Глава 54
Стало ли мне очень одиноко из-за отъезда Никиты? И да, и нет. Да, потому что нас связывает Олюшка, и после того, как Гранин предложил мне руку и сердце, а заодно отказался от судебной тяжбы, моё доверие к нему выросло. Нет, потому что он даже после этого не стал соблюдать мне верность. Как только ему стало слишком грустно, поспешил лечь в постель с другой женщиной. Как результат – скоро станет папой во второй раз. Только теперь к дочери прибавится сын.
Интересно, а помогать Альбине он будет? Хотя вряд ли. Иначе она бы не предложила ему отдать ребёнка на усыновление, а Гранин не стал с этим соглашаться. Мне кажется, те документы, о которых шла речь в кафе, он всё-таки подписал, развязав Тишкиной руки. Что ж, потом пусть на себя не пеняет. Захочет однажды отыскать сына, да и не сможет.
Пока думаю об этом по дороге на работу, возникает мысль: что насчёт моей личной жизни? Не пора ли мне в конце концов крепко задуматься об этом? Олюшка растёт, ребёнку нужен отец. Хороший, то есть добрый и заботливый. Но есть одна проблема. Я не смогу просто так привести в дом мужчину лишь потому, что он весь из себя «Мистер позитив». Важно, чтобы он любил меня. Такого не возьмёшь с полки, как свежеиспечённый пирожок.
***
– Не подрезай! – мужчина, ведущий легковушку, кричит это водителю «маршрутки», который явно хочет вклиниться в общий поток, обогнав большую часть пути по обочине. Но сидящий за рулём ему такой возможности, конечно, не даст. Он ненавидит обочечников. Попутно продолжает разговор с подростком-сыном, который последнее время стал всё больше проявлять характер.
– Васька, я задал вопрос! – говорит отец.
– Не хочу больше играть. Надоел мне хоккей, – хмуро ответил 15-летний сын.
– Думаешь, мне приятно вставать каждый день в полшестого, чтобы вести тебя на секцию? А потом два часа ждать в машине? Зимой дубак, летом жарища…
– Печку включи или кондиционер…
– Не умничай. За два часа знаешь, сколько бензина вылетит в трубу из-за этого?
– Пап, проснись, я не собираюсь в Континентальную хоккейную лигу, – говорит сын.
– Ещё бы, с таким отношением! Хочешь пахать на заводе, вроде меня и дяди Лёши?
– Нет.
– И ты очень прав! Сын, если хочешь иметь хорошую работу, надо учиться в университете. Ты же умный парень. Но с такими отметками не закончишь школу.
– Может, я бы лучше учился, если бы не играл в хоккей всё время.
Отец пожал плечами, сын прибавил звук в плеере. Посмотрел направо, налево и закричал тревожно, видя, как сбоку к ним на огромной скорости приближается грузовик:
– Папа!!!
Спустя несколько минут отец и сын пришли в себя, хотя сделать это было трудно: оба оказались перевёрнуты вниз головой. Тяжело дышать из-за собственной массы и давящих ремней безопасности.
– Быстрее, их надо вытащить! Перережь ремень! – звучат рядом голоса.
В салоне появляется лицо мужчины в вязаной шапке.
– Сначала вытащите отца, – кто-то советует ему.
– Надо вытащить мальчика, чтобы добраться до него, – отвечает незнакомец.
– Папа, ты жив? Как ты? – спрашивает Вася.
– Не знаю. А ты? – интересуется отец.
– По-моему, я серьёзно ранен.
– Спокойно! – говорит кто-то и начинает вытаскивать подростка из салона.
– Вася! Вась! Ты меня слышишь? – пытаясь сделать это громко, зовёт отец. Он видит, как паренька уложили на каталку, зафиксировали голову и повезли куда-то.
– Мужчина, как вы? – вновь появляется тот незнакомец.
– Что с моим сыном?
– Его везут в больницу. Как вас зовут?
– Денис Петрович Крутов. А вы кто?
– Я доктор Лебедев, клиника имени Заславского. Какое сегодня число?
– Десятое января.
– Хорошо. Реакция зрачков сохранена. Несите его.
Через несколько минут Денис Петрович приходит в себя в салоне «Скорой».
– Вы теряли сознание? – спрашивает его Лебедев.
– Не знаю. Это произошло так быстро.
– Больно?
– Подушка безопасности защитила грудь.
– Ещё два обезбола, – говорит Лебедев фельдшеру.
– Валера, я не знал, что ты на «неотложке» работаешь.
– Это часть программы обучения. Повышаю квалификацию, – отвечает врач.
– Ты станешь хорошим фельдшером, – смеётся коллега из «Скорой».
– Очень смешно, – ворчит Лебедев.
Ещё через десять минут каталку ввозят в отделение.
***
– Что здесь? – подхожу к доктору Лебедеву.
– Денис Петрович Крутов. Столкновение с грузовиком. Черепно-мозговая травма, возможность потери сознания. Ремень был пристегнут, я уже проверил его шею.
– Мой сын, Вася. Его привезли сюда? – спрашивает пострадавший.
– Наверное, мы узнаем, – говорю ему. – Вы принимаете лекарства?
– Нет.
– У вас есть аллергия?
– Нет.
– Вам делали операцию?
– Аппендикс в детстве удалили. Где Вася?
– Его забрал во вторую палату Береговой, – сообщают мне, я передаю это отцу мальчика.
– Что такое Береговой? – спрашивает мужчина.
– Фамилия нашего доктора. Приехали.
– Желаю удачи, – говорит Лебедев и собирается куда-то.
– Что, вы уходите? – спрашиваю его.
– Да, надо спасать других, – пожимает он плечами и удаляется.
Перекладываем Крутова.
– Сделаем кардиограмму. Разрежьте одежду. Рентген позвоночника, грудной клетки и таза, – раздаю поручения.
– Давление 130 на 92, пульс 116, – докладывает… Ирина Маркова. «Снова?! Я же просила не ставить меня с ней!» – думаю, но, погасив искру гнева, продолжаю работать.
– Эх, – хмурится пациент, глядя, как мы безжалостно режем его одежду. – Жена только что купила брюки.
– Вы раньше были в этой больнице? – спрашиваю его.
– Никогда.
– Ослабленное дыхание слева, – говорит пришедшая на помощь Маша. Что ж, уже лучше.
– Набор для дренирования.
– Холодно, – вздыхает пациент. – Что вы делаете?
– Ввожу дренаж в грудную клетку, чтобы расправить лёгкое.
– У меня лёгкое спалось? – удивляется мужчина.
– Это бывает при травмах. Вам будет легче дышать, – говорит Маша. – Дренажный пакет готов. Кого-нибудь надо поставить в известность?
– Мою жену, Софию.
– Помните номер?
Мужчина морщится.
– Не помню. Он в памяти телефона. Она преподает в колледже информационных технологий.
В это время из соседней палаты входит медсестра и спрашивает, есть ли у нас катетер Фолея. Дверь оказывается открытой, и Крутов смотрит туда. Видит лежащего на столе сына:
– Вася! Васька! Сынок!
– Папа, это ты? – раздаётся в ответ.
– Можете открыть эту дверь? Я хочу его увидеть, – просит пациент. – Я здесь, сынок!
– Промыть физраствором. Салфетки, – командует в другой палате Данила.
– Папа!
– Да? У меня трубка в груди.
– Я вошла. Подключите отсос, – говорю медсестре.
– Со мной всё в порядке. Твоя мама рассердится из-за машины. Я скажу, ты был за рулём, – умудряется шутить отец. – Вася! Будь мужественным.
– Я не боюсь.
– Держись. Будь сильным, – подбодрив сына, мужчина смотрит на меня с надеждой. – Он поправится?
– Он крепкий парень, – отвечаю с лёгкой улыбкой.
– Да, он такой, – заключает отец.
– Сколько выделилось? – спрашиваю у Ирины.
– Кровопотеря минимальна.
– Значит, гемоторакса нет, – делаю вывод.
– Денис Петрович, подпишите согласие на лечение вашего сына, – входит Маша и протягивает бланк.
– Где он?
– На рентгене.
– Почему?
– Ему делают рентген голени. Возможно, потребуется операция.
– Разве нельзя наложить гипс?
– Кость порвала кожу. Суставы не затронуты, такие переломы срастаются.
Денис Петрович размашисто расписывается в документе. Маша забирает его и уходит.
– Вам надо сделать компьютерную томографию головы, – сообщаю пациенту.
– Что это такое?
– Снимок вашего мозга. Обычная процедура после травмы с потерей сознания.
После этого вместе с Марковой везём каталку к лифту.
Двадцать минут спустя мощный пандус вывозит Дениса Петровича из недр аппарата МРТ.
– У меня раньше не было клаустрофобии, – замечает удивлённо.
– Это со многими случается.
– Всё в порядке?
– Неплохо, но снимки должен посмотреть рентгенолог.
– Можно сесть?
– Конечно. Если закружится голова, скажите.
– Мы позвонили в колледж, где работает ваша жена.
– Господи, надеюсь, она не попадёт в аварию по дороге сюда. Я смогу увидеть Васю перед операцией? – спрашивает пациент.
– Это зависит от того, когда хирург её назначит.
– Повреждена ведь только нога?
– Нет, у него травма головы.
– Что вы хотите сказать? – тревожится отец.
– Он ударился головой, как и вы. Состояние стабильное, но мы к таким вещам внимательны.
– Состояние может ухудшиться?
– Всё обойдётся, Денис Петрович.
– Господи, она опять будет винить меня.
– Что?
– Наш первый сын умер от синдрома внезапной смерти. Сейчас ему бы исполнилось 20.
– Мне очень жаль.
– Да, тогда ему было три недели. Я послал жену погулять. Проветриться на пару часов. Ребёнок плакал всю ночь и, наконец, уснул. Я и сам задремал. Не просыпался, пока не услышал крик. Она вернулась и увидела малыша в кроватке мёртвым. Тогда не было электронных няней и прочей техники. Она меня не обвиняла. Но я знаю, что подумала: если бы осталась дома в тот вечер, он был бы жив.
– Этого вы не можете знать наверняка, – говорю мужчине.
После вместе с Марковой (нет, это просто невыносимо!) возвращаем Крутова обратно в наше отделение. Запарка опять такая, что мне самой приходится подобными вещами заниматься. Больше того: оказывается, все палаты заняты.
– Хорошо, я положу вас сюда, пока мы не найдём место, – говорю пациенту, оставляя его в коридоре возле стены.
– Спасибо, – говорит он. Я же мысленно радуюсь, что мне достался такой неприхотливый рабочий человек. Не требует особого ухода, чтобы обязательно предоставили палату, а иначе «буду жаловаться в прокуратуру».
Иду по коридору, надеясь, что у меня будет время передохнуть немного, как вижу: навстречу спешит каталка. Рядом Данила и медсёстры.
– Доктор Печерская, срочно к нам! Кислород падает! – кричит Береговой.
– Сколько? – спрашиваю.
– 74. Он стал засыпать на столе, мы не можем его разбудить. Пульс 50.
Денис Петрович с ужасом наблюдает, как мимо него везут каталку, а на ней… его сын.
– Васька! – кричит мужчина.
Завозим пациента в палату. Я делаю назначения препаратов.
– Трубку номер восемь.
– Давление 90 на 60.
– Вентиляция 100%.
– Аппарат искусственного дыхания. Я вошла. Вентилируйте.
– Вася! Ты слышишь, сынок! – кричит отец из коридора. – Будь сильным. Не сдавайся!
Через некоторое время возвращаюсь в регистратуру и слышу диалог Достоевского с вновь приехавшим Лебедевым.
– Кровь в дефиците. Печерская просит всех сдать кровь, – сообщает Фёдор Иванович.
– Я всегда сдаю, – отвечает Валерий.
– Очень благородно.
– Потерю крови компенсирую алкоголем, – бахвалится Лебедев. Потом видит меня и быстренько, бочком-бочком и уходит.
Получаю результаты МРТ Крутова. Иду к нему.
– Денис Петрович, хорошая новость. У вас нормальная томограмма.
– Понимаю, но эта трубка в груди меня убивает, – жалуется он.
Прошу медсестру дать ему ещё обезболивающего.
– Мы будем наблюдать ещё день или два, а потом удалим дренаж.
– Ладно, скажите, что там у него?
– Временно снизился кислород. Почему неясно. Сейчас 100% после интубации, кома 10 баллов.
– Что это значит? – тревожится отец.
– Возможно, повреждение мозга. Точнее будем знать после сканирования.
– Когда это будет?
– С минуты на минуту.
– Вы Денис Петрович Крутов? – к больному подходит лейтенант из ГАИ.
– Да.
– Как ваши дела?
– Бывало и лучше.
– Мне надо написать отчёт о ДТП. Вы можете рассказать, как это случилось?
– Ну, честно говоря, я не помню. Я взял машину. Мы ехали с сыном. В следующий момент меня вытаскивают санитары. Этот тип появился неоткуда.
– Вы проехали на красный свет, – сообщает полицейский.
– Я никогда так не делаю. Это не моя вина.
– Несколько свидетелей это подтвердили.
Денис Петрович удивлённо смотрит на меня. Но мне-то откуда знать, как там дело было?
Они общаются ещё несколько минут. Заполнив протокол и получив роспись пациента, лейтенант уходит, а Крутов просит отвезти его к сыну. Смотрит на Василия и спрашивает:
– И что же, это кома?
– Да. Только неглубокая. На томограмме нет признаков кровотечения или перелома черепа. Он без сознания, но если хотите с ним поговорить, знайте, что он наверняка вас слышит, – поясняю.
– Сынок, пора просыпаться. Ты готов ехать домой? Открой глаза. Я говорил ему это каждый день, чтобы разбудить в школу. Иногда он не просыпался. Тогда я его щекотал. Сынок. Будь сильным, – Денис Петрович берёт руку сына, прижимает к губам, целует. – Васька, я тебя люблю.
Мне удивительно смотреть на это. Отец мальчика – простой работяга с завода. Знаю этот тип мужчин: они не любят проявлять чувств. Никогда о них не говорят. И вот этот крепкий здоровяк показывает своему сыну столько нежности, да ещё говорит, как сильно любит его. У меня щемит сердце, я стараюсь не смотреть и отхожу подальше, думая о том, что когда сегодня приду домой, не отойду от Олюшки ни на минуту. Так сильно по ней соскучилась.