Свадьба была скромной – не до королевского размаха. Стол не отличался изысканностью, но угостили всех – грибы, да огурцы с картошкой, мочёная морошка и брусника украсят любое торжество. А все равно – душевно погуляли – председатель женится на такой красавице – повезло!
В стране - голодуха и разруха. Молодая советская республика сама себя вытаскивала из руин гражданской войны. Изыскивали любые средства и возможности, чтобы двигаться дальше. Часть капитала разворована. Фабрики и заводы толком не работали. Казна пустовала. Не было хлеба. Толпы беспризорников слонялись по городам и весям. Свирепствовал тиф. Люди гибли сотнями. Европа с интересом наблюдала со стороны за агонией «советов». Захватывающее зрелище, правда? Могучей России больше нет!
Цвет державы покинул границы империи. Изворачивались, как могли: княжны становились белошвейками, инженеры подавали лангет в ресторанах, «графья» распродавали драгоценности – все в тартары… Всем доставалось по делам своим. И богатым, и бедным. Та Россия, полная блеска и величия, на костях человеческих воздвигнутая, канула в лету.
Люди покидали погибающую страну, полные страха и глубокой обиды. Оставшиеся растерянно оглядывались по сторонам. Натворили дел! «Погудели», смахнули накипь, разворотили империю, как осиное гнездо! А теперь надо было учиться жить заново. Они и учились.
Кравцов, Питером рожденный, до кончиков ногтей городской, заводской человек - понятия не имел о крестьянской жизни. А тут надо было постигать науку деревенского уклада вдумчиво и тщательно! Он и не представлял даже, каким тяжким трудом достается народу его хлеб!
Во время войны, проходя с родным полком через южнорусские и украинские села, видел Кравцов аккуратные белые хатки, тучи домашней птицы, неторопливый скот, яблоневые и вишневые сады, золотые пшеничные поля. Солдаты топтали эти поля без жалости, и только казаки, рослые и злые, нет-нет, а вытянут кого-нибудь по худой спине, обтянутой серой шинелью:
- А ну, геть, мужик! Пшел вон с хлебов, голоштанник вшивый!
Сытый казачина считал их, русаков, вторым сортом. Презирал за нищету. Кравцов ненавидел казаков смертной ненавистью, хоть и воевали вместе. Их воинские части соединили под Белореченском. Соединили, но не объединили. Казаки и близко мужиков к себе не подпускали – высшая каста со всякой рванью не водится! Подстегнув горячих своих коней, таких же, как сами казаки, рослых, зубастых, злющих, шли змеистой "лавой", с особым шиком, с оттягом рубя шашками! Свистнул рассеченный воздух - развалился человек напополам!
Рожаки богатого жирной землей края отличались от русских солдат особой выправкой, качеством обмундирования и красивой, влитой посадкой в седле… Им революция не нужна была – против царя идти считалось страшным грехом. Царь дал им все! Кравцов до последнего дня не верил казакам и считал их врагами Советской власти.
Повод не любить большевиков у казаков был. Они жили сыто. В отличие от простых крестьян Новгородской, Тверской, Ярославской губерний. Кравцов был удручен видом деревень, в которые новая власть его направила «для переустройства жизни крестьянства». Убогие хибары, крытые дранкой, а то и соломой. Тощие коровенки, низенькие костлявые клячи, из последних сил тащившие дровни. Грязные деревенские улицы. Селяне, все низенького роста, сутуловатые, невзрачные, с пустыми глазами и реденькими бороденками. Рано постаревшие жены их, пузатые от недоеда ребятишки.
Сверху сыпались бумажным никчемным дождем предписания: хлеба, хлеба, хлеба! А откуда взяться этому хлебу? Здесь, на серой земле и рожь не каждый год родится! Местные держались за счет лесных щедрот, которые удавалось выкрасть из-под носа земского начальства. О «колосящихся нивах» даже не мечтали. Чтобы освободить жалкую полоску под ячмень, людям приходилось корчевать еловый лес, выжигать пни, выбирать из болотистой почвы камни, отвоевывать землю у неласковой природы! О какой пшенице речь? Они, власти, с ума там все посходили?
Горько было осознавать Кравцову: где-то там, под сенью Кремля, засели дилетанты, такие же, как он сам! Обложились директивами и лозунги «на гора» выдают!
Да еще напасть: Каськово считалось «проклятым». Вокруг льет, а у них – ни дождинки! Картошку толком не вырастить. За грибами двадцать верст отмахать надо! Капуста хилая, дряблая – без хруста. О табаке и говорить нечего! Старики, то и дело, с ведрами на кладбище таскаются – могилы самоубийц поливают. Говорят – помогает. Верная примета – хоть одна тучка, да зацепится!
Хорошо, озеро рядом – местные бабы целыми днями воду носят. Таскают, таскают, таскают на свои хилые огороды. Кто оборотистей – раздобыли бочки и возят эти бочки подводами. Но таких мало. Толковой рыбы в озере нет, окунь, да щука. Вода уходит каждую осень. Не озеро, а черти что! Иной год и летом без воды! Пропади пропадом эта деревня, ни пойми, за какие блага здесь народ держится. Сам мучается и его, Кравцова мучает! Чем жить? Как налоги платить? Как от властей отбрехиваться?
А еще новая беда: продразвёрстка. Понаехали строгие товарищи, и давай шерстить людишек! У Григория Лескова, только детишками богатого, обеих коров со двора увели, да жита – тринадцать мешков. Тот воет: у меня девять ртов, люди! А товарищам плевать – у них план. И, то, что Григорию нечем теперь выводок свой кормить, никого не волнует.
Кравцов зубы сжимал, в стороне наблюдая. Лесков – работник старательный, от дела никогда не отлынивал, в коммуну влился сразу же. Радовался, как ребенок, успехам коммуны. Вот только с коровами этими проклятыми ужался, заспорил: жалко ему было на общую ферму скотину отдавать. Кравцов старался мягко убедить мужика: так, мол, лучше! Вон, хлев каменный выстроили, будут твои коровенки лучше барынь жить! Авдотья помогла:
- Григорий, что ты? Тебе одному сена сколько надо косить по буграм, да буеракам? А тут все – артельно возьмутся! Я единственную козу на двор свела, и голова теперь не болит!
- Сравнила козу с коровами! – артачился мужик.
И ведь уговорила – собрался отдавать. Но не успел. Приехали «эти» из города, хуже татей. Григорий бороду по пыли валяет, жена на голове волосы рвет, дети воют… А уполномоченные, носы задрав, дальше по дворам рыскать поехали. Кравцов сзади волочится.
- Больно мал списочек, товарищ! – упрекают еще…
- Так у меня восемьдесят процентов в коммуне, а остальные пока думают! А так мы вам все по предписанию выдали, - оправдывается Кравцов, - больше нет.
- Разговариваете много, - уполномоченный бровки свел, - кулачье выгораживаете! Контрреволюцию разводите!
- Да вы ополоумели! – Кравцов не выдержал, - где вы тут кулаков увидели? С голодухи на людях штаны не держатся!
Уполномоченный, шкура, что-то в блокнотик записал. На Кравцова косо зыркнул и отправился в город. Отчитываться. У Виктора тогда еще мысль мелькнула: надо ждать беды. Но дела и всеобщие проблемы закрутили его. Забыл Кравцов косой взгляд «товарища».
Не разгуляем, почти домашними посиделками свадьба оказалась. Не до гулянок. А куда деваться – Дусенька и так алеет от стыда. Пузо на нос полезло – в законе надо ребенка родить. И не хотели отмечать, да люди уговорили: по-человечески надо Дусю-повитуху в семейную жизнь проводить.
- Не злись, Витенька. Пусть народ немного попоет, поест хоть, - одним словом Авдотья Кравцова успокоила.
Григория с семьей не оставили. Снабдили продуктами: картошками, мукой, овсом – из семенного фонда пришлось взять. Дрова отгрузили.
С молоком туго получалось. Кравцов в Тихвин собрался ехать на поклон: пусть местное молочное хозяйство выдаст голов пятьдесят на развод по бригадному подряду. Ферму-то отстроили образцово-показательную. Если дело пойдет – вернут долг сторицей, отборными телками.
Авдотья подсказала, умная голова! И ведь пойдет дело: сами сыты и славу себе заработают! Хоть бы сладилось!
Кравцов как думал: Дуся будет ему отдушиной в его сегодняшней сумасшедшей житухе, от которой порой плакать хочется. А она, умница, органично и незаметно стала частью этой жизни. Не давила, не нависала, не спорила: рассуждала здраво, со знанием дела.
- Витенька, ты не загоняй мужиков в коммуну насильно. Ты уговаривай добром. Посули сытость, ребятишкам организуй обеды. Не жалей – регулярно стол накрывай. Сколоти длинный стол во дворе и лавки. Я буду им кашу подавать, постным маслом сдобренную. А потом мелкие поручения давай им: воду таскать на общественный огород, гряды полоть. Не успеешь оглянуться – батьки потянутся, а там и бабы.
-Да где мы крупы наскребем, Дуся?
- Наскребем немного, я уж посчитала, сколь надо.
И ведь получилось! Через месяц в коммуне работали и мужики. С осени Кравцов, отделив семенной фонд и запас на провиант, распределил урожай между работниками. И пошло дело!
Дуся не забывала похвалить мужа:
- Это ты хорошо придумал с развалинами: такого знатного качества кирпич без дела валялся! А теперь какие помешшения отстроены: любо-дорого! Ты из города начальство пригласи – пусть полюбуются! Тепло, светло, сухо! Сто голов отборных телок содержать можно. Дак, пускай пригонят нам телочек на расплод! Я слыхала, в Тихвине ферма образцовая осталась, отчего не поделиться? Сена, Слава Богу, в этом году достаточно. Управимся! Зато обернемся живо!
Что бы он без Дуси делал? Куда ему…
Она так рада была, когда почувствовала, что беременная. Заволновалась, конечно – невенчанные! А теперь спокойна. Сидит рядышком: довольная, что получилась свадьба, как у людей. И угощение, и наряд. Накануне из сундука достала штуку беленого льна (бабка Лукерья хранила до лучших времен), за вечер платье скроила, синими цветами по вороту вышила, поясок голубенький приладила. Фату постеснялась мастерить – грех, людей смешить, с животом, да фатой прикрываться. И вышло так, что красивее невесты Кравцов в жизни не видел! Он до сих пор не мог поверить: ему, да такое богатство! И даже не в красоте дело. Авдотья родной стала. Будто бы из его, Кравцова, плоти ее вылепили.
Они думали одинаково. Дышали в унисон. У них даже мечты одинаковые были!
Виктор часто говорил Дусе:
- Вот построят новую жизнь и… Изобретут искусственный дождь и искусственное солнце. А может, над полями протянут специальные крыши: везде зима будет, а у них внутри – лето. Как в оранжерее питерской, где даже пальмы растут! Насадят яблоневых садов, персики и виноград. Пшеницу высшего сорта! Гусей, всяких там павлинов и цесарок! Каждому мужику – лошадь сытую, донской породы! И карету золоченую на дутых шинах! Замостят дороги, каменные дома в три этажа построят. Инженеров и агрономов пригласят. Уж поедут к ним, на такой курорт! Никогда больше не будет голода на их земле, а дети родятся здоровыми и красивыми!
- Еще бы больницу отстроить для баб, - мечтала Дуся, - чтобы дети рождались здоровыми, а бабы не помирали. А мне учиться бы на фельдшера!
Кравцов целовал ее в щеки, в лоб, в губы и клятвенно обещал, что все-все исполнит! Да он горы свернет для своей Дуси и всего мирового обездоленного народа.
Нужно только немного потерпеть…
Автор: Анна Лебедева