Глава 55
Захожу в палату. Картина, что открывается передо мной, очень душевная: Крутов, которого оставили рядом с сыном, уснул на его плече. Бедняга от переживаний и обезболивающего просто вырубился.
– Денис Петрович, – осторожно бужу его, подходя. – Пришла ваша жена София.
Женщина подходит к мужу и сыну. Спрашивает супруга:
– Денис, что случилось?
– На нас наехал мусоровоз.
Заглядывает медсестра и сообщает, что операционная готова.
– Вы сказали, что он сам проснётся, – произнесла София, глядя на сына.
– Мы будем оперировать ногу. Сейчас повезём в операционную.
– Он стал такой большой, да? – говорит отец, оглядывая юношу с головы до ног и обратно. – Помнишь, как я держал его на руках и укачивал?
– Да.
– Ты всегда боялась, что я уроню его. Помнишь? – с нежностью говорит Денис Петрович.
– Да, – улыбается женщина. Ласково проводит ладонью по щеке сына. – Васенька…
– Соня… Тут такое дело… – виноватым голосом говорит глава семьи. – Я проехал на красный свет. Мы спорили, надо ли ему бросать хоккей. И музыка играла громко, как всегда. Не знаю. Наверное, не заметил, как загорелся красный. Это несчастный случай, Соня, прости меня…
Мужчина не договаривает. Начинает кряхтеть, схватившись рукой за грудь.
– Денис Петрович, вам плохо? – спрашиваю его настороженно.
– Трубка… Она мне опять мешает, – выдавливает он.
– Вам лучше лечь в постель.
– Нет, я хочу остаться с сыном.
– Вам станет легче, если вы ляжете.
– Нет, я хочу быть здесь, черт побери, – упрямится мужчина. Он злится, но я-то вижу, что говорит, превозмогая сильную боль. Такие, как он, будут держаться до последнего, а прекратят сопротивляться уже после того, как зайдут за край.
– Как вам дышится? – спрашиваю его, доставая стетоскоп.
– Соня…
– Боль в груди остаётся?
– Немного.
– Нужна кардиограмма.
– Я хочу быть с сыном.
Говорю медсестре, чтобы увеличила кислород до 10 литров.
– Соня, прости! – кричит Крутов, пока везём его в соседнюю палату.
Спустя десять минут спрашиваю:
– Боль осталась, Денис Петрович?
– Прошла после вашей таблетки.
– Пневмоторакс. Боль в груди прошла после сосудорасширяющего препарата, – поясняю пациенту.
– Это что?
– Состояние, когда воздух скапливается между слоями ткани, которая окружает лёгкие. Это произошло из-за травмы. В результате лёгкие не могут полностью раскрыться и человек испытывает проблемы с дыханием.
Ко мне присоединяется Маша и говорит, что, согласно кардиограмме, в передних отведениях зубцы Т отрицательны. Ждём места с монитором.
– Это плохо? – спрашивает Крутов.
– Возможно развитие сердечного приступа. Вас необходимо наблюдать.
– Его уже оперируют? Моего сына.
– Отвезли в операционную.
– Но мне никто не сказал, как у него дела.
– Я узнаю и расскажу вам. Раньше вы ощущали боли в груди?
– Не помню ничего подобного.
– Вы теряли сознание? – спрашиваю.
– Что вы имеете в виду?
– При стенокардии может развиться аритмия.
– Это вызывает потерю сознания?
– Да, потому что сердце не прокачивает кровь через мозг, – поясняю пациенту.
– Это могло быть причиной аварии? – спрашивает Денис Петрович.
– Так нередко случается.
– Значит, я не виноват?
– В чём?
– В аварии.
– Наверное, нет.
– Надо поговорить с женой… – и снова кардиомонитор начинает пищать, а мужчина морщится.
– Боль в груди осталась?
– Очень сильная, – шепчет он.
– Скорее! Мне нужна помощь.
Вбегают Маша с медсестрой.
– Систолическое давление 80. На мониторе подъем сегмента СТ. У него инфаркт, – ввожу их в курс дела.
– Что со мной такое? – спрашивает Крутов.
– Сердечный приступ.
– Боже…
– Надо ехать в ангиологию.
– Что вы там будете делать? – Денис Петрович даже в таком состоянии умудряется оставаться любопытным.
– У вас тромб в сердечной артерии. Надо восстановить проходимость.
– Подождите, я должен поговорить с женой. Стойте!
Естественно, ни о какой жене и речи быть не может. Быстро везём пациента.
– Боже, – стонет он. – Как будто на грудь поставили машину.
– Преждевременное сокращение желудочков, – говорит Вежновец.
Я и сама не ожидала там его увидеть. Но что поделаешь, если наш главврач отказался отдавать бразды правления кардиологическим отделением? Он с первого дня, как возглавил больницу, продолжает совмещать обе должности. Мне кажется, это от жадности. Хотя хочется верить, что Иван Валерьевич просто боится потерять квалификацию. К тому же кардиолог он, как ни крути, от Бога.
– Может быть, из-за дренажа? – спрашиваю его.
– Надо поправить, – произносит хирург.
– Мне надо поговорить с женой, – напоминает пациент.
– Я объясню ей, что случилось. Успокойтесь.
– Господи… Мы ещё спорили с сыном, когда это произошло.
– Напомните, сколько ему лет?
– 15.
– Это типично для его возраста, – замечает Вежновец.
«Можно подумать, вы знаете, о чём говорите, – думаю иронично. – Молодой папаша. Состругал двойню и в кусты».
– Ему нужна поддержка тогда, когда он меньше всего её хочет, – замечаю вслух.
– Ваш отец?
– Нет. Мой старший брат.
Появляется сестра и сообщает, что София Крутова хочет войти.
– На одну минуту, – разрешает Вежновец, являя чудо гуманизма.
Когда женщина оказывается рядом, Денис Петрович смотрит на неё и улыбается:
– Ты похожа на медсестру.
Женщина смущённо улыбается в маску:
– Васенька пришёл в себя.
– Всё в порядке?
– Да. Они вытащили трубку, и он дышит сам. И просит бутерброд с сыром, – говорит счастливая мать.
– Боже. Спасибо, – тихонько смеётся пациент.
– Милый, что случилось? Всё в порядке?
– У меня тромб в сердечной артерии. Эти обеды меня доконали. Врачи считают, что из-за тромба утром я потерял сознание. Поэтому и произошла авария.
– О, Господи! Мне так стыдно за своё поведение, – произносит София. – Я просто… Понимаешь, Денис, он там лежал…
– А ты подумала, что я опять накосячил? – улыбается муж.
– Да, перестань.
– Время подошло к концу, – произносит Вежновец.
К женщине подходит медсестра и тактично выводит.
– Соня, скажи Дениске, что мы скоро увидимся, – произносит пациент.
– Обязательно.
– Что здесь происходит? – в помещение входит Заславский.
– Коронарный тромбоз у больного с травмой.
– Почему меня не вызвали?
– Его лечат кардиологи, – важно замечает главврач.
– Я вижу. А как насчёт ингибитора гликопротеина? – спрашивает Валерьян Эдуардович.
– Он не отвечает критериям.
– Я заведующий хирургическим отделением и здесь решаю, кто чему соответствует.
– Что? Вы считаете, что у меня ничего нет? – спрашивает пациент, не понимая сути возникшего спора.
– Если бы вы соблюдали диету, у вас бы ничего не было, – произносит Заславский.
– Проклятие! – вдруг говорит Вежновец.
– В чём дело? – интересуется Валерьян Эдуардович.
– Разрыв левой главной.
– Что случилось? – задаёт Крутов новый вопрос.
– Катетер проколол ваш сосуд.
– Что?
– Давление падает. Фибрилляция желудочков.
– Теперь он хирургически больной, – заявляет Заславский и назначает препарат. – Звоните в операционную.
– В чём дело? – спрашивает Денис Петрович.
– Единственный путь спасти ваше сердце – немедленно оперировать! – отвечает Валерьян Эдуардович.
– На открытом сердце?
– Да.
– Когда?
– Сейчас же.
– Постойте. Надо обсудить ситуацию.
– Поехали!
Я следую за обоими хирургами и не понимаю: с чего вдруг они устроили такую разборку прямо над пациентом? Видела, конечно, как Заславский порой нарушает правила. Но чтобы он в открытую бросал вызов самому главврачу… Чего ради? Неужели метит на его место?
– Увидимся, Денис Петрович, – говорит главврач, помогая толкать каталку (наш пациент мужчина крупный, в нём 112 килограммов).
– Вы теперь у хирургов, – с видом победителя говорит Заславский. – Попрощайтесь с доктором Вежновцом.
– Желаю удачи, – шипит Иван Валерьевич и уходит, когда достигаем операционной.
– Я не хочу на операцию, – заявляет вдруг Крутов.
– У вас нет выбора, – отвечает ему Заславский.
– Мне нужно посоветоваться.
– Пожалуйста, но вы умрёте до того, как вас осмотрит другой врач. Быстрее, коллеги. Начинаем операцию через пять минут! – голос и Валерьяна Эдуардовича такой бодрый, что мне становится не по себе.
Перекладываем с трудом.
– Денис Петрович, я Миньковецкий, главный анестезиолог. – У вас есть аллергия?
– Нет.
– Вы что-нибудь принимаете?
– Только то, что дали сегодня.
– Что он получил? – интересуется у меня Дмитрий Валентинович, я называю препараты. Он снова обращается к пациенту:
– У вас когда-нибудь была реакция на наркоз?
– Нет.
– Почему он до сих пор не загружен? – спрашивает прибывшая для ассистирования Нина Геннадьевна Горчакова.
– Надо наложить артерио-венозный шунт. Перчатки.
– А вы откуда? – спрашивает Горчакову наш любопытный пациент.
– Я хирург.
– Нина Геннадьевна у нас на все руки мастерица, – улыбается Заславский.
– Денис Петрович, вы сейчас заснёте… – начинает Миньковецкий, но мужчина его перебивает:
– Стойте, стойте. У меня дурное предчувствие.
– Вы готовы? Можно начинать?
– Нет, я этого не выдержу, я знаю.
– Выдержите.
– Передайте кое-что моему сыну.
– Вы сами ему скажете после операции. Только надо быстрее начать, – говорит Заславский.
– Прошу вас, скажите ему, что я его люблю. И что я очень им горжусь.
– Интубируйте, – требует Валерьян Эдуардович. – Пора начинать, часы стучат, а его сердце почти нет.
Через три часа, когда Денис Петрович приходит в себя в палате интенсивной терапии, первое, что он говорит, открыв глаза:
– Я выдержал?
– Да, – отвечаю ему с улыбкой.
– Вы спасли моё сердце.
– Не я одна.
– Я даже не знал, что у меня больное сердце. Авария спасла мне жизнь.
– Вы никогда не слышали о диспансеризации?
– Да я просто…
– Привет, пап, – я придумала для Крутова сюрприз: когда он придёт в себя, чтобы рядом положили его сына. Только попридержали его каталку до определённого момента. И вот он настал: головы отца и сына оказываются рядом.
– Привет, сынок, – лицо главы семейства расплывается в широченной улыбке.
– Всё в порядке, папа?
– Я чувствую, будто на меня наехал грузовик. Снова. Ты хорошо поспал?
– Да, если не считать того момента, когда ты кричал мне в ухо.
– Я заметил, что ты не слушаешь, – хмыкнул Денис Петрович.
– Вообще-то я был в коме.
– Ты всегда найдёшь оправдание, – шутит отец. – Сынок, наверное, в этом году тебе уже не придётся играть в хоккей.
– Гипс держит от 6 до 8 недель.
– Нога сломана, она ослабнет. Пусть перелом срастётся.
– Да, мне назначат физиотерапию. Может быть, начнём бегать вместе? – предлагает Вася.
– Хочешь, чтобы у меня опять был сердечный приступ?
Оба вдруг становятся очень серьёзными.
– Ты меня здорово напугал, папа.
– Ты меня тоже.
Оставляю их вдвоём. Пусть поговорят всласть. Спустя несколько минут говорю тихонечко медсестре, чтобы позвала в палату Софию. Пусть порадуется за своих близких. У семьи Крутовых сегодня вроде как второй день рождения. Женщина могла остаться безутешной вдовой, а вместо этого у неё, слава Богу, все живы и почти здоровы, но это поправимо.
Иду в своё отделение, но когда оказываюсь возле кабинета Заславского, он открывает дверь. Видит меня, подмигивает и показывает рукой: мол, заходите.
– Ну, как я его сегодня? – спрашивает с залихватской гордостью.
– В смысле?
– Как я поставил на место главврача?
– Великолепен. С чего такая смелость? Это было… опасно, мягко говоря.
– С того, Эллина Родионовна, что перед вами… слушай, а давай на «ты»? Для остальных будем «выкать», если хочешь.
– Я вас Валерой при всех в любом случае называть не смогу, – усмехаюсь.
– А я тебя Бэмби, – хихикает Заславский. – Так вот, что я тебе хотел сказать. Приказ уже подписан.
– Какой?
– Ну, Элли, ей-Богу! Ты же такая умница!
Смотрю непонимающе.
– Ты разговариваешь с новым главным врачом!
Я сначала не верю своим ушам. Хлопаю глазами, а потом взвизгиваю от радости и бросаюсь обнимать Заславского. Тискаю несколько секунд, аж подпрыгивая на месте.
– Как же я рада! Ура-а-а!
– Спасибо, Элли, – улыбается Валерьян Эдуардович. – Мы с тобой обязательно сработаемся.
– Как и всегда. А кто за вас?
– Горчакова, естественно.
– Ой… а Вежновец куда? Пожалуйста, скажи, что он совсем уходит!
– Увы, лишь снова становится завкардиологией. Но ведь это же хорошо. Сама знаешь: он прекрасный хирург. Как человек… – и Заславский морщится.
– Вам виднее, господин начальник, – говорю шутливо. – Когда можно будет всем сказать?
– Подожди. Пока никому. Вежновец ещё сам не знает.
– ???
– Вот так. Ему сообщат завтра, во время заседания руководства клиники. Вот и посмотрим, как отреагирует, – с видом заговорщика говорит Валерьян Эдуардович. – Кстати, знаешь, кто постарался, чтобы его подвинули?
– Нет, а кто?
– Твоя любимая Народная артистка СССР.
– Изабелла Арнольдовна?!
– Она самая. Мне по секрету рассказали, что ей птичка напела: мол, в нашей клинике главврач своего пса регулярно лечит, а по документам проводит, как пациента. Ты не представляешь себе, как страшно она ругалась! Таких слов даже в большом матерном загибе Петра Первого не было! – и Заславский весело хохочет.
Тоже смеюсь. Надо будет пообщаться с Копельсон-Дворжецкой и узнать детали. Невероятно интересно!