Все мы знаем, что Дмитрии пришли из Литвы. Губить святую крестьянскую (так в источниках, не ругайтесь) веру, грабить церкви, отдавать неверным города на разграбление. Быть пугалами наших историков на протяжении Бог знает скольких веков. Но как-то же они туда попали. Да, говорят, что второй там и родился (не верьте, обманывают), но про первого есть потрясающая смутная история. Её я сегодня и расскажу.
Принято считать, что за кризисом 1600 года стояли Романовы. Возможно так оно и было. Но вот дальнейшая (литовская) история Дмитрия – дело уже не их рук. Откуда мы ее знаем? Да уж знаем, был один человек, принято считать, что очень православный, изложил всё в подробностях.
Звали этого примечательного и реального исторического персонажа Варлаам Яицкий, по версии источников – человек-кремень, образец иноческого послушания, православного ригоризма; это человек с неуспокоенной душой по отношению к нарушениям церковных обетов. Именно из его «сказки» (тогда сказкой называли любые показания, необязательно про драконов и принцесс) мы и знаем о самом начале истории Лжедмитрия I, обстоятельствах ухода самозванца в Литву и первых месяцах пребывания там.
Началось всё очень просто. Шёл Варлаам по московской улице, думал думу о святом и тут подошел к нему бойкий чернец и позвал в паломничество по святым местам. Варлаам, который за всё хорошее и против всего плохого, сразу согласился. Назвался бойкий чернец двадцати (может с небольшим) лет дьяконом Чудова монастыря Григорием сыном Отрепьевым. Всего отправились в путь три выходца из Московского государства — сам Варлаам, бывший старшим по возрасту и по монашескому «стажу», Григорий Отрепьев и Мисаил Повадин.
Пометки на полях
Двое из них (исключение Отрепьев), долгое время служили на дворе Ивана Ивановича Шуйского, младшего брата будущего царя. Иван Иванович, прозванный Пуговкой, стал боярином до воцарения брата, в его правление руководил Стрелецким приказом. Воеводой был посредственным, чаще проигрывал ворам и полякам. Третье лицо в очереди на престол при царе Василии. После свержения брата вывезен в Польшу Жолковским, присягнул в 1611 году Сигизмунду Васа публично (вместе со старшими братьями). В 1619 году вернулся в Москву, получил в управление Судебный приказ. Был при Михаиле вторым боярином Думы по родовитости. Умер бездетным, на нем закончился род Шуйских.
Конец пометок
Конечной целью предполагаемого паломничества был объявлен Иерусалим, но все закончилось в землях Речи Посполитой, где бывший инок Григорий превратился в «царевича» Дмитрия. Если бы этого не произошло и московские монахи, совершив паломничество, благополучно вернулись обратно, о них никто и никогда бы не вспомнил. Однако волею случая они сделались участниками исторических событий, поэтому все, что случилось с ними с момента знакомства с Григорием Отрепьевым, стало предметом пристального разбирательства.
Из «Извета» Варлаама немного известно о жизни Отрепьева в Новгороде-Северском. Строитель тамошнего Спасского монастыря Захарий Лихарев был рад новым монахам и поставил их петь «на крыл осе». Григорий со спутниками пробыл здесь весь Великий пост. Как писал Варлаам Яцкий, «тот диякон Гришка на Благовещениев день (25 марта) с попами служил обедню и за Пречистою ходил». Сразу после Пасхи, приходившейся в 1602 году на 4 апреля, московские монахи засобирались в дорогу. Они нашли «вожа» — проводника, «по имени Ивашка Семенова, отставленного старца». Как опять точно сообщал Варлаам Яцкий, «на третей неделе после Велика дни, в понедельник», то есть 19 апреля, все четверо двинулись сначала на Стародуб, а затем через Стародубский уезд прошли в «Литовскую землю» на Лоев, Любец и Киев.
Чернец Григорий, успевший быстро стать келейником архимандрита Спасского монастыря, напоследок своеобразно отблагодарил своего благодетеля. В келье архимандрита он оставил письмо с записью: «Аз есмь царевич Дмитрей, сын царя Ивана; а как буду на престоле на Москве отца своего, и я тебя пожалую за то, что ты меня покоил у себя в обители». Найдя эту «памятцу», спасский архимандрит будто бы посокрушался, но решил все же умолчать о случившемся.
Григорий Отрепьев перед своим уходом говорил, что собирается в Путивль: «Есть де мне в Путивле в манастыре свои», и ничего не подозревавший архимандрит выдал монахам лошадей и провожатого. Однако чернецы «отбиша» провожатого «от себя», когда стояли на развилке дорог в Путивль и Киев. Этот-то провожатый и рассказал обо всем, вернувшись в Новгород-Северский. Поэтому в монастыре должны были понимать, что невольно стали соучастниками «побега».
Пометки на полях
Он и на родине ничего особо и не скрывал.
В Новгороде-Северском всем заправляет клан Трубецких. Они не сдадут города первому Лжедмитрию, но будут служить второму. Потом частично перейдут к Владиславу, но уже после смерти царевича. Частично останутся в Подмосковье. Один даже будет претендовать на трон, по крайней мере во времена казачьей вольницы конца 1612 в Москве. Его отец - Тимофей Трубецкой – последний конюший царевича (или царя?) Ивана Ивановича. Видимо в этом городе царевич и правда мог не опасаться за свою жизнь и свободу.
Стародуб – вотчина Воротынских, тоже исторически на стороне Ивана Сына и против Ивана Грозного. Возможно в пику соседу Мстиславскому. Возможно из каких-то других соображений, нужно глубже копать историю опричнины. В Стародубе появится Лжедмитрий II, первый будет обходить его стороной. А вот с Путивлем у Лжедмитриев отношения обратные. Для первого – это оплот и обитель, где он находит поддержку даже в самые чёрные дни после разгрома у Добрыничей. Оттуда же его родственник Пётр пойдет мстить за дядю. Второй его не посетит и будет игнорировать путивльских бояр (единственное исключение – Шахновский).
Похожая, кстати история с Тулой и Калугой. Первый и его последователи-казаки идут через Тулу и в Москву, и обратно. Дворянская же в основном армия второго после поражений раз за разом отступает в Калугу. Иногда они объединяются, чтобы набить чью-то наглую третью морду (Шуйскому или Владиславу), но нечасто и неохотно.
Конец пометок
Три недели в конце апреля — начале мая 1602 года Григорий Отрепьев прожил в Киево-Печерском монастыре. В эти дни он свободно ходил по Киеву, заходил в иконные лавки и встречался с разными людьми. Почти три года спустя в окружной грамоте патриарха Иова, рассылавшийся в разные города, приводились свидетельства Венедикта — постриженника Троице-Сергиева монастыря, а также посадского человека из Ярославля Степанки Иконника. На освященном соборе их расспрашивали о том, что они знали о пребывании Отрепьева в Киеве. По расспросным речам монаха Венедикта, он «видел того вора Гришку в Киеве в Печерском и в Никольском монастыре в черньцах, да и у князя Василья Острожского был и дияконил». Ярославский иконник, ездивший в Киев «променивати образов», рассказывал о том же: «Того ростригу Гришку видел он в Киеве в черньцах, и был де он у князя Василья Острожского и в Печерском и в Николском монастыре во дьяконех, и к лавке его приходил в чернеческом платье с запорожскими черкасы».
В Киеве пути троицы разошлись. Григорий исчез. Варлаам ринулся его искать и обличать, за что попал под арест уже в Самборе, где началась история Лжедмитрия I. Отпустили его из-под ареста уже зимой 1605, когда на фоне итогов Сейма (на нем канцлер Польши Замойский, канцлер Литвы Сапега и вышеупомянутый владыка Киева Константин (Василий) Острожский квантизовали магната Мнишека с его идеей набега на Москву, попутно указав на место королю Сигизмунду, попытавшемуся того поддержать). Отпустила Варлаама Марина Мнишек с матерью. То ли проявила излишнее милосердие, то ли попросили хорошие люди. Польские источники говорят о первом, жизненный опыт – о втором. Кому верить?
Пометки на полях.
Киевом правит последний апологет православия Речи Посполитой Константин Острожский (его дети перейдут в католицизм). Он дальний родственник московской династии (прабабушка – дочь Василия I и Софьи Витовтовны, ее братья претендовали на Новгород во времена Ивана III) и Мстиславских. Его отец несколько лет был в плену (или на службе, поди пойми) в Москве, но бежал и разнес московскую армию под Оршей. По легенде дал Григорию подорожную в виде книги Василия Великого, отпечатанной в его типографии (первые русские библии печатали именно там, не в Москве) с подписью «Григорию – царевичу московскому». Считается, что оттуда Дмитрий бежал в Самбор (туда за ним побежал неугомонный Варлаам), но это неточно. Лучшего защитника, чем князь Константин, молодому князю было не найти. Сын Иван (Януш), конфликтовавший с отцом на религиозные темы, именно так и считал (и писал об этом Сигизмунду, король игнорировал донос).
Конец пометок на полях.
Скажите, а при чем тут Шуйские? А при том. Лукавый Крутицкий митрополит Геласий умер и главным ответчиком по делу якобы убитого в 1591 году царевича Дмитрия будет Шуйский. Годунов и правда не в курсе, что там произошло. Он в это время организовывает поход на Швецию, тушит пожары, воюет с крымцами. Кто знает, как он отреагирует на истинного царевича (и дальнего родственника). Да как бы не отреагировал, Шуйский окажется клятвопреступником и потеряет лицо. А так, с глаз долой – из сердца вон. Трубецкие и Воротынский в опале, вывезти царевича на юг они не могут. А Шуйский - думный боярин, в топ 3 тогдашних местнических понятий (правда на спаде). Он может не просто многое, почти всё. Тем более в Подмосковье небезопасно, голод, бунты, скоро столицу придет кошмарить армия Хлопка-Косолапа.
Их люди довозят царевича до верных Гедиминовичей из опасной Москвы и при поддержке Трубецкого и Воротынского передают на руки Константину Острожскому. Князь Константин передает ценного пленника кому-то выше рангом и лишь через несколько лет (зимой 1606-07) царевич всплывет в Витебске и поедет обратно по маршруту Отрепьева в Стародуб. Кому передали – тоже предположить несложно. Лев Сапега по сути единственный, кто сможет разыграть такую карту. Король Сигизмунд хочет вернуть шведский престол, польский гетман Замойский ходит в сверхудачные походы на юг, завоевывает Молдавию, кошмарит турок и татар. Московские авантюры для них – непрофильная трата дефицитных ресурсов. Увлекшийся Сигизмунд вот даже Ливонию потеряет, не говоря о шведской короне. Литовскому же канцлеру присоединение Московии к Республике жизненно необходимо. Без этого Литва в конструкции Речи Посполитой младший уязвимый партнер без шансов на реальную власть и влияние. С Московией же в составе Литва становилась центром Республики, а ее элита связующим звеном для России и Польши и основой государства. Понятно, кто бы им реально правил. Придумал это не Сапега, об этом говорил ещё Стефан Баторий, лучший польский король (из не говоривших по-польски). Его резиденцией кстати был Гродно, не Краков. Сапега потом ради этой же схемы тащил Фёдора Ивановича на польский трон, а Владислава Васу – на московский.
Зачем тогда люди Шуйского (и спутники царевича) устраивают безобразный дипломатический скандал с обращениями к польскому королю и московскому патриарху? Мутная история, но несложная. На фоне умирающего Годунова, Шуйские сдают врагу легитимного претендента на московский трон. А потом, когда царь оклемался и вместе с патриархом организовал нешуточное расследование, переводят стрелки на родню царевича и самого «Григория», заметая следы и обеляя себя. Шуйских в начале 1600-х давили конечно жиже Романовых, но будущему царю и братьям должно было быть банально страшно.
Как это часто бывает, пользуется историей третий радующийся. Фёдор Мстиславский и царь Симеон быстро подхватывают чужую игру. У них есть свой Дмитрий у своих родственников Вишневецких. Как и когда он туда попал? Я не знаю. Может после расправы над кланом в 1585 году (организованной как раз Никитой Романовым и Шуйскими). Или в очень динамичный 1591, когда клан рвался вернуть потерянное (тем более, что Шуйские сгинули в 1586—88), но не смог. Или в 1598, когда Кушалино перестало быть резиденцией и стало тюрьмой.
Пометки на полях
Вишневецкие/Тарло/Мнишеки/Стадницкие – большой и амбициозный клан. Вроде и близкий королю Сигизмунду, а вроде и совсем наоборот. Именно они сменят Васа на троне в 1669 и у Польши после своей страшной смуты появится свой юный царь король Михаил. А уж пытаться будут сильно чаще. К примеру, именно они будут движущей силой бардака, который историки назовут рокошем Николая Зебжидовского в 1606.
Конец пометок на полях
Их родственнику Юрию Мнишеку (четвертому человеку в Польше по родовитости по версии тогдашней московской Думы) удается занять денег у короля и церкви и посадить на престол Московии своего царя. Очень помог родственник Мстиславский. Шуйский вроде мешал, но даже не казнили, сделали распорядителем на свадьбе.
А для молодого царя пришло время платить по долгам королю и католической церкви. Вместо этого азартный московский император дал денег на Сандомирский рокош. Дал родственникам. При хорошем раскладе в Польше вместо «революции чернильниц» мог случится переворот, который обнулил бы все обязательства Дмитрия. Вот и получается, что, перебив шляхту на свадьбе Дмитрия и пленив Мнишеков, Шуйский спас своего будущего мучителя Сигизмунда. А ещё постригали в монахи Шуйского монахи из того же Чудова монастыря, из которого он когда-то вывез царевича. Жизнь – потрясающая штука и юмор у нее презанимательный.
Сказка Варлаама, кстати, появилась очень вовремя – читали ее ополченцам Пашкова и Ляпунова холодным декабрем 1606 в ближайшем Подмосковье, может кто и проникся. Не только же за золото они переметнулись.
