Тортон не надул. Красавицу доставили в столицу в полной сохранности. Выжигов лично выскочил на порог своего Петербургского особняка встречать иноземную гостью. Он прямо трясся от нетерпения.
Лакей приоткрыл дверь богатого экипажа. Князь заглянул в карету: в самом дальнем углу, среди песцовых шкур скорчился маленький клубочек, закутанный в парчовое покрывало. Выжигов разочаровался – в его представлении басурманская красавица, почти принцесса так выглядеть не должна.
- Ну что ты, как мышь там копошишься? Вылезай! – скомандовал он.
Робость наложницы его ужасно раздражала. Он начал жалеть о покупке: ишь ты, скукожилась! Видать, мало пороли! Ничего, он научит эту курицу учтивому поведению с господином!
«Мышь» зашевелилась и с трудом вышла из экипажа, прикрывая лицо накидкой. Скромно встала перед князем и покорно застыла. Выжигов бесцеремонно откинул накидку с лица наложницы. И… смягчился, заулыбался, посветлел ликом. «Мышь» оказалась дивной красавицей.
Лицо девушки имело приятный оливковый цвет, на бархатистой коже проступал нежный румянец. Огромные глаза, опушённые щеткой черных ресниц, были ярки и выразительны. Длинные дуги бровей, аккуратный маленький рот, и белые ровные зубки – хозяин был доволен осмотром.
Продавец нарядил девушку по последней европейской моде. Гостья ужасно смущалась – уж очень глубокое декольте. Она все время старалась прикрыть грудь руками. Выжигов злился на Огастина – ну что это? Зачем мослы открывать. Каждая косточка видна. Плоская! Ну что это за плечи? Кости! Но через секунду князь снова унял свой гнев.
Ничего – были бы кости – мясо нарастет. Ну сколько ей лет? Тринадцать? Ничего, откормит. Свои-то Машки-Палашки целыми днями жирные сливки лакают: мясистые, сисястые, корову задавят, если пожелают. И эту вылечим!
Он отвернулся от красавицы и отдал распоряжения дворецкому: девку показать лекарю, отмыть, откормить, переодеть и доставить в покои. Лекарь же пущай явится сразу после осмотра с отчетом.
Настроение у князя было великолепным. А что там чувствовала «покупка» - его интересовало мало!
Через полгода князь покинул столицу, уехав в летнюю резиденцию. Красавица сидела рядом с ним в экипаже. Запал на девицу Выжигов. Ни одна его рабыня не имела таких привилегий. А индианочка, разряженная в пух и прах, примостилась рядышком. Князю нравилась не только необычная красота девушки, но и голос ее. Забавно пела девочка, словно мяукала ласковая кошечка, уютно примостившись рядышком.
Потихоньку начала балакать по-русски. И слава богу – хоть имя князь узнал: заковыристое, неудобное, но волнующее душу: Гришмакали Бети – Летняя Дочь.
- Какали макали какие-то. Тьфу! Нет уж, голубушка, крестить тебя будем! И христианское имя дадим! Будешь Натальей. Поняла? Ну, скажи – Наталья!
- Натяля! – старательно повторила Гришмакали.
- Ну вот и славно! – засмеялся князь.
Любила ли своего повелителя «Натяля»? Конечно. Князя сложно не полюбить: достигнув сорока полных лет, Выжигов вошел в самый расцвет мужской стати. Был он высок, широк в плечах, весел и дерзок. В молодые годы водил тесную дружбу с покойным Григорием Потемкиным и часто снискал его благоволение за удаль и бесстрашие. После смерти сильного покровителя поутих. Летовал в имении и носу старался лишний раз не показывать. Хозяйством правил рачительно, хоть и деньгами порой сорил без меры. Женщин любил, за что и носил славу развратника. А вот при иноземке присмирел, был тих и ласков.
А она жизнь принимала как данность. Она смутно помнила постоянное чувство голода в родной стране. Кучу грязных ребятишек, братьев и сестер. Старую мать. Убогую хижину. Зачем вспоминать об этом? Что хорошего в жизни шудры? Работа, работа, работа. Голод, голод, голод.
Однако, отец однажды, выделив ее из своего семейства, приказал вымыться в реке и надеть праздничную одежду. Он был важен и серьезен: Гришмакали пожелал взять в дом один достойный господин. Он сказал, что отныне дочка старого Мохана ни разу не согнется над рисовым полем. Ее лицо не будет обжигать солнце, а ноги не испачкает придорожная грязь.
Дочь старого Мохана будет есть самые лучшие пури и кхара, лепешки из пышной пшеничной муки, жареные в масле, а праздничный гулаб-жамул из нежнейшего сладкого творога ей будут подавать каждое утро! За это уважаемый Рахул заплатит Мохану золотом! Золотом, да благословят его священные боги! Наконец-то семья старого Мохана будет сыта и довольна!
Она думала, что станет служанкой в богатом доме Рахула, купца, принадлежавшего к касте «Вайшьи». Но вышло иначе: Рахул окинул девочку внимательным взглядом, и приказал служанкам нарядить ее. А потом она, опутанная тонким шелковым сари, умасленная древними благовониями, стояла перед незнакомым белым человеком. Тот открыл ей рот и пересчитал зубы. Потом ласково шлепнул девочку по щеке и что-то сказал на мягком, плавном наречии.
Через неделю «Дочь Лета» смотрела на морскую гладь с палубы огромного скрипучего корабля. Путь предстоял долгий – судну нужно было обойти африканский континент, проплыть мимо берегов Европы и попасть в холодный порт родной Великобритании-владычицы морей.
Девушке отвели удобное место под тяжелым шатром, где отдыхало еще несколько красивых женщин разных национальностей и цвета кожи. Особый товар, редкостный по хрупкости. Его надо беречь. Особый товар в трюме не возили.
В трюмах хранили специи: золотистую куркуму, жгучий перец и пряный тмин, ароматный кофе и дивно пахнувшее какао. В трюме высились тюки муслина, калико, чинца, иката, шёлковой парчи. В трюме везли главную усладу имперского двора: самый лучший индийский чай, терпкий, с красноватым настоем – в нем жила душа Индии!
А женщины… Они и без этого быстро слабели от долгого путешествия, болели и умирали. Деньги на ветер. Но что поделать – некоторые сластолюбцы, особенно русские, могли выложить за самую последнюю бабенку, особенно чернокожую - целое состояние! Несколько деревень сразу! Они скупали алмазы, изумруды и женщин с таким азартом, что здравомыслящие деловые люди только глазами хлопали от непростительной русской расточительности.
Потому и холил, и лелеял женщин Тортон, как не холил и не лелеял собственную супругу. Супруга умрет – не большая беда. А дохлые иноземки очень расстроят Тортона. Не для того он долгие годы трудился, наживая себе славу честного торговца, чтобы прогореть из-за испорченного товара.
Долгий путь измотал нашу путешественницу. Она еле на ногах держалась. Мало того – в туманной серости Британии «Летняя дочка» простыла и чуть богу душу не отдала. Ой, как переживал Огастин – на девчонку поступил заказ. Да какой – князь Выжигов готов был оформить сделку. И что было приятно – сам, лично, без эконома справлялся о товаре. Завидный покупатель, храни его Дева-Мария, подлого развратника! Вперед уплатил! Да так, что торговец за сердце от радости схватился!
И опять море – ледяное, бурное, серое. И ветры по морю ходят злые. Бочка, наполненная горячими камнями, плохо согревала пристанище наложницы. Поили ее горячим вином, а толку мало. Девушка мечтала умереть и с тоской вспоминала жаркое солнце родного края.
Неудивительно, что по прибытию, представ о светлые очи князя, Гришмакали выглядела настоящим заморышем, как ни пытались украсить ее помощники торговца. Жива хоть осталась – и то – счастье!
Девушку долго выхаживали в России. И она поправилась. Хотя зимы русские возненавидела всей душой. Хозяин набрасывал на хрупкие плечи девушки лучшие шубы, но ледяной северозападный ветер проникал через густой песцовый мех и пробирал до самого сердца. Ничего не помогало: ни жарко натопленные русские, крытые изразцами печи, ни баня по-черному, ни пуховые перины. Она мерзла и плакала. Плакала и мерзла, кутаясь в дорогие меха, выписанные из самого сердца таинственной страны под названием «Сибирь». Как же там люди живут? Наверное, те люди страшнее и сильнее самого Брахмы, высшего божества ее Родины.
Но зима сменилась слякотной весной, а весна уступила место жаркому, душному, комариному лету. И Гришмакали расцвела. Вот чудеса: все ругают здешнее лето, называя его гнилым. А ей хорошо, тепло и приятно. Все боятся комаров и слепней, а Гришмакали смешно: чего их бояться? Не бывали эти люди в джунглях древнего Хиндустана. Вот где страшно, вот где бояться надо. Разве сравнится русская гадюка с коброй, царицей всех змей? Разве какой-то волк сможет победить тигра? Жалкое серое ничтожество! А великий слон раздавит его, только мокрое место останется!
Странное место Россия. Певчие птицы жалки и невзрачны на вид, но поют как Боги. Местные травы бедны красотой, но пахнут, как пахнет в чертогах садов Свара, рая индусов. И просторы, просторы, просторы вокруг, и небо глубокой чашей сияет серебристой голубизной. Много у русских неба, хоть и нет в нем такого чудного цвета, как на Родине, и нет у солнца такого жара, как на Родине. Зато вода чиста и свежа, и не пахнет пеплом сожженых мужей и жен их на ступенях древнего Бенареса, города мертвых. Словно не из глубин земли пришла русская вода, а с самих гор спустилась, подобно священному Гангу!
Под праздник Гришмакали приняла православную веру и отныне стала Натальей. Князь радовался безмерно, баловал любимую.
- Обвенчаться бы с тобой, Натальюшка, душа моя, - сказал он однажды во время завтрака.
Тонкая фарфоровая чашка дзынькнула серебряной ложечкой. Наталья посмотрела в окно: лес вдали из золотого превратился в серый. Ветви дрожащей осины трепетали на холодном ветру. Скоро опять навалится ненавистная зима. Она поежилась, кутаясь в шаль. В голову пришла мысль: князь обманывает ее. Уж она теперь кое-что понимает – слышала обрывки разговоров в девичьей. Слышала болтовню слуг. Они не знали, что у Натальи шаг, как у кошки, даже голоса не понижали.
- Барин наш совсем ополоумел: выписал себе чернавку-иноземку и возится с ней, аки с писаной торбой.
- Ничего, повозится и бросит. Вечор в покои Акульку вызывал.
- Ох, проказник!
- Да уж проказник. Не в ладушки с Акулькой играли, поди.
Наталья похолодела: надоела. Наскучила. Что она ему? Рабыня. Надо терпеть.
Она целый день была сама не своя. Думала и боялась: скоро выгонит ее из дома хозяин. Ну что она могла: весь мир устроен так: мужчине все позволено. Женщине – ничего. Женщина –грязь под мужскими стопами: он может выгнать жену. Может побить камнями. А она – даже не жена. И вот сегодня утром он предложил ей стать его женой. Совсем Бога не боится – разве дозволит ему русский царь жениться на простолюдинке из касты Вайшьи?
Вечером князь пришел в покои Натальи и пробыл с ней до утра. И теперь приходил каждую ночь. Наверное, разлюбил Акульку, коли вернулся к Наталье. Холодно без него было – и женщина радовалась, как ребенок.
О свадьбе князь больше не говорил. Но и в Петербург на зиму не собирался.
- Его величество не жалует дворян. Дорого мне обойдется дружба с Потемкиным. Уж больно крутенько наш государь начал загибать. Как бы шею не сломал... Отсидимся в имении, Наташа?
Она покорно кивала, спорить с Выжиговым не смела.
А зимой, как только завьюжила угрюмая пурга, и лес накрылся пуховым снежным одеялом, Наталья почувствовала - она в тягостях.
Автор: Анна Лебедева