— Она же моя племянница… — произнесла и почувствовала, как ноги подкосились.
Десять минут назад мне позвонил пятилетний сынишка и, едва говоря, произнёс:
— Мамочка… — заплакал в трубку Егор, и мое сердце сжалось. — Мне душно, а папа с Дашей в кабинете. Я кричу, они не открывают…
У меня у самой поперек горла встал ком, потому что ребенок астматик это всегда страшно. И еще страшнее, что дома двое взрослых, а ингалятор никто не может достать.
— Родной, успокойся… — тихо попросила я. — Три минуты и я буду. Слышишь. Я уже свернула к нам на улицу. Егорушка, мальчик мой…
— Я жду, мам… — сын закашлялся, и я, поставив громкую связь, нажала на педаль газа. — Я не могу достать. Полка высоко…
— А проверил в ящиках у себя? — спросила я нервно и подрезала дедка на шестерке. В голове все трещало и звенело. Воздуха самой не хватало. Боря не мог быть таким халатным. Какого черта он не слышит.
— Там все пусто, мам… — тихо признался Егор, и я чуть ли не влетела в ворота закрытого двора. Бросила машину прямо на въезде, подхватила мобильник и побежала к подъезду. Влетела в холл и, не разбирая дороги, устремилась к лифту.
— Егор, ты как? — нервно и задыхаясь, спросила я. Как такое возможно, чтобы двое взрослых не могли углядеть за ребенком? Даша же сама говорила, что пока живет у нас может быть немного няней пока не на учебе. Она же говорила, что благодарна за то, что приютили, а теперь элементарного оказывается не могла сделать.
— Душно… — признался сквозь слезы сын, и я вылетела из лифта. Зазвенела ключами и чуть ли не вырвала ручку двери вместе с косяком. Не разуваясь, я по коридору пролетела в кухню и, швырнув с полки все лекарства, выхватила ингалятор. Соединила баллончик с трубкой и упала перед сыном. Приставила ко рту и нажала. Егор судорожно вздохнул.
— Давай еще, — попросила я, прижимая к себе малыша, и Егор вдохнул лекарство еще раз. Проклятые цветения, проклятые березовые почки. Когда мы с Егором уезжали на море от астмы не было и следа. Ему подходил климат. И Борис планировал вообще как-нибудь переехать в Сочи или куда-то поближе к югу, но пока что не выходило. И мы стали искать врачей здесь. Прием у столичного доктора обходился каждый раз в такие суммы, что я просто теряла сознание при виде длинных чеков. Но мы продолжали наблюдаться все равно, потому что здоровье сына важнее. И результаты были. Приступы даже в конце мая стали единичными.
— Все хорошо, — закашлялся Егор и отодвинул мои руки от личика. Развернулся и прижался ко мне. Уткнулся носом мне в шею.
— Отлично, родной… — произнесла я, выдохнув. Звонок сына застал меня по дороге домой. Я просто закончила с работой раньше обычного и собиралась заехать за продуктами, но планы изменились. — Сейчас я схожу, проверю где Даша.
— Они с папой в кабинете… — снова повторил Егор, и я поняла, что сейчас прольется кровь. Как они могли не слышать, что ребенку плохо. Как они могли…
— Посиди в зале, а я пойду их проверю, — предложила я и запустила пальцы в волосы сынишке. Егор кивнул, и мы вышли из кухни. Сын свернул налево, а я прошла прямо и дёрнула за ручку дверь кабинета. Оттуда донеслись шорохи и что-то упало. Я нервно, зло ударила открытой ладонью по двери и прошипела:
— Боря, открой, у тебя чуть сын не задохнулся.
Но в ответ не последовало ничего. Я дёрнула ручку на себя. Ещё раз и еще. Развернулась и быстро добежала до кухни, вытащила из посуды вилку с прямоугольным черенком и, вернувшись к кабинету, просунула в зазор между полотном и косяком.
Замок отъехал, и я дернула на себя дверь.
Замерла в шоке от увиденного.
Что-то острое, обжигающее влетело мне в грудь.
Я пошатнулась и постаралась нащупать пальцами косяк.
Мой муж. Перед богом со мной венчанный. Любимый, единственный. С которым мы семь лет в браке. С которым у нас ребенок. Этот человек стоял и нервно заправлял в штаны рубашку. А из-под стола вылезла моя племянница.
— Что здесь происходит? — произнесла я и с ужасом поняла, что пока мой ребенок задыхался, муж и моя племянница в рабочем кабинете... — Она же моя племянница…
Развод. Предателей не прощают. Анна Томченко
продолжение следует
