49,5 тыс подписчиков

НЕ ТАКИЕ_Глава 21

14 мая 202414 мая 2024

4934

13 мин

Оглавление

Глава 21.
Начало здесь
Авторское право данного текста подтверждено на text.ru и охраняется Гражданским Кодексом РФ (глава 70)

Глава 21.

Начало здесь

- Причём тут Ира?

Признаться, после такого заявления Михаила у меня возникло и с каждой секундой всё более крепло подозрение в его, скажем так, лёгком безумии. На что это он намекает сейчас? Что может сделать эта хрупкая, такая слабенькая после страшной болезни, девчонка? Перед глазами тут же возник образ Иришки – субтильная, больше похожая на мальчишку лет тринадцати, нежели на пятнадцатилетнюю девушку, с экстремально короткими волосами, с огромными глазищами, так ярко выделяющимися на худеньком личике с заострёнными чертами. Как? Как она может что-то этакое сотворить? Ей бы, дай Бог, силы восстановить да выкарабкаться окончательно.

- Ты, Рома, не пыли. Послушай лучше, что расскажу, а потом уж будем вместе соображать.

Рассказ Михаила я слушал, за малым не открыв рот, как когда-то в далёком детстве внимал, развесив уши, неизменным ежевечерним сказкам бабы Нины. Убаюканный размеренным звучанием голоса моего рассказчика я невольно испытал ощущение раздвоения. Одна моя часть продолжала внимать Михаилу Николаевичу, вторая же совершила скачок назад во времени, очутившись в том году, когда я, шестилетка, провожу очередное лето в гостях у любимой бабули.

Я лежу в кровати, за окнами давно стемнело, но я, как подавляющее большинство ребятни категорически не соглашаюсь смириться с отходом ко сну. Помните, как у Сергея Михалкова?

«Я ненавижу слово "спать"!

Я ежусь каждый раз,

Когда я слышу: "Марш в кровать!

Уже десятый час!..»

Таращась в потолок, я изо всех сил борюсь с собственными веками, которые так и норовят закрыться. Дверь отворяется, и на пороге возникает баба Нина.

- Ромасик, - улыбается она. – Что ж ты, детка, снова со светом лежишь, а? Так ведь уснуть будет сложно.

- Я не хочу спать, - упрямо буркнул я, подавив предательский зевок.

Баба Нина, покачав головой, подошла и присела на край кровати. Поправив лёгкую простынку, которой я укрывался, она сказала:

- Ладно, раз не спишь, давай расскажу что-то интересное.

- Ага, - с готовностью согласился я.

Признаться, я и вредничал лишь с одной целью – услышать очередную историю от моей бабули, уж больно мастерица она была рассказывать. Голос бабушки зажурчал подобно ручейку, успокаивая и убаюкивая одновременно.

- Ну слушай. Есть на свете лютые враги рода людского, и зовутся они Чёрные Тени. Может быть, на самом деле они иначе называются, кто ж их разберёт. Да мы, люди вот так их окрестили, потому как видятся они нам аккурат, как черные сгустки.

- И кто они такие? – с замиранием сердца спрашиваю я.

Это у нас с бабушкой игра такая была (как я тогда думал): я, благодаря своим расспросам, будто бы сам становился участником истории, которую она мне решила поведать. Клянусь, это было настолько здорово, я так реалистично видел себя в самом центре описываемых бабой Ниной событий, что после, когда пересказывал их своим товарищам по играм, я уже и сам верил, что принимал в них участие. Как же меня ждали в нашей весёлой ватаге! Вдоволь набегавшись по улицам днём, мы собирались вечерком возле дома Серёги, одного из моих товарищей, поскольку около их калитки его батя сколотил аж четыре скамейки! Видать, специально, чтоб было где нам всем разместиться, когда, наконец, устанем мотаться и захочется спокойно посидеть и совершенно по-взрослому (так нам тогда казалось) порассуждать «за жизнь». Вот тогда-то, в сумерках, когда лица наши расплывались в постепенно прибывающей темноте, наступало самое «вкусное» время для всяческих страшилок и рассказок. Стоит ли говорить, что чаще других в роли сказителя оказывался я? Пару раз передав то, что услыхал от бабы Нины, я заслужил всеобщее поклонение. На меня смотрели и слушали с нескрываемым придыханием, моих рассказов ждали с нетерпением и по вечерам с замиранием сердца затихали в предвкушении новых диковинных историй. А истории и впрямь были диковинными. И не только для нас, ребятни. Я уверен, что и для старшего поколения они стали бы такими же невероятными. Да только мы, не сговариваясь, руководствуясь каким-то внутренним ощущением, ни разу не поделились услышанным от моей бабушки ни с кем из взрослых. Думаю, у детей здорово развита интуиция, а, возможно, это не интуиция, а степень недоверия к старшим, уверенность в том, что никто не воспримет их всерьёз. Знаете, что скажу? Верьте детям, верьте! Даже когда вам кажется, что всё, что они вам вещают, всего лишь плод их бурной фантазии, на миг отвлекитесь от своих «взрослых» мыслей, от твёрдой уверенности в том, что ничего такого быть не может, потому что не может быть никогда. Просто выслушайте, просто улыбнитесь без насмешки и сарказма, просто постарайтесь поверить. Даже если вы уверены в том, что бабайки не существует, поверьте! Дети никогда не боятся темноты просто так. И да, я не утверждаю, что вам следует отмести весь накопленный рационализм, я сейчас о другом: детская фантазия – это нечто невероятное! И ею, кстати, малыши (и не только малыши) зачастую пытаются замаскировать свои иррациональные страхи. Ведь бояться совестно, разве не мы с вами так упорно из поколения в поколение внушаем детям этот постулат? А вдруг всё же есть, чего бояться? Вот это вопрос вопросов…

- Никто не знает, кто они и откуда взялись, - вздыхает бабушка. – Да только бед они натворили уже – мало не покажется. Везде, где бы они ни появлялись, на людей мор нападает. Поначалу ничего не происходит, кроме только того, что люди вдруг меняться начинают.

- Как это? – не понял тогда я.

- Не такие становятся. Другие. А потом уж один за другим в мир иной отходят. Выпивают их Чёрные Тени.

- Как это – в мир иной? – спросил я, не в силах справиться с мурашками, бегущими по моим рукам.

- Да так вот, Ромасик, - снова вздыхает бабушка. – До смерти людей выпивают, до дна.

- Как они выпивают? Разве ж у тени есть рот?

Мне напрочь было непонятным, как вообще можно выпить человека, да ещё и не имея, так сказать, материального воплощения. Баба Нина назвала их тенями, значит, их нельзя же потрогать, а как же тогда они сами могут кому-то что-то сделать? Так я тогда рассуждал. Это сейчас мы такие все умные, бросаемся «научными» терминами про всякую там энергетику, ауру, чакры и тому подобное. Тогда мы таких слов не знали, нам подавай то, до чего можно дотронуться, что можно схватить или пнуть, коли оно первое нападёт.

- Не надобен им рот, Ромасик. Да и то, что они выпивают, это ж так, для красного словца говорится.

- Почему не зелёного? – развеселился я.

- Красный – значит, красивый, - назидательно сказала баба Нина. – Так в старину говорили. Помнишь, в Москве есть Красная площадь? Так назвали, потому что красивая она. А тени эти, они из людей всю силу жизненную забирают, ни капельки не оставляют. А что человек без силы? Так, пшик просто… Не может человек без жизненной силы. Вот они ею и кормятся. Как одного до капли выпьют, так за другого принимаются. И так бесконечно, если не остановить их.

- А как их остановить? – затаив дыхание, спрашиваю я.

- На то есть заклинание специальное, - лукаво подмигнула баба Нина. – Их надобно поймать в ловушку, прочитать над ними заклинание и схоронить в земле поглубже. Да там, где нога человека не ступит, где не найдёт никто и не выпустит на волю. А они будут сидеть и ждать. Терпеливые они…

Вторая моя часть на этом месте вынырнула обратно из воспоминаний детства, и я снова стал единым целым, уловив голос Михаила.

- Они выпивают людей до дна, до самого днища. Как одного выпьют, на другого переходят. И так, пока всех не сожрут. После этого отправляются в путь за новыми жертвами. Роман, да Вы, кажется не здесь? Где-то витаете?

Я поднял глаза, Михаил Николаевич, улыбаясь, смотрел на меня. Нет, в его взгляде не было ни намёка на обиду или досаду, скорее, любопытство. И капелька настороженности, как мне показалось.

- Извините, - пробормотал я смущённо. – Как неудобно получилось… Знаете, вдруг воспоминания нахлынули из детства… Не смог справиться.

- И не надо. Расскажите лучше, что за воспоминания? Никак с бабушкой Вашей связаны?

Признаюсь, я оторопел. Ощущение, что твой оппонент вдруг взял, да и прочёл твои потаённые мысли, не из самых приятных, поверьте. Хитрое лицо Михаила окончательно вогнало меня в ступор, и слова, что я собирался произнести, застряли у меня в горле. Глотнув остывший чай, я закашлялся и с трудом выдавил из себя:

- Причём тут баба Нина?

***

Светская жизнь, как ни странно, пришлась Даниилу по душе, он с нетерпением ждал очередного четверга, когда, щегольски принарядившись, отправится он в сопровождении своего наставника на приём к Ольге Яковлевне. Постепенно перезнакомившись со всеми постоянными гостями, коих у госпожи Щегловой бывало немало, он перестал притягивать к себе любопытные взгляды, став, как и многие другие, например, тот же Владимир Петрович или господин Клеман, экспонатом постоянной выставки личного музея Ольги. В силу опять же своей юности и неопытности, Даня не отдавал себе отчёта, светская жизнь пришлась ему по вкусу, или же манит его нечто иное. Сам того не замечая, искал он глазами хозяйку дома, замирая и трепеща, когда та, проскальзывая между гостями в изящном туалете из изысканного шёлка и бархата. На её белоснежной, такой гибкой, шейке, нежно обвивая её, маленькими звёздочками вспыхивали бриллианты, а игривый завиток, словно ненароком выбившийся из идеальной причёски, легко подпрыгивал этакой угольно-чёрной пружинкой, притягивая взгляд к тому месту, где шея плавно переходила в обнажённые покатые плечи. Её атласной фарфорово-белой кожей можно было любоваться часами. Когда Ольга вдруг резко оборачивалась, Даниил не всегда успевал отвести взгляд и замечал вспыхивающую на миг и тут же гаснущую, но успевающую обжечь юношу, искру в её бархатисто-чёрных глазах. Каждый раз он не знал, куда деваться, хотелось провалиться сквозь землю и одновременно остаться навсегда тут, около неё, такой волшебно-притягательной, недосягаемой и одновременно маняще доступной. Иногда, порхая по гостиной, Ольга будто ненароком, случайно, касалась руки Даньки, и касание это оказывалось таким лёгким, невесомым, как едва заметный ветерок. И каждый раз юноша не понимал, было это или же действительно сквозняком протянуло мимолётно, оставив в душе недоумение, тревогу, неудовлетворённость и недосказанность. Словом, Ольга играла с ним, как хищник с потенциальной жертвой. Только зачем?..

Даниил же после таких четвергов долго лежал без сна, пялясь в белый потолок, перед глазами юноши в замедленном темпе проплывали эпизоды прошедшего вечера с участием Ольги. Этих мимолётных видений ему с лихвой хватало на всю следующую неделю. Ему. Но не Ольге. Наблюдавший за всем происходящим Владимир лишь позволял себе хмуриться мимоходом, отвернувшись к стене или опустив глаза в пол, отпивая золотистое шампанское из высокого бокала. Сказать старинной подруге что-либо по поводу увиденного он не решался. А может, не мог? Алексис же занял иную позицию, а именно делал вид, что ничего, ровным счётом ничего особенного не происходит.

А Данька был влюблён. Впервые. Не отдавая себе отчёта в невозможности происходящего. Просто был влюблён, не понимая, что с ним творится, подозревая, что подхватил ненароком какую-то хворь.

- Даня, ты что-то последнее время будто отощал маленько, - заметил как-то Савелий, помогая молодому человеку облачиться в домашнюю курточку. – Аппетит пропал нечто?

- Показалось тебе, дядя Савелий, - смущённо ответил Данька.

Так уж повелось, что называл он Савелия не по имени, а именно дядей. Видать, память о дядьке Егоре своё дело сделала, кто знает. О Егоре он не слыхал уже очень давно. Владимир Петрович сказывал, что уехал тот в другую губернию счастья искать. Так он объяснил, а что на самом деле там произошло, то Даньке не сказывали. Гораздо позже, изрядно повзрослев и набравшись знаний и умений не только общепринятых, но и известных лишь узкому кругу избранных, Даниил понял, что ушёл дядька Егор отнюдь не в поисках счастья, а по указке. Дозорные вообще редко были привязаны к одному месту, кочевать им приходилось в течение всей жизни немало, такая уж доля их по праву рождения. Юноша уже довольно неплохо ориентировался в иерархии тайного сообщества. Кто такие палачи и дозорные давно понял, роль стражей тоже в основном ясна. Только вот ощущал он ещё кое-что: над стражами тоже есть кто-то, но об этом ему пока не сказывали. Ну что ж, уж что-что, а ждать Данька умеет. Вот только вопрос Савелия выбил его немного из колеи. Молодой человек всей кожей почувствовал, что старый камердинер догадывается о том, что творится в его душе.

- Когда кажется, крестятся обычно, - усмехнулся Савелий. – Да мне креститься не след, потому как никогда ещё не жаловался я на видения. Ты, Данила, с этой мадамой аккуратнее. А то, глядишь, съест и не поперхнётся, чертовка такая. Уж как, было дело, хозяин мучился, не описать! Только вот недавно отпустило его окончательно.

- Владимир Петрович? – изумился юноша.

- Он самый, - кивнул Савелий. – А ты как думал? И он, и Алёшка, и доктор наш, - все они под её чары попали в своё время. Потому и упреждаю: сторонись её.

- Да я разве что? Я ничего, - пробормотал Данька. – Не нужна она мне, да и стара уж.

- Экий дуралей, - усмехнулся Савелий и вышел из комнаты.

Жизнь текла своим чередом, ничего из ряда вон выходящего кругом не происходило, никаких странных или необъяснимых явлений в губернии не наблюдалось, ни о чём таком необычном слухов не ходило, и Даня мог спокойно продолжать своё образование. Он ещё подрос и окреп, превратившись в интересного молодого мужчину. Барышни украдкой бросали на него восхищённые взоры, кокетливо пытаясь привлечь внимание красивого франтоватого юноши. Даня этого как будто не замечал, в его голове то и дело навязчиво возникал образ Ольги, которая явно запала в самое сердце восторженного парня.

Миновал очередной весёлый и одновременно мучительный четверг. Лёжа, как всегда в такие моменты, без сна, Данила вдруг услыхал, будто стукнула входная дверь. «Кого это черти принесли посреди ночи?» - удивлённо подумал он, поднимаясь и набрасывая халат. Осторожно выглянув из-за двери, он убедился, что в коридоре никого и, стараясь шагать бесшумно, двинулся к лестнице. Из холла послышались приглушённые голоса, в одном из которых Данька узнал Владимира Петровича. Второй принадлежал женщине, услыхав его, парень вздрогнул. Голос принадлежал Ольге.

- Оля, ты с ума сошла! Если кто увидит? – укоризненно говорил Владимир.

- Прошу тебя, дорогой, прекрати, скучно. Кто увидит? Я же не на извозчике ехала и не в своей коляске. Я пришла пешком, на мне тёмная одежда, верху тёмный плащ, никто меня не увидел, не трясись.

- Какая нужда заставила тебя прийти в такое время?

- Вольдемар, душа моя, - вкрадчиво начала Ольга. – Я всего лишь на минутку. Кое-что прояснить требуется. Ты что, дорогой, решил мне палки в колёса вставлять?

Вопрос она задала ласковым тоном, от которого у Даньки почему-то затряслись поджилки. Его наставник, похоже, чувствовал себя не лучше, потому что не смог ответить ничего вразумительного, из его губ вырвалось лишь робкое мычание. Но Ольге, похоже, ответ и не был нужен, она пришла явно не вопросы задавать, хоть начала и с него.

- Прошу тебя запомнить, Вольдемар, - продолжила она уже совершенно серьёзно. – Не смей мне мешать. Не возражай! Сегодня ты был просто в ударе, не дал мне даже пары слов сказать с ним. Ты решил его оградить? Зачем? Он не мальчик, коим был пару лет назад, ему скоро восемнадцать, и я получу его! Заруби на своём красивом греческом носу: мне нужен этот мужчина! Ты же сам прекрасно понимаешь, что второго такого шанса продолжиться мне может и не выпасть, а ждать бесконечно у меня не получится, и так уже время затянулось. Прекрати его стеречь, я всё равно возьму своё.

Ольга говорила быстро и резко. Закончив свою короткую речь, она повернулась и быстро пошла к выходу. Шагов её не было слышно, будто она не шла, а парила над полом. У двери она обернулась и произнесла уже мягче:

- Володенька, ты же понимаешь. Ты же всё понимаешь. Это необходимо всем нам.

Дверь за Ольгой закрылась, Владимир достал белоснежный носовой платок и вытер пот со лба, рука его заметно дрожала. Ничего толком не поняв, Данька, крадучись, вернулся в свою комнату.