Война для каждого своя, и для всех она разная. Для солдата на поле боя, для крестьянина и рабочего в тылу… И для военнопленных, и для тех, кого насильно угнали в Германию на работу… Каждый по-своему проживал тяжелые годы, веря, что все изменится к лучшему.
…32-летняя Александра Георгиевна Копылова и ее младшая дочь Вера 12-ти лет вместе с главой семьи, мужем и отцом, кадровым офицером, жили в поселке под Ленинградом. Незадолго до начала Великой Отечественной войны супруг отбыл в служебную командировку в Эстонию. Вскоре после начала войны в поселок пришли немцы. И стали силой загонять мирных жителей в большие помещения. Так мама с дочкой оказались в подвале, куда их затолкали фашисты.
Во время одного из артобстрелов Верочку ранил в ногу случайно залетевший в подвал осколок снаряда. Кто-то перевязал девочке рану, но кровь продолжала течь, и стало ясно - нужна медицинская помощь. Одна из женщин умела говорить по-немецки, она и объяснила часовому, что раненой девочке нужен врач. Сразу после окончания боя немцы погрузили Верочку с мамой в санитарную машину, в которой находились раненые германские солдаты, и отправили вместе с ними в военный госпиталь.
Пока ждали доктора, какой-то немецкий военный снял с Александры Георгиевны часы и золотые украшения. Первый осмотревший девочку хирург предложил ампутацию. Тогда Александра Георгиевна упала в ноги другому доктору: «Умоляю! Спасите!». Он и спас, удачно прооперировав, и Вера быстро пошла на поправку. Чтобы дочь до выздоровления оставили в госпитале, Александра Георгиевна стирала немцам бинты, исподнее, выполняла самую тяжелую грязную работу. Ножка зажила…
А вскоре мать и дочь насильно угнали в Германию на подневольные работы. Добирались долго и тяжело, ехали в страшной духоте, задыхались от вони – в вагоне не было окошек и отхожего места. Наконец состав прибыл на железнодорожную станцию Данциг. Там, буквально на невольничем рынке, люди продавались как скот. Немецкие бюргеры прохаживались мимо построенной в линейку рабочей силы, разве что в рот людям не заглядывали, и указывали на подходящих пальцем.
К Александре Георгиевне и Верочке подошел румяный высокий немец, сделал понятный жест – мол, коров доить умеешь? Женщина покачала головой: «Нет, не умею, я горожанка!». Но немец все равно увез ее к себе в большое богатое имение под Мариенверденом в Пруссии. Верочка ехала с мамой, но к другому хозяину, по соседству. Несмотря на все слезы и уговоры мать и дочь все-таки разлучили.
Довольно долго Александра Георгиевна ночевала в конюшне, а потом ей выделили крошечную коморку на чердаке дома. Сев, прополка, уборочная – простые сельскохозяйственные работы, но для женщины, не знавшей крестьянского труда, они были каторжными. Да и работали в поле остарбайтеры не восемь часов, а 12, 14. Прошло немало времени, пока Александра Георгиевна не научилась управляться с граблями, вставать затемно, пока перестала обращать внимание на пришитую к фуфайке тряпку с надписью «ОСТ» (в имении работали также пленные англичане, поляки и французы, но только русские носили эти нашивки, да и по социальному положению они были самыми бесправными).
Долгие годы жили в памяти Александры Георгиевны картины прошлого… Например, вот пленных строем ведут на работы в поле, она видит, как в нескольких метрах впереди нее шагает дочь. Окликнуть бы, обняться, но любое проявление человеческих чувств будет тут же строго пресечено и наказано физически. Просто обменяться взглядами – уже хорошо! Кстати, Верочке разрешили ночевать вместе с мамой только после победы нашей армии под Сталинградом… А вот пленные в короткие минуты отдыха сбились в кружок, обсуждают очередной номер газеты для остарбайтеров с заметками об успехах немецкой армии. Это в 1944 году! И ни одному печатному слову не было веры… А вот на столе подошло, сейчас убежит, забытое юнгефрау (молодой хозяйкой, потому что была и альтефрау, старая) тесто. Александра Георгиевна, случайно оказавшись рядом, невольно подошла, потянулась к нему – вымешивала, обминала, как будто дома у мамы… На кухню вошла юнгефрау, посмотрела и ничего не сказала. Но с того дня Александре Георгиевне стали доверять и работу по дому. Ее даже своеобразно поощряли, обещая, когда победят, взять с собой в Россию, в новое имение на тучных черноземах.
Досыта остарбайтеры не ели, но и не голодали. Обслуживая большое натуральное хозяйство, всегда можно было найти возможность выпить стакан молока или съесть свежее куриное яйцо. Проблема была в другом: где потом спрятать те самые скорлупки? Бросить на землю или зарыть в сене – нельзя, заметит бдительная альтефрау, и тогда уж пощады не жди. Выручала печурка в каморке на чердаке. Весь пищевой мусор женщина сжигала там.
На Александру Георгиевну хозяева руки не поднимали. А вот Верочке доставалось, и как! Ей с трудом давался немецкий язык. Прикажет хозяин принести ведро, а девочка несет вожжи. Так вот эти самые вожжи через минуту уже «гуляют» по ее спине. Так хозяин наказывал Верочку за непонятливость. На детские плечи в немецкой неволе легли все домашние хлопоты в хозяйском имении – стирка, уборка, готовка плюс обязательные полевые работы. И чтобы все не кое-как, а на совесть!
Освобождения ждали словно манны небесной. Весной 45-го года с каждым днем все слышнее и слышнее становилась канонада советских орудий. И хотя хозяева не говорили правды, все знали, освобождение не за горами. Однажды в пасмурное мартовское утро, когда хозяева, побросав имущество, бежали куда глаза глядят, мать и дочь, со страхом ожидая развития событий, прятались в кювете. И вдруг послышалась родная русская речь: «Эй, славяне! Не бойтесь, выходите!». Что же, поднялись, отряхнулись. «Вы откуда, такие красивые?» - «Из Тамбовской области, из Моршанска… Может, слыхали?» - «Слыхали?! Да я сам из Сокольников!». Улыбающийся парень в лихо заломленной на голове пилотке – таким запомнился Александре Георгиевне и Вере их земляк Сергей Боярский – человек, много значивший в их будущей жизни. Встретившись вновь уже после Победы, в том самом Моршанске, они хорошо дружили семьями до самой гибели Боярского в 60-х годах прошлого века. А в Германии тогда их поставили на учет в советской комендатуре, определили на работу – переводчицей и поварихой. Помогли с отправкой на Родину. Летом они двинулись в обратный путь, на восток…
В их домашнем архиве хранилась напоминающая о прошлом историческая справка: «Дана настоящая хозяйственной частью военной комендатуры г. Реетц Копыловой Александре Георгиевне и ее дочери Вере Алексеевне в том, что они насильно эвакуированные из Ленинградской области и теперь освобожденные из немецкой неволи. Работали при военной комендатуре. В настоящее время направляются на родину. Просьба оказывать им всякое содействие».
А на Родине все сложилось непросто. Не раз и не два вызывали Александру Георгиевну в особый отдел, она не сразу смогла устроиться на работу. А потом женщину все-таки взяли на работу в школу-интернат для слепых и слабовидящих детей, где она работала и до войны, до отъезда в Ленинградскую область. Верочка пошла в школу – семнадцатилетняя девушка в пятый класс. И хотя сразу не все получалось, закончила 5-й класс отличницей и сдала экстерном экзамены за 6-й и 7-й класс. Потом поступила и окончила Московский техникум мукомольной промышленности, потом – институт пищевой промышленности. Сделала карьеру,устроила жизнь, судьба занесла ее аж на Сахалин. Наладилась и жизнь Александры Георгиевны, долгие года она жила в в военном городке под Москвою.
Так и закончилась эта история. Несмотря на перенесенные испытания, тяжелейший подневольный труд, в чем-то ожидаемые проблемы с трудоустройством на родине, мать и дочь – самое главное! - остались живы и вернулись на Родину. К сожалению, далеко не каждый советский солдат или военнопленный смог обнять своих родных в победном 45-м. Вечная всем память!
