Глава 52
В кабинете главврача, помимо самого Вежновца, который здоровается сквозь зубы и смотрит на меня, стараясь казаться равнодушным, меня встречает ещё один мужчина. Узнаю его (Данила показывал фотографию) – это юрист нашей клиники и друг Берегового Дмитрий Геннадьевич Шаповалов. Он встречает меня радушно, приглашает присесть напротив. Вдвоём размешаемся за столом для совещаний, Вежновец остаётся в своём кресле.
– Мне нужен адвокат? – спрашиваю чуть иронично.
– Нисколько, – отвечает Шаповалов. – У нас тут доверительная беседа, а не допрос. Мы хотим лишь разобраться в причинах.
– Хорошо.
– Вы начали оперировать Кондрата Олеговича Коваленко в 17:17?
– Так написано в карте. Да.
– А на подготовку вы отправили его в 14:15?
– Примерно, да.
– Собираясь оперировать в течение часа?
– Собираясь оперировать сразу же.
– Но не стали. Вы не оперировали Кондрата Олеговича ещё три часа.
– Да.
– Почему?
– Был срочный вызов. 14-летний парень с опасным для жизни ранением. Я занялась им.
– И вы смогли спасти его? – спрашивает юрист.
– Нет.
– Это Михаил Нестеров. Вы знали его?
– Нет.
– То есть о том, что вы спасаете жизнь племяннику доктора Заславского, вы узнали…
– …Когда Валерьян Эдуардович пришёл спасать мальчика, – продолжаю за юриста.
– Дмитрий Геннадьевич, вы увлеклись, – говорит Вежновец. – Это ничего не доказывает, и два случая никак не связаны.
– Возможно, – философски замечает юрист. – Значит, смерть племянника доктора Заславского расстроила вас?
– Конечно.
– И надолго?
– Не знаю.
– Потерять мальчика коллеги, с которым вы очень дружны, который однажды спас вам жизнь. Наверное, вы были потрясены?
– Это вопрос?
– Вы были потрясены?
– В тот момент да.
– Настолько потрясены, что думали об этом, оперируя Кондрата Олеговича? Не так ли, доктор Печерская?
– Нет.
– Но Кондрата Олеговича нужно было срочно оперировать, не так ли?
– Смотря что значит «срочно».
– То есть в тот же день?
– В течение суток, – уточняю и думаю о том, что хоть и сказал Береговой, что юрист этот его друг, но ощущение, что меня вызвали на допрос к следователю. Причём такому, который всё делает скрупулёзно, дотошно вникая во все детали.
– А эндоскопия самый быстрый способ, верно?
– Среди прочих плюсов.
– Значит, так вам было удобнее?
– Моё мнение, как врача, основывается на том, как будет лучше пациенту. Выздоровление, операция…
– Я повторю. Может, вы не расслышали. При вашем графике работы вам было проще сделать эндоскопию, чем открытую операцию?
– Конечно, но...
– Спасибо. Сколько времени длится эндоскопия?
– Мой график никак не связан с моим советом Кондрату Олеговичу.
– Это не ответ. Доктор Печерская, сколько времени занимает процедура эндоскопии?
– Около часа.
– Но эндоскопическая дискэктомия заняла 42 минуты, верно?
– Я не знаю, нужно заглянуть в отчёт.
– Если в нем будет написано, что вы пробовали с Коваленко меньше 45 минут, вы со мной согласитесь?
– Возможно.
– У вас есть причины сомневаться в точности отчёта?
– Нет.
– Вас удивит то, что из 87 дискэктомий, проведённых в нашей клинике с начала года, самая короткая длилась 54 минуты, на 12 минут дольше, чем с пациентов Коваленко.
– Дмитрий Геннадьевич, вас опять уносит в какие-то дебри, – замечает Вежновец.
– Следующий вопрос. Вы знали, что ваша самая быстрая процедура длилась на 12 минут дольше, чем операция Коваленко?
– Теперь знаю.
– Вы не засекаете время?
– Это не гонка.
– Медсестра напомнила вам, что уже без десяти шесть, пока вы оперировали Коваленко.
– Да.
– Зачем вам это было нужно?
– Чтобы не отстать от графика.
– Что у вас было намечено после операции?
– Личные дела.
– Они были важнее того, чем вы занимались?
– Нет, и мне противен этот вывод, – замечаю зло, прищурив глаза. Нет, Данила у меня точно получит за этого «друга»!
– Какой вывод? – ядовито интересуется юрист.
– Что я торопилась закончить с Коваленко в угоду своим личным делам.
– Вы торопились? Медсестра напомнила вам о времени, потому что вам нужно было уйти в шесть?
Молчу. Надоело отвечать дважды на одно и то же.
– Иван Валерьевич, вы не против, если мы побеседуем с Эллиной Родионовной наедине? – вдруг спрашивает юрист. Вежновец поднимает брови. Мол, что за причуда такая? Спрашивает нервно:
– Мне что, выйти?
– Нет, мы поговорим в конференц-зале. Вы не против?
– Нет, – бросает главврач.
Дмитрий Геннадьевич приглашает меня последовать за ним. Когда дверь в конференц-зал закрывается, он улыбается мне (как человека порой преображает улыбка!) и говорит:
– Элли… разрешите вас так называть?
– Попробуйте, – отвечаю недоверчиво.
– Меня Данила предупредил, что вы с ним большие друзья. Мы с ним тоже хорошо знакомы. Простите, что я так веду себя при главвраче. Но у него не должно быть даже намёка, что я на вашей стороне, понимаете?
– Не совсем.
– Вежновец потребовал, чтобы я сделал всё, чтобы вас, простите за такое слово… утопить, – признаётся Шаповалов тихим голосом.
Внутри мгновенно взметается злость. Ну, Иван Валерьевич, плешивый чёрт!
– Причины такого поручения вам известны? – спрашиваю юриста.
– Нет, и знать не хочу. Данила сказал: Элли – мой друг. Делай что хочешь, Дима, но чтобы ни один чиновник или силовик к ней близко не подобрался. Не волнуйтесь, так и будет. Я ознакомился со всеми материалами и убедился: вы в случившемся не виноваты.
– Кто же тогда? – спрашиваю кисло. Приятно, конечно, что Данила и Дмитрий Геннадьевич на моей стороне. Только слов поддержки тут явно будет маловато.
– Тот, кто оперировал пациента после того, как вы ушли.
– Доктор Звягинцев?! Пётр Андреевич? – спрашиваю поражённо.
– Мне ещё нужно кое в чём разобраться, и я прошу в этом помочь. Но думаю, что да.
– Так ведь я всю основную работу сделала до него. Ему оставалось только зашить…
– Ну, вы же знаете: в хирургии мелочей не бывает.
– Да, вы правы. Только Звягинцев… он же опытный, почему такое?
Юрист осматривается, будто нас кто-то может здесь подслушать.
– Вы знаете, какая девичья фамилия у его матушки?
– Нет. Она-то здесь… – начинаю, но Дмитрий Геннадьевич меня перебивает.
– Её фамилия Вежновец.
Хлопаю глазами.
– Да-да. Дмитрий Геннадьевич Звягинцев по матери – Вежновец. Он родной племянник старшей сестры нашего главврача. Так что со всей определённостью можно сказать: доктор Звягинцев у нас тут типичный представитель блатного сословия. Вы с таким наверняка сталкивались. Когда берут на работу благодаря родственным связям.
– Знакомо, – киваю. – Но погодите. Он ведь показал себя с хорошей стороны.
– Да, только дискэктомий никогда не делал. Я читал его личное дело, потом общался кое с кем из работавших вместе со Звягинцевым на его прежней работе. Мнения о нём там, кстати сказать, невысокого. Да и учился Пётр Андреевич посредственно. Если бы не дядюшка, вероятно, и диплом бы получить не смог. Но тот буквально за шкирку вытащил племянника из вуза.
– Почему он мне не сказал, что не знает о дискэктомии?!
– Репутация дороже, – усмехается юрист.
– Мне конец… – делаю печальный вывод. – Вежновец теперь всё на меня свалит.
– Прорвёмся, Элли, – ласково треплет меня по плечу юрист. – И не из таких передряг удавалось выбраться.
Вздыхаю.
– Посмотрим.
После возвращаемся в кабинет. Шаповалов задаёт ещё несколько вопросов, после говорит, что мы закончили. Вежновец отпускает.
Возвращаюсь в отделение. Точнее, в кабинет МРТ, поскольку туда привезли Камиллу. В смотровой изучаю снимки. Вижу жидкость в верхней челюстной пазухе, но трещины нет. Пока занимаюсь этим, входит капитан Рубанов. Вопросительно смотрю на него. Здоровается и говорит:
– Я не к вам, к той девушке, – показывает на Камиллу рядом с аппаратом МРТ.
– Вас администратор вызвал? Достоевский?
– Да. Он сообщил о случае избиения несовершеннолетней.
– Хорошо, – говорю и включаю громкую связь. – Камилла, полицейскому нужно поговорить с тобой.
– Нет! Ни за что. Я же сказала, что ничего не знаю! – вскрикивает девушка.
Ну, что же, теперь пусть Рубанов выясняет все обстоятельства.
Собираюсь пойти к себе, но вдруг звонок. Опять срочно требуют к Вежновцу. Да что это такое?!
Поднимаюсь на административный этаж, и сразу замираю: возле конференц-зала в инвалидной коляске сидит Кондрат Олегович, рядом с ним какой-то представительный господин. У него портфель в руках. Догадываюсь: адвокат. Пока стою, соображая, как мне поступить дальше, подходит Шаповалов.
– Что он здесь делает? – киваю на Коваленко.
– Это его дело, он имеет право быть здесь, как и вы имеете право участвовать в наших делах, – спокойно отвечает юрист.
– Нас не предупредили.
– Его привезли, чтобы вы нервничали. Это наверняка Вежновец постарался. Забудьте о нём. Я про Коваленко.
– Забыть о нем? – поражаюсь идее.
– Просто отвечайте на вопросы. Спокойно и методично.
– Мы готовы продолжать, Дмитрий Геннадьевич? – из конференц-зала выглядывает главврач. Вид у него нетерпеливый. «Спешит разделаться со мной поскорее и выгородить своего племянника», – понимаю его ускоренные телодвижения.
– Да, – отвечает юрист.
Собираюсь с силой духа и иду в конференц-зал. Но ощущение, словно на Голгофу. Перед самой дверью вдруг выходит Вежновец и просит зайти к нему в кабинет на пару слов. Соглашаюсь («Торговаться будет, не поддавайтесь», – шепчет мне юрист на ходу), и вскоре оказываюсь в знакомом помещении.
– Эллина Родионовна, вы оперировали Коваленко вместе с доктором Звягинцевым. Так?
– Да.
– Хм… у меня к вам большая просьба. Если во время разбирательства возникнут упоминания Петра Андреевича, то я вас очень прошу…
– Прикрыть вашего племянника? – заканчиваю вопрос за Вежновца.
Он резко вскидывает голову, смотрит на меня удивлённо, потом кривит рот в улыбке:
– Ну, раз вам всё известно, тогда, полагаю, вы пойдёте мне навстречу?
– Нет, – отвечаю уверенно.
– Подумайте ещё раз, доктор Печерская, – голос главврача становится злым. – Мне ведь ничего не стоит сделать так, чтобы в случившемся обвили вас одну. Тогда вы лишитесь работы не только в нашей клинике, но и…
– Полагаю, мы закончили, – прерываю Вежновца, вставая. – Я буду говорить то, что считаю нужным.
Главврач, покрываясь алыми пятнами от ярости, шипит:
– Вы сделали свой выбор, Печерская!
Вскоре я в конференц-хале отвечаю на новый поток вопросов. Теперь их задаёт юрист пациента.
– Как, по-вашему, почему спинномозговая грыжа перекрыла приток крови к позвоночнику господина Коваленко?
– Утечка спинно-мозговой жидкости из твёрдой оболочки позвоночного канала.
– То есть, вы могли проткнуть оболочку во время процедуры?
– Нет, не могла.
– Тогда кто же это мог сделать?
– Доктор Пётр Андреевич Звягинцев. Он заканчивал операцию.
– То есть вы об этом не знали?
– Нет.
– Анестезиологу это было очевидно.
– Протестую. Умозаключение, – заявляет наш юрист.
– Согласно отчёта об операции, анестезиолог указал вам на утечку жидкости в месте внедрения без десяти шесть. Так?
– Нет.
– Без десяти шесть, так в отчёте сказано. Получается, документ врёт?
– Нет. Коллега указал мне на жидкость.
– Теперь мы знаем, что это была спинно-мозговая жидкость.
– Нет.
– Что это могло быть?
– Солевой раствор.
– Но вы не поняли, что анестезиолог имел в виду спинно-мозговую жидкость?
– Да.
– Хорошо. Как вы убедились, что это не она?
– Я откачала промывочный солевой раствор и не увидела притока спинномозговой жидкости.
– Вы смотрели?
– Нельзя оперировать, не глядя.
– Просто было без десяти шесть. Вы торопились…
– Протестую, – снова заявил Шаповалов. – Задавайте вопрос.
– Вы тщательно осмотрели место операции, чтобы удостовериться, что нет утечки жидкости? – продолжил адвокат пациента.
– Иногда её бывает так мало, что просто не заметишь.
– Тем не менее, вы всё тщательно проверили?
– Такова процедура.
– И вы следовали ей, проведя тщательный осмотр конкретно на предмет утечки спинно-мозговой жидкости перед тем, как закончить операцию?
– Да.
Через пару часов, когда заканчивается эта пытка (адвокат пациента всё пытался перефразировать одни и те же вопросы, подходил с разных сторон, чтобы поймать меня на несоответствиях), иду в отделение. Собираюсь отправиться домой, поскольку рабочий день уже закончился – осталось минут пять, и я задерживаться не стану. Пока переодеваюсь, заглядывает Данила.
– Элли, как всё прошло? Слышал, тебя вызывали на допрос.
– На беседу, – уточняю.
– Ну, как там было?
– Ужасно.
– Что случилось? Что? Что такое? – видит, я почти плачу.
– Мне стыдно.
– Почему? Ты солгала? Нарушила что-то?
– Нет, мне стыдно не за себя. За коллегу.
– За Звягинцева? Так это он виноват?
– Да, но ты знаешь, чей он родственник?
Данила мотает головой.
– Он родной племянник Вежновца.
Береговой удивлённо свистит:
– Ничего себе!
– Да и я хороша. Торопилась и не проверила всё. Этот человек уже никогда не будет ходить, потому что я торопилась уйти с работы. И я даже не смогла взять на себя ответственность. Я давала клятву и солгала, чтобы спасти себя.
– Успокойся, Элли. Шаповалов поможет во всём разобраться. Он очень хороший юрист.
– Ещё Вежновец просил не упоминать его племянника во время разбирательства, иначе он меня уволит.
– А ты?
– Я не послушалась.
Данила подходит ко мне, обнимает:
– Держись, Бэмби. Мы тебя в обиду не дадим.