже отваживался на игру слов. Услышав, что Пушкин хочет назвать свой новый журнал "Ежеквартальный надзиратель", он подсказал: "Не лучше ли "Квартальный надзиратель?" Пушкин вспыхнул: увидел в этом намёк. Дескать, он надзирает, как полицейский, за своей женой.
"Я безумно влюблён! Я не могу сказать тебе, кто она, потому что письмо может попасть в чужие руки, но вспомни самое восхитительное создание в Петербурге - и ты будешь знать её имя... её муж - человек буйной ревности. Ты разделишь мою боль, но ты можешь неосторожно погубить её, и я буду безутешен..."
Якоб ван Геккерен никогда не ревновал Жоржа Дантеса. Понимал, что его любвеобильность - попытка доказать свою мужскую сущность себе и миру. Дамы рвут его друг у друга? Отлично. Со временем найти ему покладистую особу - и зажить на покое "одной семьёй" - таковы были планы "отца". Но здесь, в излияниях "сына", он почувствовал опасность. Не от ревнивого мужа, о от ... императора. Все ведь поняли, что на красавицу обратила внимание царская семья, и чтобы сделать её украшением балов, пожаловала господина Пушкина мундиром...
Окончание здесь:
