Глава 28
– Давление 85 на 60, пульс 120. Валерий Сергеевич сказал, что она не ела уже несколько дней, – эти слова слышу из уст фельдшера «Скорой», доставившей к нам пациентку. Зовут её Марианна, и судя по всем признакам, жить бедняжке осталось совсем немного.
– Она хотя бы пила? – спрашивает Данила, который присоединился к нашей бригаде.
– Вчера немного газировки. Месяц назад её оперировали по поводу непроходимости и сказали, что опухоль дала метастазы в печень и диафрагму, – рассказывает муж пациентки печальным голосом.
– Возможно, печёночная энцефалопатия, – озвучиваю предположение.
– Что это значит? – спрашивает Валерий Сергеевич.
– Печень не может очищать кровь от вредных веществ, поэтому ваша жена и не просыпается. Перекладываем осторожно. Раз, два, три. Общий анализ крови, электролиты, печёночный комплекс, – говорю медсестре.
– Дыхание восемь, – сообщает она.
– Валерий Сергеевич, у вашей жены очень редкое дыхание. Надо решить насчёт интубации, – говорю ему.
– О, Боже, – тяжело вздыхает он. На мужчину больно смотреть. Он стоит, глубоко несчастный, с маленькой (ей годика три) дочкой на руках, которая обняла папу и прижалась к нему. Старшая, ей около восьми, стоит неподалёку.
– Моя жена ранее обращалась в комитет по здравоохранению с отказом от реанимации, –сообщает супруг пациентки. – Она не хочет никаких аппаратов.
– И что ей там ответили? – спрашивает Береговой.
– Что это незаконно, – вздыхает Валерий Сергеевич. – Но она очень меня просила. Скажите, по-другому ей можно помочь?
– Мы поставим капельницу и постараемся облегчить её состояние, – отвечаю на эту просьбу и прошу медсестре показать отцу семейства, где он и дети могут подождать.
– Идёте, я найду вам цветные карандаши и книжки-раскраски, хорошо? – коллега улыбается девочке.
– До свидания, мама, – машет та маленькой ручкой.
– Идём, милая, – медсестра обращается ко второй, старшей девочке.
– Я принесла её вещи. Она всегда мне это поручает. Она любит, когда они рядом, – сообщает та, удерживая обеими руками прозрачную папку, в которой виднеются семейные фотографии.
– Хорошо. Но здесь их некуда положить. Ты их пока можешь подержать?
Девочка кивает.
– Хорошо, детка, пошли. Идём, идём.
Медсестра уводит ребёнка, и та до последнего, пока не закроется дверь, смотрит на маму.
– Когда она не проснулась, я испугался и вызвал «Скорую», – произносит Валерий Сергеевич, когда дети уходят.
– И правильно сделали, она обезвожена, – подтверждаю правильность его поступка.
– Я уговаривал её пить, но она так слаба, что даже не может глотать. Соломинку едва удерживает.
– Анализы пришли, – произносит Данила, протягивая мне документ.
– Печень не производит факторы свёртывания, – говорю мужу пациентки.
– Что это значит?
– Это тяжёлая печёночная недостаточность.
– Вы можете что-то сделать?
– Нет, мы можем только облегчить её страдания, – мне тяжело это говорить, но иначе нельзя. Давать надежду можно и даже нужно, только не в таких вот случаях. Здесь может помочь лишь чудо, а когда у больного терминальная стадия рака, и организм практически отказался бороться, надеяться не на что.
– Значит, конец? – убитым голосом спрашивает Валерий Сергеевич.
– Видимо, да.
– Господи… – с тоской произносит он. Потом оглядывает палату. – Где мои девочки?
– За ними присматривает наша медсестра, – отвечает Данила.
– Сделайте всё, что можете, – произносит мужчина, стараясь не расплакаться. Ему это удаётся с огромным трудом. – Избавьте её от мучений, пожалуйста.
– Конечно, – отвечаю ему.
Иногда много больных – это даже хорошо. Позволяет не погружаться в боль и страдания одного человека, а общаться и с теми, чьи дела идут на поправку. Вот и теперь. Иду проведать Светлану, чьи гинекологические показатели оказались, в общем, приемлемы. Валерий Лебедев, который после меня принял больную, диагностировал аднексит, который хорошо поддаётся воздействию антибиотиков. Часть препаратов девушка уже получила, остальное вылечит амбулаторно. Потому её можно выписывать. Собственно, она узнала об этом раньше от медсестры, мне остаётся только попрощаться и дать кое-какие рекомендации.
– Будут температура или рвота, возвращайтесь, – говорю девушке. – Подождите минутку, я дам вам список консультаций.
– Можно на улице? Здесь так душно, хочу свежего воздуха.
– Да, конечно. Подождите меня снаружи.
Иду в ординаторскую, чтобы забрать список, но стоит мне направиться к выходу, как подходит Фёдор Иванович и сообщает:
– Эллина Родионовна, ваша больная упала в обморок.
Выбегаю наружу. Рядом со Светланой оказывается одна из медсестёр.
– Что случилось?
– Она дышит, но пульс едва прощупывается, – сообщает коллега.
– Два литра физраствора через два больших катетера. Светлана, очнитесь.
– Может, внематочная? – слышу вопрос.
– Нет, тест на беременность отрицательный.
– Кто её врач?
– Доктор Лебедев, – отвечаю.
– Давление 70.
– Приготовить противошоковый препарат и ультразвук. Давайте положим её на каталку, – отдаю распоряжения, после чего увозим Светлану обратно.
Спустя пять минут мне докладывают:
– Давление 85 после двух литров. Гемоглобин 141.
Делаю УЗИ.
– Правый придаток в норме. А слева… Там полость и свободная жидкость.
– Что это? – спрашивает медсестра.
– Абсцесс яичника. При разрыве они дают сепсис и коллапс, – поясняю.
– Температура 39.
– Это воспаление. Срочно наберите оперблок.
Вскоре мне подают телефонную трубку.
– Нина Геннадьевна, – говорю Горчаковой. – У меня пациентка с разрывом и абсцессом яичника. Готовьте операционную.
В палату прибегает Лебедев:
– В чём дело?
– У больной был обморок с падением давления.
– У какой больной?
– Этой, – показываю на Светлану. – Вы диагностировали у неё аднексит.
– Давление 100.
– Хорошо, повезли, – киваю медсестре.
– Почему меня не позвали? – удивляется Лебедев. – Может, геморрагическая киста?
– Нет, гематокрит в норме. У неё многокамерный абсцесс.
– Вы поставили многокамерный абсцесс?
– Да. Надо же, я бы в жизни не узнал его, – признаётся Валерий, чем заставляет меня вновь серьёзно задуматься о его компетентности.
Провожаю Светлану до лифта. Затем иду проведать двух больных, с которыми у меня недавно вышел небольшой, но забавный конфуз.
– Вам ещё не ввели антибиотик? – спрашиваю пациентку.
– Вроде нет.
– Извините, я не успела, – признаётся медсестра, которая занимается вторым больным.
– Я назначила его час назад.
– Простите. Но сюда вы назначили тоже гормоны и ингаляцию.
– Когда введёте?
– Когда закончу с этим пациентом, – устало говорит медсестра.
– Не надо. Я всё сделаю сама, – отвечаю ей. Хоть я тут и завотделением, но порой важно понимать, что нагрузка на средний медперсонал порой просто зашкаливает, превышая возможности человеческого организма. Даже нам, врачам, порой легче: сделал назначение и ушёл. А медсестре – приготовить, уколоть, прибрать и так далее.
– Эллина Родионовна, Марианна приходит в себя, – говорит мне Данила.
Идём в палату.
– Где я? – слабым голосом спрашивает женщина.
– В больнице, дорогая, – отвечает Валерий Сергеевич.
– Я не хочу… – слабо мотает она головой.
– Марианна, я доктор Печерская. Мы вводим вам жидкость внутривенно, потому что вы перестали пить. По этой же причине вы сегодня не могли проснуться.
– Я хочу домой. Домой, – умоляет Марианна.
– Дорогая, тебя надо положить в больницу, чтобы тебе стало легче, – поясняет Валерий Сергеевич.
– Нет. Я хочу домой.
– Марианна, вы не хотите, чтобы к вам подключили аппараты? – спрашиваю её.
– Нет. Нет, только не аппараты.
– Милая, тебе здесь могут помочь снять боль, – уговаривает муж.
– Нет.
– Прошу тебя.
– Валерий Сергеевич, – аккуратно беру его за руку, давая понять, что нам нужно отойти и побеседовать в стороне.
– Думаю, вам стоит подумать о службе хоспис на дому. Наша машина отвезёт её домой, если там ей кто-то сможет делать внутривенные вливания. Она явно хочет именно этого, – поясняю мужчине.
– Она умирает и не понимает, чего хочет.
– Понимает, она ясно это сказала, – отвечаю ему. – Разве она не имеет права умереть там, где хочет? Дома. Окружённой близкими. В своей постели.
Валерий Сергеевич несколько раз кивает. Он бледен, плотно сжимает губы.
– Хорошо. Скажите ей. Это её успокоит.
Мужчина медленно возвращается к жене. Я отзываю к себе Данилу. Тяжело вздыхаю.
– Только этого мне сегодня не хватало. Позвони в социальную службу…
– Возможно, муж прав. Если положить её на день-два подкрепить… – произносит Береговой.
– Прошу тебя, только не сегодня, – перебиваю его.
– В конце концов, она уедет.
– Женщина хочет уехать сейчас. Мы не можем её удерживать. Она хочет умереть. Я понимаю, это неприятно, но мы должны уважать её волю, – говорю Даниле. При этом понимаю, что мы обязаны продолжить её спасать, только… без желания самого пациента это невозможно. Не по юридическим основаниям, а по духовным. Так устроен человек: если он отказывается бороться, то иногда законы природы перестают действовать.
– Но у неё страшные боли, а мы даже не предложили ей варианты, – продолжает спорить Данила.
– Позвони и договорись, – оставляю решение за собой.
Возвращаюсь к двум пациентам.
– Ну вот. Это минут на 20, – ставлю капельницу женщине. – Через пару дней вы начнёте поправляться. Сестра принесёт вам рецепты.
Оборачиваюсь к мужчине.
– Препараты помогают?
– Да, мне полегчало.
– Чудодейственное средство, – улыбаюсь ему и резко оборачиваюсь, когда слышу за спиной опасливые вздохи.
– Что такое?
– Трудно дышать.
Женщина уселась на постели и с силой втягивает в себя воздух. Снимаю стетоскоп, слушаю.
– В груди болит?
– Нет.
– Такое уже бывало?
– Да… От препарата… От этого, – она называет его и кивает на капельницу.
– От этого?!
– Я же сказала, что у меня аллергия. На сульфаниламиды… Голова кружится.
Срочно вытаскиваю иглу.
– Надо лечь пониже. Ложитесь.
– Помощь нужна? – спрашивает пациент рядом.
– Нет. Всё нормально. Ну, как вы?
– Плоховато.
Делаю укол антигистаминного средства.
– Что случилось? – вбегает встревоженная медсестра.
– Ничего.
– Кто-то нажал кнопку.
– Это я, – признаётся больной на соседней койке.
– Зачем? – спрашиваю его.
– Она задыхалась, – показывает он на соседку.
– В чём дело? – вбегает Ольга Великанова.
– Пациентка пожаловалась на одышку, я ввела лекарство.
– Откуда столько крови? – медсестра показывает на руку больной.
– Видимо, я неудачно выдернула капельницу.
– Зачем это? – спрашивает Лидия.
– Спешила, – отвечаю ей немного резко и говорю медсестре поставить капельницу заново, но с другим набором препаратов. Слушаю пациентку и сообщаю, что у неё пульс и дыхание хорошие.
Так, теперь пора подняться в операционную и узнать, как дела у Светланы.
Выходит Горчакова, лицо у неё суровое.
– Почему такую тяжёлую больную выписали из отделения? – она буквально сверлит нас глазами. Мы – это я и доктор Лебедев, стоящий рядом.
– Она не была тяжёлой. Я поставил ей аднексит, – говорит Валерий.
– Вы не нашли абсцесс при осмотре? – Нина Геннадьевна смотрит на меня.
– Не нашла.
– И вы контролировали?
– Да, – признаюсь. Глупо отпираться.
– А вы, доктор Лебедев? – спрашивает его Горчакова. – Вы что-нибудь нашли?
– Нет, не нашёл.
– Вы что, были в боксёрских перчатках? – возмущается Нина Геннадьевна.
Валерий молчит, виновато опустив голову.
– Я решил, что мой опыт в гинекологии достаточен. Видимо, я ошибался, – наконец признается.
– Вы, Эллина Родионовна, дали санкцию на выписку больной, которую лечил доктор Лебедев, и которую вы просмотрели. Девушка могла погибнуть. А вам, – Горчакова тычет пальцем в грудь Валерия, – ещё много лет надо учиться, прежде чем принимать такие решения. Понятно?
– Я понимаю, – соглашается Лебедев.
– Я рада.
Горчакова уходит, мы с Валерием остаёмся вдвоём.
– Можно я скажу хоть слово? – начинает он.
– Думаю, в ваших интересах сейчас будет помолчать, – прерываю его. – Не снимаю с себя ответственности. Но вот что, доктор Лебедев. Когда к нам приходят новые молодые врачи, мы их оцениваем. Надеемся на вас, желаем успеха, но постепенно, общаясь, видев в работе, составляем мнение. Знаете, что думают о вас в клинике? Вы ленивы, небрежны. Ваши беззаботные отношения к своим обязанностям ставят под угрозу жизнь больных, как сегодня. Другими словами, никто из нас не считает вас хорошим врачом. Если ещё одна ошибка с вашей стороны, и вам придётся искать новую работу.
Ухожу, красная от гнева и стыда. Сама тоже хороша! Не увидела абсцесс во время осмотра! Да ещё решила, что с пациенткой всё хорошо, пока у неё была температура! Злюсь на себя больше, чем на Лебедева. Не нахожу оправданий. Большая нагрузка? А у кого её нет? Кому сейчас легко?
Захожу в лифт, и на административном этаже в него садится Романова.
– Я к вам, – говорит она тихим голосом.
– Да, слушаю.
– Борис велел передать…
– Вы теперь и его секретарь? – перебиваю её со злой иронией.
– В некотором роде, – без смущения отвечает Александра Фёдоровна. – Так вот, он сказал, что вам пора начинать действовать в рамках договорённости, – говорит секретарь, не глядя мне в глаза. – Завтра поступит крупная партия нужных препаратов. Он даёт вам два дня, чтобы придумать схему, по которой 10% от общего количества будет выведено из оборота клиники.
Я слушаю Романову, сжимая челюсти. Как же хочется сдать её полиции! Но слишком рано. Майор Никоненко просил принять правила «игры», чтобы сеть над преступниками раскинулась как можно шире, и в неё попалась не только такая корюшка, как эта секретарь, но и рыба намного крупнее.
– Хорошо. Передайте Борису, я всё сделаю.
Возвращаюсь в кабинет, достаю телефон и тут же звоню Никоненко, чтобы он тоже начинал действовать.