В продолжение темы про роль личности в истории.
Историки и комментаторы зачастую задаются одним и тем же вопросом про смутных царей.
А был ли шанс усидеть на троне у династии Годуновых?
Ну, скажем, поживи Борис чуть дольше?
А смог бы царь-расстрига вернуть трон, не поломай он ногу после неудачного прыжка из окна? Или если бы встретил более смелых и мотивированных стрельцов?
А как бы сложилось всё для династии Шуйских, не отрави сумасбродный царский брат спасителя Москвы Михаила Скопина?
Вопросы и правда занятные, хотя ответы на них не то, чтобы сложны.
Годуновы сдались задолго до падения династии, тратя деньги на подготовку английской эмиграции, а время на расспросы бывших цариц.
Как сдавшийся может одолеть?
Годом раньше, годом позже. Просто их прибили бы вместе с Борисом и не пришлось бы святотатствовать, вытаскивать гроб из Архангельского собора. Ибо англичанам тоже лузеры не нужны. Разве что их деньги. Не верите – вспомните судьбу последнего императора.
Пометки на полях.
Последний император в этом плане вел себя удивительно похоже на царя Бориса. За последнее десятилетие своего правления Николай II открыл десятки зарубежных счетов на членов своей семьи и лично принимал капитанов судов, готовивших его эвакуацию. Зато на министров времени не всегда хватало.
Как будто это когда-то кого-то спасло.
Это не то, чтобы сильно закрытые материалы истории, при минимальном желании гуглятся из вполне себе открытых источников, если прорветесь сквозь гневные опровержения хрустобулочников. В этом плане трагедия в Ипатьевском доме не лишена своей зловещей, но всё же справедливости.
И очень похожа на трагедию Годуновых, от которых даже толком костей не смогли собрать.
Конец пометок на полях.
Бедовый царевич Дмитрий Самозванец, он же Дмитрий Симеонович до того, как сломал ногу, уже не раз и не два сыграл с судьбой в веселую рулетку.
Назвавшись Дмитрием Угличским и скинув эту маску.
Лично водя в атаки казаков и драпая от картечи вместе с ними.
Одинаково запальчиво голося перед наемниками и митрополитами.
То льстя полякам и литовцам, то грозя им войной.
То отправляя на казнь первых бояр думы, то возвращая их в достоинство первых бояр.
То грабя монастыри и продвигая униатство, то ища их поддержки и вводя их представителей в Сенат, толком так и не организованный.
Да он банально баб перепортил за недолгое свое царствование (а если верить злым языкам – и не только баб), сколько его дальнему родственнику Грозному хватило на все тридцать с небольшим лет на троне.
Власть не терпит суеты и дерганий. Хочешь безопасно править, и людям у трона должно быть безопасно. Предсказуемо, осознанно. Даже если страшно.
Вообще идея о том, что высокому руководителю доступно больше степеней свободы, чем невысокому – она от лукавого. Это сегодня ты весело и с огоньком поставил на место выскочку-подчиненного или сменил старого зануду начальника отдела на милую секретаршу с ногами от ушей или любимого сыночка. Поупивавшись властью и рассказав, что ты здесь царь, и дворянин здесь тот, на кого ты смотришь и лишь пока ты на него смотришь – не забудь помолиться, чтобы взыскалось лишь деньгами. А то бывали прецеденты с табакерками/ шарфами и другими прочими внезапными коликами/инсультами. Выскочки и зануды – они такие, постоят рядом, свечку подержат. Табакерку подадут.
В этом плане даже прорвавшись к относительно верной армии бедовый царевич Дмитрий с очень небольшой степенью вероятности стал бы спокойнее и системнее. А гражданские войны могут проиграть и цари. Не верите – всмотритесь внимательнее в историю Опричнины. К ее концу царя Ивана даже в церковь приличную не впускали, не говоря уже о дворцах.
Поэтому у Дмитрия Симеоновича шансов усидеть на престоле было пугающе мало. Месяцем или годом раньше или позже, но яд, пуля или табакерка забрали бы себе этого ультрапассионария.
Скольких за свою недолгую карьеру царя кинул старый хрыч Шуйский?
Он обещал Корелу шведам и не сдал.
Обещал Сигизмунду Смоленск и поступил аналогично.
Вернул церкви все тарханы и ограбил храмы, чтобы заплатить наемникам.
Обещал прощение повстанцам в 1607 и всю зиму 1607-08 казнил их в промышленных масштабах.
А вспомните, что он рассказывал про трагические события 1591 года в Угличе. То жив царевич, то мертв, то сам, то Годунов, то еще что-то. Кто поверит патентованному лжецу?
А много вы знаете московских царей, рыдавших и валявшихся в ногах то у толп разъяренных жителей столицы, то у соседского короля? Я – ровно одного.
Когда ты идешь по жизни, юля и предавая направо и налево, каков может быть твой конец кроме предательства юливших перед тобой?
На фоне этих малоприятных персонажей Дмитрий Угличский, при всех своих недостатках, кажется вполне приличным и даже достойным человеком. Это положа руку на сердце не то, чтобы сложно, учитывая фон, но всё же.
Кто же и что же помешало доброму царю Дмитрию занять отцов и дедов трон, кроме несчастливого имени? Да и были ли шансы?
Были. Давайте вспомним вместе.
Эпизод первый. Март 1584. Пеленочник Дмитрий против взрослого Федора.
Это покажется странным, но между смертью царя Ивана Грозного и коронацией Федора прошло больше двух месяцев. И первую неделю бояре спорили о судьбе крошечного еще двухлетнего царевича. С точки зрения канонической версии истории, когда Федор – старший брат Дмитрия, ситуация необъяснимая. Карамзин ее списывает на психологическое нездоровье Федора, идя по знакомой кальке Петр Великий/Иван V, но это просто пропаганда, к реальности отношения не имеет (про Ивана V, кстати, тоже).
А вот если он – племянник Федора, сын его старшего брата – споры понятны.
Делили же трон дядя Василий и племянник Дмитрий еще при жизни Ивана III. Одолел, как вы знаете, дядя. После смерти победившего Василия его трон ничуть не менее азартно делили дожившие до дележки братья с совсем юными сыновьями. Тут победа осталась за племянниками. Да и в 1553 году у трона очень вовремя приболевшего Грозного с пеленочником Дмитрием, тезкой главного героя, спорил взрослый дядя - будущий регент. Дядя, кстати, и победил, прорвавшись к реальной власти, пусть и не навсегда. А малыш утонул, якобы случайно. Жуткая история.
Тогда в 1584 году на фоне надвигавшихся на Москву ногайских отрядов, наглядно агитировавших за царя Симеона, спорщики оперативно пришли к вынужденному компромиссу. Взрослый и дельный Федор стал царем. Пеленочник Дмитрий – наследником и князем Угличским, куда отправился править с семьей будущей жены Нагими. России нужна была твердая и практичная рука.
Пометки на полях.
Марию Нагую обычно называют матерью Дмитрия, но вела она себя как кто угодно, но не как мать, явно и публично поддерживая врага царевича Шуйского. Как и большая часть клана Нагих.
Исключением были отец и сын с именем Андрей Нагой. Этим же именем Дмитрий Угличский назовется при переходе русско-литовской границы. Его же Андрея дочь/сестра были нареченной невестой царевича до черной вдовы Марины. Отец и сын будут в Тушино в высочайших чинах.
И еще. Брат Ивана Грозного Юрий тоже был наследником и тоже отправился в Углич с семьей жены – Палецкими.
Конец пометок на полях.
Могло ли случиться иначе? Вряд ли.
Его отец был очень конфликтной фигурой и перед смертью успел поссориться слишком со многими (это же потом догонит нашего героя в Смуту). Но Романовы, Нагие и Трубецкие могли бы постараться больше.
Хотя, по правде, такие старания скорее раскатали бы ковровую дорожку к трону Симеону, чего никто из них не хотел. А тот уж точно не стал бы щадить дальнего родственника из конкурирующей династии.
Вторым вариантом взойти на престол в 1584 для Дмитрия была бы смерть Федора Ивановича. Тогда бы все сплотившиеся вокруг царя Федора сплотились бы вокруг его кроватки. Ну или нет.
Как итог Дмитрий мог бы стать царем-пеленочником, да помешал дядя Федор. Не справился с продвижением родственника Никита Захарьин-Юрьев.
Эпизод второй. 1586. Игрушка в руках клана Шуйских.
Я уже писал, что в 1586 году, параллельно польским выборам и традиционной для тогдашней демократии польской же гражданской войны (литовцы тогда просто постояли в стороне, подержали свечку и присягнули победителю) в России тоже было неспокойно. Кремль несколько месяцев осаждали вчерашние герои и спасители – князья Шуйские. Они хотели власти, Марию Ливонскую кому-то из своих в жены, развода царя Федора и много чего еще. Для привлечения союзников (а клан Шуйских был силен, но не настолько, чтобы в них не нуждаться, толпой их всё же к осени запинали) им нужен был легитимный царь.
Более легитимный, чем несговорчивый Федор.
Найти его оказалось несложно, тем более что Шуйские и Нагие – друзья не разлей вода. Не знаю почему. Вот правда. Но держались они друг друга максимально крепко. Такая вот крепкая дружба вождей опричной думы.
Понятно, что мнения четырехлетнего мальчишки никто не спрашивал, но именно тогда он лишился статуса наследника. После победы (или в процессе) Федор и его приверженцы объявили Дмитрия незаконным сыном незаконной жены и лишили удела, превратив из удельного князя в кормленщика.
Пометки на полях.
Суть разницы статусов – в невозможности управлять княжеством. Ненавистный Нагим дьяк Битяговский как раз и реализует власть, отдавая часть налогов на корм царевичу и родственникам. Суть понятна, кто платит, тот и заказывает музыку. Нагие никого не могли судить (даже за убийство царевича), облагать налогами, да и вообще с 1587 – практически ничего не могли.
Такое снижение статуса – форма опалы. Так, например, обошлись победители Смуты с ногайскими мурзами Романова, получившими удел еще от Грозного. Мурзы взгрустнули, но смирились и в пару поколений стали помещиками средней руки.
Конец пометок на полях.
Стал бы Дмитрий царем в случае победы Шуйских и смерти или пострига Федора? Скорее всего – да. Практически как сам Грозный в 1542-45. Сколько бы он прожил с такими регентами? Вряд ли долго. Хотя Грозный выжил.
Как итог и в 1586 взойти на престол Дмитрию помешал дядя Федор, а не справился с продвижением мальчишки на трон Иван Петрович Шуйский.
Эпизод 3. 1598-1602. Мальчик, который выжил
После смерти царя Федора и довольно быстро быстрого воцарения Бориса Годунова у спасенного в 1591 году мальчика вновь открылось окно возможностей.
За поддержку своего воцарения Годунов вынужденно или просто напрасно поделился властью с великими родами. Федор ведь неспроста полтора десятка лет заслуживал проклятия этих самых великих родов (конспектировали польские и английские послы, лившие крокодильи слезы над утеснениями Шуйских, Мстиславского, Романовых и нескольких других персонажей) и жестко поддерживал их весьма умеренное представительство в думе. С 1587 как минимум.
А тут царь Борис своими руками на ровном месте вскормил потенциальную оппозицию. Романовы Годуновым родня дальняя, именно про таких и говорят – седьмая вода на киселе. Их в думе с родней была почти четверть. Столько же или даже больше ордынских и литовских аристократов группировались вокруг Глинского и Мстиславского. С последним Борис даже пытался породниться, ходили слухи о свадьбе князя с Ксенией Годуновой. Но походили и разошлись. Дальние родственники жены к царю Борису относились без большого энтузиазма. Был у них свой родственник царских кровей в окрестностях Твери. Даже недобитые Шуйские в Думе удержались.
В 1598 году Годунов конкурировал только с царем Симеоном. Есть источники, которые называют результатом этого соперничества слепоту отставного царя и смерть его старшего сына Ивана. Пару лет спустя царя на зуб попробовали Романовы и по России пошел слух о «чудесно спасшемся царевиче». Путчисты могли и одолеть, поддержи Романовых другие великие рода, но этого не случилось. Старший в роду Шуйских Василий был повязан угличским расследованием 1591 года и публично признать царевича не мог. Мстиславский и компания были свободны в выборе, но исторически были врагами его (царевича) отца и даже Годунова ненавидели меньше. Компромиссный вариант с свадьбой царевича и Ксении Годуновой тоже видимо всерьез не обсуждался.
То ли Федор Никитич просчитался, то ли его попросту кинули. С учетом того, сколько сил тратит "Новый летописец" (летопись максимально проромановская) на смешивание с грязью Мстиславского – нетрудно предположить кто. Тем более жестокие ссылки Романовым и родне присудила именно Дума (ее первый боярин именно Мстиславский). Годунов, годом позднее оклемавшись от болезни, занялся смягчением режима и амнистиями.
А царевича переселили в Чудов монастырь, как это всегда делали с членами семьи, решившими (или принужденными) отказаться от политической борьбы. Последним до Дмитрия таким из династии был Константин Дмитриевич, младший сын Дмитрия Донского, запертый там, чтобы не мешал племянникам с внуками делить власть. Первые бояре и родственники династии Патрикеев, Мстиславский и Шуйский тоже формально попрощались с властью через постриг. Как и Симеон в 1605. И Шуйский в 1610. Судьба порой возвращает долги.
Там бы в Чудове царевич и жил бы поживал (вряд ли долго), если бы Шуйские не организовали ему побег.
История Дмитрия около 1600 – максимально мутна, полна теней и намеков и, тем не менее, он имел вполне себе ненулевые шансы вернуться на свой законный трон.
Помешал Федор Мстиславский, не справился Федор Романов.
Эпизод 4. 1607-08 Тушинский вор.
В 1607 году царевич переходит границу, собирает небольшой отряд и на рысях идет к осажденной Шуйским Туле, отправляя выкрикнутому царю «предерзкие письма». А после (буквально в паре переходов от Тулы) получает ответ, разворачивается и отступает на юго-запад.
Всю зиму Шуйский лютует в Москве, заполняя пыточные народом, казня направо и налево, но весной царевич во главе литовских и русских ратей громит его армию и осаждает Москву. Тогда видимо казалось, что повторяется история финала разборок Василия Темного и Дмитрия Шемяки и худородный узурпатор Шуйский сам сбежит из Москвы, но нет. Летом идут бои, осенью – переговоры. Историки ругают русских бояр за перелеты из лагеря в лагерь, но я их (бояр) строго судить не могу. Все понимали, что под Москвой стоит законный наследник, а в Москве сидит незаконный, но венчанный по всем правилам царь. Очень соблазнительно было прийти к взаимоприемлемому компромиссу. Особенно с учетом общего резко негативного отношения к ордынской династии, продолжавшей сопротивление в Поволжье.
Пометки на полях.
В Москве во время этих переговорах сидели в качестве аманатов-заложников будущий вождь первого ополчения Иван Заруцкий и ночной кошмар всех русских воевод смуты Александр-Юзеф Лисовский, которые тогда были на десятых-пятнадцатых ролях в армии тушинского царя.
Прибили бы их сгоряча, и смута имела бы другое продолжение. Но нет, кормили, поили, отпустили честь по чести. Абсолютно нет атмосферы экзистенционального конфликта, такой характерной для событий 1610-х. Приличные люди обсуждают серьезные вопросы. Ну не договорились, бывает.
Конец пометок на полях.
Мастер политической интриги Шуйский разваливает тушинский лагерь, подкинув туда царицу Марину. Сам он это придумал или польские друзья/родственники надоумили – не знаю. Но даже это бы его не спасло, если бы дальний родственник Скопин не удержал бы от перехода на сторону Дмитрия Новгород. Было на тоненького, в городе были уличные бои. Но увы для царевича Скопин-Шуйский и правда был дельным командиром и неплохим дипломатом.
Ну и еще один эпизод был важным, хоть и говорят о нем мало. У Смоленской дороги в старом лагере Дмитрий Угличский (Лжедмитрий II) отдал приказ о казни почти полутора десятков людей, которых сам назвал лжецаревичами. Видимо это был последний сын Симеона Бекбулатовича Тверского Федор (самый активный из казненных) и его родственники. Вряд ли царевич мог поступить иначе, но время было подобрано максимально неудачно. До свержения Шуйского расправляться с потенциальными союзниками, пусть и опасными, и неприятными, было крайне недальновидно.
Как итог в 1607-08 взойти на трон царевичу помешали Василий Шуйский, Михаил Скопин и Марина Мнишек. Не справился с нервами и властью по большей части он сам.
Эпизод 5. Калужский царик 1610.
В 1610 у царевича было ровно два шанса прорваться на трон.
В августе после Клушинской катастрофы, оставившей Шуйских без армии и поддержки, он не успел к Москве буквально на считанные дни. Если бы его армия вошла в столицу раньше войск гетмана Жолкевского, то тот бы с большой долей вероятности, пограбив окрестности, отправился бы обратно в смоленский лагерь с первыми морозами.
В реальной истории Дмитрий встретил судьбу у стен Москвы, даже пошел на ее штурм, но на фоне предательства Сапеги силы стали совсем уж неравны.
Ну а второй шанс, очевидно, стал вырисовываться к концу года.
Стойкая патриотическая позиция сделала царевича естественным вождем и знаменем ополченцев, готовившихся к походу на Москву. Ему присягали бывшие верные соратники Шуйских, предавших свою страну и веру. Ему шли служить татары и ногайцы, не готовые служить крымцам и полякам. К нему возвращались ветераны Тушинского лагеря.
Оставалось казнить после родов Марину Мнишек, объявив предательницей и блудницей, что было чистой правдой (всю осень поляков в Калуге казнили с практически демонстративной жестокостью), опереться на недовольных поляками и ультразападниками типа Мстиславского и Салтыковых, и шансы на коронацию в освобожденной Москве становились очень даже велики.
Но этого, как мы с вами знаем, не случилось.
Помешала ему больше всех пара литвинов Ян-Петр Сапега и Федор Мстиславский. Винить в своем поражении царевич мог недосмотревшего Филарета или предавшего Салтыкова. Но в почти тридцать пора уже брать ответственность в свои руки и спрашивать с себя.
Урак бин Джан-Арслан, он же Петр Урусов, внук ногайского бия Уруса, пистолетным выстрелом завершил самую долгую и самую интересную из смутных «димитриад». Может он мстил за казненного касимовского хана, как пишут историки.
А может и за тех лжецаревичей со Смоленской дороги.
Четверть века спустя его за это (убийство человека царского рода) отправит на казнь хан Крыма. Понятно, что это был просто повод, но если уж даже хан из рода Гиреев признавал в Дмитрии Угличском царскую кровь, то может и нашим историкам пора перестать транслировать сказки про Молчанова и Отрепьева?
Глядя на судьбу царевича, меня не покидает ощущение, что его мытарства, которых хватило бы и на три жизни, были ничем иным как расплатой за кармические грехи рода. Как там писал в своем послании враг его деда: «и ты, великий царь, прекрасно знаешь из летописей русских, что князья того рода не привыкли тело собственное терзать и кровь братии своей пить, как у некоторых вошло в обычай: ибо первый дерзнул так сделать Юрий Московский, будучи в Орде, выступив против святого великого князя Михаила Тверского, а потом и прочие, чьи дела еще свежи в памяти и были на наших глазах. Что с Углицким сделано и что с Ярославичами и другими той же крови? И как весь их род уничтожен и истреблен? Это и слышать тяжело и ужасно. От сосцов материнских оторван, в мрачных темницах затворен и долгие годы находился в заточении, и тот внук вечно блаженный и боговенчанный!»
Пометки на полях.
Цитата из второго послания Курбского Грозному.
Михаил Тверской был выставлен на правеж и убит в Орде по доносу Юрия Московского, который потом еще и не постеснялся предать тело дальнего родственника глумлению.
Последняя отсылка к Дмитрию Ивановичу, венчанному, но так и не правившему внуку Ивана III, сгинувшему под домашним арестом.
Про грустную историю, что ярославских, что угличских князей можно книгу написать, не то, что статью. Многих и правда бессудно и жестоко казнили.
Конец пометок на полях.
Видимо триста лет и правда предельный срок для династии.
А поруганный и оболганный царевич остался с нами святым с весьма усеченной версией биографии.
И нет защитников ему среди живых.