Знакомство с биографией Великого князя Николая Константиновича Романова наводит на мысль, что бурные события молодости – скандальный роман с авантюристкой Фанни Лир и кража для нее же фамильных драгоценностей , приведшая к объявлению сумасшедшим и изгнанию из венценосной семьи – были лишь прелюдией к главному делу его жизни – обустройству Туркестанского Края.
Капитан Генерального штаба Николай Константинович Романов, отправленный в феврале 1873-го на покорение последнего в Средней Азии независимого Хивинского ханства, в походе буквально «заразился» Средней Азией и посвятил этому увлечению всю дальнейшую жизнь.
Период самарской ссылки в этом смысле можно считать плодотворным этапом подготовки к переселению. Князь всерьез занимался ориенталистикой, публиковал (под чужим именем) научные труды по освоению вновь присоединенных территорий. В 1879-м с высочайшего разрешения «Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Константиновичу предпринять весною сего года ... путешествие по разным степным и другим местностям, находящимся в Оренбургском и Туркестанском краях» провел еще одно масштабное исследование, известное как «Самарская ученая экспедиция» - с целью дальнейшего строительства железной дороги.
Окончательно вопрос отъезда решился после очередного семейного конфликта: не будучи допущен на похороны своего дяди Александра II, князь отказался присягать своему кузену Александру III, за чем и последовала ссылка в Ташкент.
Стоит вспомнить, что Ташкент конца позапрошлого века представлял собой средневековое поселение посреди жаркой степи с лабиринтом узеньких улочек между глинобитных мазанок. Малочисленное русское население состояло из гарнизона, тоскующего по России и мечтавшего о возвращении на Родину. Именно здесь Великий князь должен был оставаться до конца своих дней.
О жизни «великого ссыльного» в Ташкенте написано много - и писать действительно есть о чем. Разносторонне одаренный князь проявил себя еще и талантливым организатором и предпринимателем. Затеяв масштабные оросительные работы, на собственные средства проложил 100-километровый(!) канал в Голодной степи и ввел в оборот огромное количество прежде неиспользуемой земли.
На «оживших» территориях заложил 119 казачьих поселений с выдачей переселенцам ссуд на обустройство. Первым завез в Среднюю Азию закупленные на юге США семена хлопчатника и сразу же построил хлопкоочистительные заводы, внедрив безотходный цикл переработки: из хлопка делали волокно, из семян – масло, жмых шел на корм скоту. Всей последующей хлопковой историей регион обязан именно князю
На присылаемое из Петербурга ежегодное содержание – 200 тысяч рублей – Николай Константинович открыл множество мелких предприятий: мыловаренный завод, фотографические ателье, бильярдные, производство и продажу кваса, переработку риса, ткацкие фабрики. Пекарня-булочная, выпекавшая французские булки, была городской достопримечательностью.
Успешны и прибыльны были все княжеские начинания. Как известно из полицейского доноса, «…им был организован базар возле железной дороги. Прежде чем начать торговлю, необходимо было за определенную плату купить квитанцию с надписью “Базар Великого князя в голодной степи». Обязательной стала поверка весов для избежания обмана, рыночный тариф составлял 1 копейку за пуд проданного картофеля и 30 копеек за арбу дынь.
Огромное хозяйство приносило в год полтора миллиона рублей. Чтобы избежать родственного гнева и поучений, что коммерция – не царское дело, регистрировал все предприятия на жену Надежду Александровну, получившую-таки от императора официальное признание брака и титул княгини Искандер.
Практически половина тогдашнего Ташкента была возведена Великим князем. «Ссыльный» благоустраивал город, мостил камнем новые улицы и высаживал вдоль них свои любимые дубы. Построил за свой счет городской водопровод, больницу для бедных, богадельню, пять кинотеатров – и публичный дом под вывеской «У бабуленьки». Поистине, князь оставался в своем репертуаре!
Получив от кузена-императора «целевое финансирование» в сумме 300 тысяч рублей на собственный дворец, пустил эти деньги на постройку в Ташкенте драматического театра. Еще учредил 10 стипендий для обучения выходцев из Туркестана в лучших ВУЗах России. Как писали тогдашние газеты, «одно высокопоставленное лицо сделало для Средней Азии больше, чем вся государственная администрация» - и с этим согласны все историки .
В Ташкенте опальный князь впервые обрел и собственный дом. Великокняжеский дворец, выстроенный в 1891-м по проекту главы строительного ведомства Туркестанского края архитектора Вильгельма Гейнцельмана, представлял собой протяженное двухэтажное здание из серо-желтого кирпича, очертаниями в плане напоминавшим силуэт двуглавого орла, с окнами причудливой формы, резными колоннами и «кружевными» решетками.
Центральная часть объема венчалась высоким куполом, эффектно сочетающимся с круглыми башнями на флангах. Специально оборудованные подвальные помещения сохраняли прохладу в любую жару. Левое крыло занимали апартаменты Великого князя, правое – апартаменты его жены.
На прилегающей территории известным ташкентским ботаником И. Краузе был разбит сад, к выходящему на Кауфманский проспект крыльцу шла от улицы широкая кругообразная въездная аллея в виде крытого портика с колоннами. По обеим сторонам парадной лестницы на мраморных цоколях лежали бронзовые олени в натуральную величину.
Входящие через резные дубовые двустворчатые двери попадали в отделанный темным деревом большой круглый холл с замысловатым фонарем, спускающимся на чугунной цепи. Круглая узорчатая винтовая лестница за дверью слева вела в библиотеку и бильярдную.
Правая дверь открывалась в просторный зимний сад с пальмами, лимонными, апельсиновыми и мандариновыми деревьями и беседками из цветущих тропических растений. Рядом располагался японский сад с карликовыми фруктовыми деревьями, ручейками с мостиками, крошечными домиками и фигурками людей и животных. В других залах размещались мраморные статуи и картины из богатейшей княжеской коллекции.
Часть помещений оформили в восточном стиле – с редкими бухарскими, афганскими, туркменскими и персидскими коврами, драгоценным огнестрельным и холодным оружием и картинами из жизни Азии. В одном из залов было собраны экспонаты, связанные с Хивинским походом. В отделанной деревом столовой расписанные золотом потолки покрывали малиновые и зеленые арабские надписи – молитвы из Корана.
В одном из дворцовых флигелей князь устроил зоопарк, по воскресеньям открытый для публичного посещения.
Надо сказать, популярность князя среди местного населения была огромной. Дехкане на него буквально молились, поселенцы называли «князем-батюшкой»
Февральскую революцию «ташкентский князь» встретил восторженно, надеясь, что она положит конец его 43-летней ссылке. Узнав новость из газет, Николай Константинович первым делом поднял над своим дворцом красный флаг и отправил приветственную телеграмму Временному правительству. Затем, обрядившись в красную рубашку, Великий Князь стал разъезжать на извозчике по городу и поздравлять жителей Ташкента с «долгожданной» свободой. Себя при этом изображал «жертвой самодержавия», мечтавшего избавить народ «от деспотичной тирании» и даже сочинил наивную легенды, что оказался в ссылке за связь с революционным подпольем!
Как развивались бы дальнейшие отношения отпрыска Романовых с новой властью, сказать трудно. После первых глотков «воздуха свободы», осенью 1917-го Николай Константинович, уже страдавший астмой , простудился. Медикаментов к тому времени в городе не стало, а 14 января 1918-го не стало и Великого князя. На похороны собрался весь Ташкент, а местные большевики после отпевания устроили митинг, где вновь вспомнили о «кровавом царском режиме», жертвой которого был, по их мнению, и «бывший Великий Князь». При выносе гроба из собора внезапно грянул «Интернационал»! Думается, сам усопший, будучи любителем эпатажа, это бы оценил! Правда, следом музыканты всё же исполнили траурный марш Шопена.
Похоронили князя у ограды Иосифо-Георгиевского собора, стоявшего у входа во дворец. Согласно составленному завещанию, все состояние отходило жене Надежде Александровне, после ее смерти – ташкентскому университету. Поскольку новым властям воля покойного была не указ, спустя два месяца имущество национализировали. Во дворце открылся художественный музей, вдове позволили остаться при нем в роли смотрительницы. После переезда Музея искусств в новое здание усадьбу передали Республиканскому дворцу пионеров, затем – музею антиквариата и ювелирного искусства. С 1990-х бывший дворец служил домом приемов МИД Узбекистана, в последние годы перестал использоваться и в настоящее время стоит, опустевший и порядком обветшавший, в ожидании реставрации.
С исторической памятью дело обстоит еще хуже. В 1995-м здание Иосифо-Георгиевского собора снесли и на его месте обустроили сквер имени Ш.Р. Рашидова с установкой соответствующего памятника. Перезахоронением останков князя при этом никто не озаботился. В честь человека, сделавшего для Туркестана больше, чем кто-то другой, нет ни музея, ни памятника, ни улицы его имени.
Использованные в статье фото взяты из открытых источников в интернете
