В промежутке между «Чапаевым» и «Неуловимыми мстителями» главным фильмом советских мальчишек, вероятно, следует признать «Последний дюйм».
Среди любителей советского кино он едва ли нуждается в представлении. Многим памятна эта суровая драма взросления, слитая с напряжённым триллером.
Одномоторный самолёт на пустынном пляже посреди сотен километров безлюдья. Отец и сын с их сложными отношениями. Море, полное акул. Завет: «Ничего не бойся, когда ты один». Шум прибоя и божественный голос Михаила Рыбы вынимает душу грозовыми словами: «Тяжёлым басом гремит фугас, ударил фонтан огня…» И мальчику необходимо сделать невозможное…
Трудно поверить, но эту легенду сняли два дебютанта в игровом кино, два вчерашних «научпоповца» — Теодор Вульфович и Никита Курихин. Причём по сценарию ещё одного «научпоповца» Леонида Белокурова, для которого это тоже был своего рода дебют: прежде он писал сценарии к научно-популярным фильмам и только однажды, в молодости, принимал участие в создании сценария художественного фильма.
Как родилась идея «Последнего дюйма» и как он достался «команде дебютантов» — мне, к сожалению, выяснить не удалось. Вульфович в своей автобиографической книге «Моё неснятое кино» представляет дело так, что это была их с Курихиным инициатива:
«Когда мы активно начали пробивать идею создания фильма «Последний дюйм», нас сразу решили огорошить вопросом «в лоб»:
— Где это вы возьмете акул?
У нас любят — «в лоб» и «наповал»…»
Но в другом месте он пишет:
«Мы были варяги, приглашенные на киностудию «ЛЕНФИЛЬМ», чтобы снять один, мало кому нужный тогда фильм под названием «Последний дюйм»».
Вообще-то, на «никому не нужный» фильм дефицитную цветную плёнку никто бы не выделил… Ну вот что мешало ясно написать, как всё происходило?
Каюсь, полностью прочесть его книгу воспоминаний у меня рука не поднимается. Не идёт. Как открою — становлюсь антисемитом. Потому что Вульфович, хотя и ввёл в название книги кино, о нём почти не пишет. Он пишет преимущественно о евреях, пострадавших от советского режима.
Персоны-то интересные, тут претензий нет. Оператор Самуил Рубашкин, работавший с Вульфовичем и Курихиным, безымянный еврей — подпольный мастер, как сказали бы сейчас, по спецэффектам, тот же Эдвард Радзинский, по пьесе которого Вульфович поставил фильм «Улица Ньютона, 1»… Но они представлены больше как страдальцы, чем творческие личности.
А вот как снимал Рубашкин? Как оставшийся безымянным гений изготавливал подвижные макеты акул для «Последнего дюйма»? Ну ладно, насчёт этого мастера Вульфович и сам ничего не знал. Проблема-то не в этом.
Проблема в том, что о Курихине — своём соавторе и, уверен, друге — Вульфович упомянул за всю книгу только семь или восемь раз. Это мне подсказало волшебное сочетание клавиш «Ctrl+F».
Что же получается: раз не еврей и от режима не пострадал, так и писать не о чем?
Впрочем, в упрёках нет смысла. Уже двадцать лет как некого спросить: «Ну почему вы, Теодор Юрьевич, так мало рассказали о человеке, который несколько лет трудился с вами, наверняка был вашим другом?
Ведь это же ваши слова: «Эрнест Хемингуэй был одним из первейших авторитетов нашей молодости, и я не был оригиналом, всегда помнил его строгое наставление: собирайте, мол, своих современников, а не тех, которые уже и без вас знамениты. Да и не по карману они вам будут — знаменитые — что-то в этом роде было у Хемингуэя».
Так почему же Курихин не попал у вас в число современников, достойных «собирания»? Тем более, когда вы это писали, Курихина уже не было в живых, и кто, кроме вас, мог рассказать о целом этапе в его жизни?»
Пустое. Некого уже спрашивать. Пусть лучше Вульфович останется просто режиссёром и фронтовиком, который вернулся с тремя орденами Отечественной войны, орденом Красной звезды, медалями «За освобождение Праги», «За взятие Берлина» и «За победу над Германией».
Люди уходят и уносят свои тайны. Но остаются их дела, их самые верные памятники — книги и фильмы. И мы можем читать, смотреть, думать…
В среде «либеральных» кинокритиков и прочей околокультурной братии феноменальный успех «Последнего дюйма» принято объяснять его «американскостью», «непохожестью» на советское кино и «серые советские будни». Теми же словами объясняют всенародную любовь к «Человеку-амфибии» и вообще любому мало-мальски известному фильму на зарубежную тематику.
С действительностью эти бредни не соотносятся никак. Во-первых советский зритель послевоенного времени видел много иностранных фильмов — и трофейных, и союзнических.
Во-вторых, своё кино и свои темы для наших людей обладали всё же куда большей притягательностью, чем хотелось бы признать хулителям той эпохи. По сведениям «Аргументов и фактов», «Последний дюйм», выйдя на экраны в 1959 году, собрал 25 миллионов зрителей, заметно уступив «Чрезвычайному происшествию» (47,5 млн.), «Ивану Бровкину на целине» (44,8 млн.), «Судьбе человека» (39,3 млн.), «Балладе о солдате» (30,1 млн. зрителей).
Другое дело, что фильм был всё же превосходный и заслуженно врезался в память поколения. В последующие годы его тоже смотрели охотно, а в наши дни «Последний дюйм» и вовсе стал одним из особых символов потерянного прошлого, которые объединяют последних динозавров — вымирающее поколение людей, заставших СССР.
Значит, как-то удалось дебютантам добиться чего-то непостижимого, выходящего за рамки анализа, что превращает простую, в сущности, историю, в эпос, отражающий дух и умонастроения, тревоги и надежды века.
Каких-то особых визуальных изысков тут нет, преобладает классическая кинематография, как раз отточенная до совершенства в 50-х годах, с её картинным построением кадра.
Впрочем, есть сцена бреда Бена Энсли, который теряет сознание в момент, когда особенно нужен сыну, сидящему за штурвалом. Есть искусственные акулы и подвижная камера — она встречает нас роскошной «прогулкой» по бару у взлётного поля, когда в первый раз звучит песня Бена Энсли в неподражаемом исполнении баса профундо Михаила Рыбы.
Но главное, конечно, в другом.
Считается, что Курихин и Вульфович впоследствии так и не смогли превзойти свой потрясающий дебют. По меньшей мере, в отношении Курихина это не вполне верно. Если вдуматься, его военные фильмы, сделанные в соавторстве с Менакером, и глубже, и совершеннее.
«Жаворонок» — тоже, по сути, приключенческая лента — отличается большей динамичностью, драматическим накалом и богатством характеров. «Не забудь… станция Луговая» — настоящий психологический шедевр. Но обе эти картины со временем оказались в тени других, ещё более великолепных фильмов о войне.
А у «Последнего дюйма» не оказалось такого количества достойных «конкурентов». Лишь «Неуловимые мстители» смогли сбросить его с пьедестала и стать главным «детским боевиком» до самого заката советской эпохи.
Сказалась, должно быть, и удача, которая свела в нужное время и в нужном месте плеяду талантов: от Олдриджа до 12-летнего Славы Муратова, который чрезвычайно убедительно сыграл роль мальчика Дэви.
И ещё у «Последнего дюйма» была роскошная песня. Всё-таки недаром говорят, что хороший саундтрек — это половина успеха фильма. Разве без тягучего и грозного «Тяжёлого баса» смотрелся бы настолько завораживающе эпизод, в котором Дэви тащит отца к самолёту? Ритмически выверенный монтаж превращает изображение в этакую визуальную поэму, которой можно наслаждаться, как красотой гомеровского стиха.
А ещё, уверен, в успехе «Последнего дюйма» не последнюю роль сыграла вечно актуальная тема отцов и детей. Примечательно, что оба ранних фильма Курихина и Вульфовича посвящены связи поколений.
И именно сейчас, когда я подумал об этом, мне стал ясен смысл странного названия их следующего фильма «Мост перейти нельзя», о котором мы говорили в прошлой статье. Экранизация пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжёра» рассказывает о трагическом разрыве поколений. Отец и сыновья не в силах «навести мост» между собой, хотя, казалось бы, у них налицо общая и весьма насущная проблема: деньги.
В «Последнем дюйме» погоня за долларом рвёт связь между стареющим лётчиком Беном Энсли и его сыном Дэви. Мальчик мешает отцу, отвлекает от заработков. Но происшествие на пустынном берегу помогает ему правильно расставить жизненные приоритеты.
Здесь любовь побеждает. Да, оглядываясь на всё, сказанное о творчестве Курихина, нельзя не увидеть, что любовь — это главная тема его фильмов. Любовь отцов и детей, любовь к труду, Родине, жизни, женщине.
Меньше месяца остаётся до 6 июля — дня, когда в 1968 году Никита Курихин вместе с женой погиб в автокатастрофе. Ему было всего 45 лет, меньше, чем мне сейчас, но сделал он несравненно больше. Вы помните: «Он оставил после себя всего пять фильмов, но зато каких…»
«Станция Луговая» показывает уже полностью раскрывшийся зрелый талант постановщика, и остаётся только гадать, сколько ещё умных, глубоких и очень красивых фильмов осталось не снято.
Безумно жаль, что осталось так мало воспоминаний и свидетельств о жизни и работе этого удивительного человека.
Но пока мы помним, любим и пересматриваем его фильмы, талант Курихина жив. Он продолжает воздействовать на нас, и может быть, придёт день, когда, очаровавшись курихинским взглядом на мир и мастерством визионера, кто-то возьмёт в руки камеру, чтобы возродить и развить его творческое наследие, снимая новое кино буквально «за себя и за того парня».
Другие статьи о Никите Курихине:
#Курихин #Вульфович #Олдридж #Последний_дюйм #советское_кино #старое_кино #экранизация
