автор nekojiru
Наверно, нет искусства более быстротечного, чем театр. Спектакль рождается, живет, а затем умирает (списывается на театральном жаргоне), а вместе с ним уходят на страницы учебников и его создатели - режиссеры, художники, актеры. У композиторов тут счастливей судьба, музыка, как впрочем и литературная основа, сможет продолжить свою жизнь дальше.
Это естественный процесс, поскольку спектакль - детище своего времени. Вряд ли бы зритель сегодняшний оценил оригинальную режиссерскую идею и актерскую подачу, если бы наслаждался зрелищем двухвековой свежести. Каждый раз режиссер переосмысляет драматурга, а остальная творческая команда воплощает действие на сцене.
Один из великих спектаклей, вошедший в учебники по истории театра, “Дон Жуан” Мольера, поставленный Мейерхольдом в Александринском театре. Это пример удивительного взаимодействия и сотворчества режиссера и художника, сценографом и создателем костюмов был Александр Головин.
В то время экспериментатор Мейерхольд увлекался стилизацией и Головин реконструировал на сцене роскошь театрального Версаля. В глубине сцены размещались богато декорированные кулисы и задник, артисты работали преимущественно на открытом просцениуме. В связи с этим решением была и курьезная ситуация, которую описывала актриса, исполнительница роли Шарлотты, Елизавета Тиме:
Прославленный Варламов (исполнитель роли Сганареля) чурался всяких новшеств и вовсе не собирался слушаться Мейерхольда. Он был уже стар, и режиссерскими экспериментами не интересовался. «Варламов заранее предупредил, — свидетельствует Е. Тиме, — что пьесу и роль знает, и пришел лишь на одну из последних репетиций. Ему это разрешили. Увы, не только порхать на сцене, как делали это все персонажи, в том числе и Дон Жуан, но и просто вести весь спектакль на ногах Варламов уже не мог. Тогда Мейерхольд вместе с художником Головиным, подлинным соавтором спектакля, поставили для Варламова недалеко от рампы специальные скамейки, обитые бархатом».
Но этим все трудности не исчерпывались и не решались. Мейерхольд, выдвинув просцениум в зал, вместе с рампой убрал и суфлерскую будку. Варламов же текст никогда не выучивал и без суфлера играть не мог. Роль Сганареля очень велика, в ней семь длинных монологов, и, замечает Малютин, «отсутствие на своем обычном месте спасительного суфлера могло привести к настоящей катастрофе».
Мейерхольд обратился к Теляковскому со специальным письмом, настаивая, чтобы директор заставил артиста выучить роль. Но это не подействовало. Тогда-то Мейерхольд и нашел забавный выход из положения. Головину велено было сделать две изящные ширмы с окошечками, которые были установлены по краям сцены, справа и слева. Перед началом спектакля появлялись два суфлера в костюмах эпохи Людовика XIV, в больших напудренных париках, с манускриптами в руках, усаживались за ширмами, задергивали занавески в окошечках и начинали «подавать текст». Так как оттащить Варламова от суфлера было немыслимо, то обе скамеечки Сганареля оказались поблизости от этих ширм. «И, — вспоминает Тиме, — произошло чудо: Варламов сидел на своей скамейке, все исполнители по специально измененным мизансценам порхали вокруг него, а создавалось впечатление, что Сганарель необычайно подвижен и услужливо “обхаживает” своего хозяина!.. Иногда Варламов все-таки вставал со скамейки. В сцене на кладбище он должен был, по замыслу Мейерхольда, пройти вдоль рампы, освещая фонарем лица сидящих в первом ряду высокопоставленных господ. Это было довольно рискованно, но Варламов играл так искренне, что никто не обижался, и аплодисменты завершали этот, кажется, единственный проход артиста на сцене.
Мейерхольд видел Дон Жуана холодным, надменным, ироничным, презирающим окружающих. Этот образ на сцене воплотил артист Юрий Юрьев. Гротескную холодность героя оттенял Константин Варламов в роли Сганареля, его жизнелюбие и непринужденность контрастировали и подчеркивали высокомерие Дона Жуана.
В 2018 году на сцене “Сатирикона” состоялась премьера этой же пьесы Мольера в постановке Егора Перегудова. Главным сценографическим решением спектакля (художник Владимир Арефьев) стала вращающаяся башня, на которой буквально держится вся визуальная и смысловая композиция спектакля.
Если Дон Жуан Юрьева был холоден и недоступен, то можно представить насколько иная трактовка образа предложена Тимофеем Трибунцевым, который буквально до последнего действия расхаживает в растянутой майке-алкоголичке, пререкается с Богом и испытывает терпение Сганареля (Константина Райкина), грустно принимающего все недостатки своего хозяина. Вот как описывает одну из деталей, раскрывающих характер главного героя, Анастасия Казьмина в статье для “Петербургского театрального журнала”:
Пьеса Мольера пестрит призывами к небу с требованием суровой кары для богохульника. В спектакле Егора Перегудова в ответ на эти вопли каждый раз возле Дон Жуана что-то падает: то бутафорский горшок с цветами, то пенопластовый кирпич, а то и надувной диван. Тут же Трибунцев, подняв голову, насмешливо кричит вверх: «Мимо!».
Сам Мольер сделал фигуру Дона Жуана более сложной, более многогранной, нежели образ банального развратника. Он герой своего времени и автор не лишает его и достоинств: Дон Жуан галантен, щедр, смел. Именно такой образ создает и Мейерхольд, хоть и особо подсвечивая в нем отрицательные черты. Егор Перегудов умудрился, сохранив авторский текст, продемонстрировать совсем иного Дона Жуана - безалаберного, неряшливого, беспардонного. Героя нашего времени.
Заходите в наш Телеграмм!
