Мерцало и подрагивало пламя факелов на тёмных стенах и в руках шести фигур в чёрных капюшонах. Посреди огромного зала в окружении чёрных свечей возвышался алтарь, на котором мерцали бока золотой чаши. Но не к ней были прикованы взгляды всех присутствующих. Рядом с алтарём стояла совершенно обнажённая женщина с распущенными волосами, мягкими волнами спадающими по мраморно-белым плечам. Если бы не чёрная маска на лице, она была бы похожа на скульптуру Афродиты, недавно установленную в парке Версаля. Не смотря на то, что воздух в зале был холодным и влажным, женщина держалась так свободно, словно холод не доставлял ей ни малейшего неудобства.
Две фигуры в чёрных плащах взяли её под руки и уложили на алтарь. Третья, с факелом в руке, остановилась у изголовья. Куда-то ввысь, где темнота скрывала высокие своды, полетели слова то ли непонятной молитвы, то ли заклятия, которым начал вторить пронзительный детский крик. В руках фигуры с факелом сверкнуло лезвие клинка, а чьи-то другие услужливые руки протянули младенца, и на пальце одной из рук сверкнул красным камнем большой перстень. Клинок вонзился в крошечное тельце, и в поднесённую чашу хлынула кровь. Голос, произносящий заклятие, зазвучал громче и вдруг резко оборвался, но эхо, отразившись от невидимого купола, ещё какое-то время повторяло странные слова над алтарём.
Чаша с кровью оказалась в руках владельца красного перстня, и он трижды обошёл вокруг алтаря, окропляя его и лежащую на нём женщину кровью. Две фигуры приблизились, помогли женщине подняться и встать на алтарь. Запрокинув голову, она сдёрнула маску, опустила руки в протянутую ей чашу, провела пальцами по лицу и обнажённому телу и торжествующе закричала.
***
Двор возвращался в Версаль. Король, потерявший голову от прелестей прекрасной мадемуазель де Лавальер, решил, что бал в её честь непременно должен состояться в любимой резиденции его отца. По приказу короля дворец расширили и украсили, а парк был доведён до совершенства и украшен многочисленными скульптурами, скрывающимися в тени ветвей.
Первый бал в Версале должен был начаться с «Мерлезонского балета», постановкой которого Людовик ХIV решил отдать дань уважения своему предшественнику, который и написал балет. Король, по примеру отца, не захотел ограничиваться ролью зрителя, но принять участие в постановке, тем более, что он очень любил танцевать. Лучшие портные шили пышные костюмы, декорации для каждого действия расписывались самыми известными художниками.
Придворные уже собрались в бальном зале в ожидании представления и перешёптывались, обсуждая слишком откровенный наряд прекрасной Атенаис де Рошешуар. Открытое декольте лифа её платья словно кричало о том, что она мечтает занять место мадемуазель де Лавальер. Ни для кого не было секретом, что король потерял голову от любви, но остывал он так же быстро как и влюблялся. Тем более, если в выборе новой возлюбленной королю помогали не только женские прелести, но и потусторонние силы. «Но кто в наше время, – думала Атенаис, обмахиваясь веером, украшенным изысканной золотой вышивкой, – кто не пользуется услугами магов, колдунов и ведьм? И если действовать наверняка, то лучше обращаться напрямую к тем, кто куда могущественней слабых и малодушных людишек».
Распорядитель бала в пышном напудренном парике, которые не так давно вошли в моду, трижды ударил жезлом в пол и громко объявил:
– Мерлезонский балет! Действие первое! «Фламандцы»!
Шёпот в зале стих, скрипач отбил такт палочкой, и зазвучала музыка. И вот уже король, отправившийся на охоту, встречает фламадцев в пёстрых шляпах с плюмажем, а хитрый дрозд в длинноносой маске дразнит королевскую свиту, обещая хорошую охоту.
Действие завершилось. Танцоры, постукивая каблуками танцевальных туфель, удалились для смены костюмов.
Король пребывал в прекрасном расположении духа. Забава доставляла ему огромное удовольствие. Пока меняли декорации, он уединился с Луизой в небольшом будуаре, дверь в который была задрапирована тяжёлым бархатом и казалась частью декора комнаты, в которой король должен был сменить костюм. Увлекая возлюбленную в глубь будуара, король не обратил внимания, что дверь за его спиной приоткрылась, и рука с красным перстнем на пальце аккуратно поставила на столик вазу с фруктами. Нежно обнимая Луизу за талию одной рукой, другой король отщипнул несколько ягод винограда, небрежно отправил их в рот и вдруг захрипел, побледнел и упал навзничь у ног фаворитки. Луиза вскрикнула. Неужели король отравлен? Фрукты! Но ей никто не поверит, ведь рядом с королём больше никого не было в минуту смерти. Она в отчаянии отщипнула три спелые виноградины и, зажмурившись, отправила в рот. Последнее, что увидела Луиза, – растворяющееся в воздухе тело короля.
***
– Ваши молитвы услышаны! – раздался тихий голос за спиной блистательной мадемуазель де Рошешуар.
Она не обернулась, лишь опустила глаза и прикрыла веером торжествующую улыбку.
– Действие второе! «Пажи»! – громко объявил распорядитель и снова трижды ударил жезлом.
Король в роли одного из пажей игриво изображал затейливые па, то и дело поглядывая на Атенаис.
Двор недоуменно перешёптывался. Прекрасная хромоножка де Лавальер, в честь которой был устроен бал, на этом самом балу вдруг исчезла, а король явно интересуется мадемуазель де Рошешуар. Означает ли это, что у его величества появится новая фаворитка?
***
– А, батюшки! Да откель вы, такие, будете? – Авдотья, баба заполошная, но не злобливая, всплеснув руками, с жалостью рассматривала чудную пару в исподнем.
Лысый мужик в узких белых портках (срамота-то!) в одной руке держал какой-то странный пучок волос, а другой прижимал к себе испуганную барышню. А барышня-то, барышня! Сарафан диковинный, сиськи наружу торчат.
Чудные с ужасом озирались, словно ожидали, что из какой-нибудь избы на них вот-вот выскочит чудовище. Однако чудовище не появилось. Вместо него откуда-то выскочила маленькая лохматая собачонка и яростно залаяла на чужаков.
Барышня тоненько всхлипнула. Авдотья цыкнула на собачонку и громко крикнула в сторону ближайшей избы:
– Евсей! А, Евсей!
Из-за угла, прихрамывая, вышел широкоплечий бородатый мужик и, увидев чужаков, встал столбом.
Мужик в белых портках при виде Евсея тоненько по-бабски взвизгнул. Барышня побледнела ещё сильнее и упала без чувств.
– Как есть болезные! – снова всплеснула руками Авдотья.
Евсей, почесав бороду, обошёл вокруг чужаков.
– Бабу-то подыми свою, – обратился он к чудному. – Застудится ишшо. Только снег сошёл, земля не прогретая.
Мужик в белых портках с ужасом посмотрел на Евсея, перевёл взгляд на свою руку с комком волос в ней, кое-как расправил комок и натянул на голову.
– Шапка, что ль? – подивилась Авдотья.
А чудной упал на колени перед барышней и что-то залепетал на тарабарском наречии. Барышня открыла глаза, обвела взглядом верхушки деревьев, села и вдруг, зажмурившись, пронзительно завизжала.
– Да не голоси, не голоси, – Евсей наклонился над барышней и попытался её поднять.
Раздался ещё более пронзительный визг. Евсей отшатнулся. Теперь визжал мужик в белых портках.
– За батюшкой идти надо, – Авдотья деловито подтянула концы платка под подбородком, – за отцом Онуфрием, – и она решительно зашагала в сторону церкви неподалёку.
Вскоре она вернулась в сопровождении батюшки, по дороге торопливо рассказывая ему о том, что случилось.
Чудные, уже переставшие визжать, с ужасом уставились на огромную фигуру отца Онуфрия в чёрной рясе.
Батюшка обошёл вокруг чудаков, оглядел их и вынес свой приговор:
– Одержимые. Видал я таких. Разденутся догола, бегают, орут не по-нашенски. Ведите в храм, отмаливать будем. Да осторожно, чтоб в буйство не впали!
Меж тем вокруг чужаков собрался народ. Бабы хихикали стыдливо в уголок платка, мужики смеялись в голос. Однако, услышав веление батюшки, смеяться все перестали. Мужики аккуратно взяли под белы рученьки чудных, но те снова завизжали и начали отбиваться. Получалось у них это плохо, но барышня тяпнула за руку Евсея.
– У, змеюка! – Евсей не зло, а скорее, удивлённо посмотрел на место укуса и обратился к мужикам, – Братцы, вязать надо!
Вскоре связанные бесноватые были доставлены в храм и поставлены прямо посередине. Прихожане выстроились у стен, чтобы не мешать батюшке гонять бесов.
Отец Онуфрий, ни разу до этого бесов не гонявший, вооружился святой водой, перебрал в голове все молитвы и решил начать с «Отче наш», справедливо рассудив, что бесы любой молитвы устрашатся.
Осенив крестом притихших бесноватых, он хорошенько окропил их святой водой. Они вдруг задрожали, затряслись и начали таять в воздухе. Упали на пол верёвки, а чудные исчезли, как не было.
В храме воцарилась такая тишина, что все услышали, как жужжит недавно проснувшаяся после зимней стужи муха.
Отец Онуфрий, ещё раз окропив верёвки святой водой, громогласно объявил:
– Не бесноватые это были, а бесы! Убоялись они слова Божьего да святой воды, убрались восвояси! Помолимся же Господу нашему, возблагодарим его за то, что надоумил нас, как справиться с нечистыми!
***
– Действие третье! «Лотарингцы»! – объявил распорядитель и снова трижды стукнул жезлом.
Зазвучала музыка, танцоры торжественно вышли в зал. Король хоть и был слегка бледен, однако лицо его выражало полный восторг от происходящего. Он то и дело поглядывал то на мадемуазель де Лавальер, то на прекрасную Атенаис.
А по длинному коридору дворца стража уводила человека со связанными за спиной руками и мешком на голове, чтобы как можно быстрее по приказу короля заменить мешок на железную маску.
Автор: Irynne
Источник: https://litclubbs.ru/duel/2339-merlezonskii-balet.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
