В конце 80-х годов Союз захлестнула эпидемия воздушного пиратства. Страна устала от тотального дефицита. Некоторые граждане начали лелеять мысли о том, чтобы сбежать за границу любой ценой. Но угонщиками воздушных судов становились те, кому действительно нечего было терять…
Нерюнгри — Якутск
В августе 1990 года Ту-154 готовился к вылету из Нерюнгри. На борту рейса до Якутска был экипаж в составе 7 человек, а в салоне уже расположились 85 пассажиров. Среди простых советских граждан было 15 заключенных, которых нужно было перевезти в Якутск.
Заключенных в аэропорт привезли в автозаке. Лагерные “волки” должны были пройти досмотр в служебном помещении аэропорта, но автозак подъехал к зданию аэропорта всего за несколько минут до вылета самолета. Опоздание вылилось в то, что заключенных в служебном помещении осматривали наспех, а потом гнали их бегом на рейс, чтобы не задерживать вылет. Такая халатность потом вылилась во всесоюзную драму.
Как можно было допустить на рейс с гражданскими людей, у которых могли быть заточка в рукаве или лезвие во рту? У одного заключенного Евдокимова вообще был деревянный протез вместо ноги. Почему его не осмотрели с особой тщательностью? Ответ впоследствии был один: “Сильно торопились!”.
На борту самолета заключенным не хватило наручников. К креслам пристегнули лишь троих из 15 человек. За эту халатность потом оправдывались тем, что тотальный дефицит коснулся даже надзорных органов.
В обед рейс “4076” вылетел из аэропорта Нерюнгри. Через 10 минут после взлета стюардесса Татьяна подала тревожный сигнал в кабину к пилотам. Потом она постучала к пилотам и показала им записку: “Передайте командиру, у нас устройство, только без паники. Просим прощения, но нет другого выхода! Лучше гибель, чем такая жизнь!”. Бортинженер Алексей Камошин сразу воспринял эту записку всерьез. Он захлопнул дверь кабины пилотов и передал информацию о захвате самолета на землю диспетчерам.
Кроме бортинженера в кабине самолета был еще командир экипажа и второй пилот. Но проверять ситуацию в салон отправился именно Камошин, так как пилотам нужно было продолжать вести борт при любой ситуации.
Войдя к пассажирам, Камошин увидел, что трое конвоиров целились из табельного оружия в заключенных, а один заключенный целился в них из обреза. Рядом с заключенными была сумка, из которой торчали провода. “Самодельное устройство!” — подумал бортинженер. Нужно было любым способом предотвратить стрельбу, ведь от пуль могла произойти разгерметизация салона.
Камошин в тот момент спокойным голосом попросил конвоиров положить оружие на пол. Двое послушали его, а третий все никак не мог решить, что делать. И в итоге молодой сотрудник спустил курок. Но разгерметизации не последовало. Пули оказались холостыми.
В Союзе тем, кто перевозил заключенных, выдавали оружие, где первые три пули были холостыми, а уже дальше шли боевые патроны. Так пистолеты заряжали для того, чтобы сотрудники не “забывали” делать предупредительные выстрелы, когда заключенные сбегали или не повиновались.
Командир Листопадов в тот момент находился в кабине и ничего о том, что происходило в салоне, не знал. Листопадов услышал стук в дверь кабины и посмотрел в глазок. Перед дверью стоял Камошин. Рядом с ним стоял неизвестный и целился в Камошина с обреза.
Листопадов мог не открывать дверь кабины. Она была хорошо укреплена. Да и у самих пилотов было табельное оружие. Но человек за дверью угрожал расправиться с бортинженером, если пилоты не впустят его в кабину. Листопадов долго колебался. И все же открыл дверь в нарушение всех инструкций.
Владимир Евдокимов вошел в кабину самолета деловито и нагло. Теперь этот заключенный решал, куда полетит самолет. Целясь в пилотов, Евдокимов скомандовал: “Возвращаемся в Нерюнгри!”. Пилоты повиновались.
Тревожные разговоры
Пока самолет с заложниками разворачивался и летел обратно, на земле по тревоге подняли все местные службы. Это в кино спецагенты красиво подъезжают на бронированных машинах к месту происшествия. В реальности местный горотдел КГБ выехал к аэропорту на старом “Уазике”, который по пути заглох. И стражам правопорядка пришлось останавливать попутку, выбрасывать из салона людей и мчать на место в “захваченной” машине. Вот до чего Союз в те годы довел пресловутый дефицит.
Когда самолет с заключенными вернулся в аэропорт, там уже успели развернуть оперативный штаб и расставить группу захвата на позициях. Переговоры с угонщиками поначалу вел начальник горотдела КГБ Шестаков. Пока велись переговоры, из Якутска самолетом в Нерюнгри была доставлена группа “Альфа”, которая специализировалась на угнанных самолетах и подобных ситуациях.
В ходе переговоров бандиты потребовали, чтобы к ним на взлетную полосу вышел кто-то из гражданских. Говорить с ними отправился командир летного отряда Владимир Ганчук. Ему угонщики сообщили, что штурмовать самолет бессмысленно, так как они заблокировали все технические люки. Кто же просветил заключенных о таких тонкостях?
В итоге Ганчук и Шестаков, посоветовавшись с Москвой, отменили штурм самолета. Во время штурма борт мог загореться, а там было так много пассажиров.
После этого злоумышленники потребовали от властей бронежилеты, оружие и парашюты. И снова Шестаков отговорил бандитов от прыжков с парашютами. Если бы они попробовали реализовать этот план, то сами бы погибли, а вслед за ними погибли бы и пассажиры. Разгерметизация салона случилась бы непременно. Да и прыгнувшие угодили бы прямо в турбины борта, что привело бы к отказу двигателей.
Тогда угонщики потребовали, чтобы к ним доставили двух друзей Евдокимова из СИЗО. Новоприбывшие бандиты не желали садиться в самолет, но их уговорили. Затем в переговоры с угонщиками вступил бывший начальник угрозыска Николай Пак. Этот опытный милиционер давно знал угонщиков. И разговаривал с ними как со старыми знакомыми.
— Андрей, здравствуй! — сказал Пак одному из угонщиков.
— Здравствуй, Коля, что ты хотел?
— Поговорить!
Пак знал подручного Евдокимова Исакова Андрея очень давно. Исаков был истеричным мужчиной, озлобленным на весь мир. В ходе переговоров Пак понял, что Исаков сам не рад тому, во что ввязался. Казалось, Паку вот-вот удалось бы уговорить Андрея сдаться, но в переговоры резко вклинился большой милицейский начальник и буквально наорал на бандита. Тогда связь с угонщиками оборвалась.
Исаков впал в ярость, схватил молодого сержанта за шиворот и выволок к открытой двери самолета. Он пригрозил расстрелять его немедленно, если милиционеры не начнут выполнять требования угонщиков.
Пришлось дать заключенным автоматы и бронежилеты. После этого злоумышленники отпустили на свободу женщин и детей, а также тех заключенных, которые не планировали участвовать в этой вакханалии.
Вечером того же дня Ту-154 дозаправили. И угонщики отдали команду поднимать самолет в воздух. Сначала злополучный борт взял курс на Хабаровск.
В небе
Пока преступники запугивали людей на борту, на земле следователи стремились узнать о них как можно больше. Евдокимов был несколько раз судим за расправы над людьми. Он также совершал несколько попыток побега. И вот, его последняя попытка удалась. На борт самолета Евдокимову удалось пронести обрез в своем деревянном протезе. Его он купил за большие деньги у сотрудника СИЗО. Видимо, элементы для самодельного устройства были добыты тем же путем.
Рейс с угонщиками получил очередную дозаправку в Красноярске. А потом вместо Хабаровска взял курс на Ташкент. В Ташкенте угонщики никак не могли определиться, куда им лететь из Союза. Непал? Израиль? Пакистан? Но все эти страны отказывались принимать захваченный борт и грозились в случае нарушения воздушных границ сбить самолет с помощью истребителей.
В какой-то момент Евдокимов передал власть на борту Исакову. Тот скомандовал лететь в Индию через Пакистан. И захваченный борт снова взмыл в небо.
Как только пакистанская воздушная граница была нарушена, по бокам от Ту-154 появились истребители. Пилоты отчаянно вещали в эфир на плохом английском: “Не стреляйте! Самолет захвачен, на борту много невинных людей!”. И истребители Пакистана так и не выстрелили. Советский самолет сел в Карачи. Угонщики выглянули наружу и поняли, что они больше не в Союзе. Но ликование заключенных было коротким.
Хитрые пакистанцы
В Пакистане угонщиков встретили как родных. Пообещали им свободу за угнанный самолет и выманили наружу, заставив сложить оружие. Потом их увели по извилистым улочкам Карачи к автобусу и сказали, что всех сейчас отвезут в отель. Но вместо отеля привезли в пакистанскую тюрьму.
И настал для советских заключенных настоящий ад на Земле. Пакистан отказался выдавать преступников Союзу. Сначала пакистанцы хотели их казнить, но потом заменили высшее наказание на пожизненное.
И если в советском лагере у этих угонщиков были более-менее приемлемые условия для жизни, то в пакистанской тюрьме их лупили палками за малейшую провинность, а на ногах постоянно заставляли носить кандалы.
На 15 человек в камере, где были жара и антисанитария, давали одно ведро воды на всех. После таких условий через два месяца один советский заключенный свел счеты с жизнью, другой скончался от инфаркта. Оставшиеся преступники тоже пытались попрощаться с жизнью несколько раз. Но их неизменно спасали. Угонщики умоляли выдать их Союзу, но пакистанцы были глухи к их мольбам.
Только через 8 лет после большой амнистии советские заключенные вернулись домой. Они приехали как раз к дефолту 98-го года. И даже среди разрухи девяностых эти люди чувствовали невероятную радость от того, что снова оказались на той земле, с которой так отчаянно пытались убежать…
