Евгений Петрович пытался справиться со своим горем. Он знал, что дочь все равно уйдет. Рано или поздно это должно было свершиться. Казалось, Лиля с малых лет стремилась покинуть этот мир, словно он не мил ей, словно где-то бывают другие, совершенные миры, где «место светло и покойно»
Жена удивлённо говорила:
- Женя, она совсем не смеётся, не улыбается даже. И в кого такая неулыба?
Лиля соответствовала своему имени: нежная, хрупкая и ранимая. Она постоянно болела, и болезни были серьёзные, на грани… Жена, несмотря на негласный запрет на свободу вероисповедания, буквально вымаливала дочь в церкви, в которую ездила за триста километров, чтобы никто не узнал об её вере. Щадила мужа, боялась, что его работе религиозность сможет повредить – Евгений тогда только-только получил новую должность инженера ПТО.
В пять лет Лилька упала с дерева и сломала левую руку. В семь она грохнулась с велосипеда. В восемь – утонула в озере, и ее чудом откачали. И так – каждый год. Все время с нею что-то происходило. Конечно, мама пылинки с Лильки сдувала, баловала дочку, холила и лелеяла. В какой-то момент упустила ребенка, вырастила лентяйкой и неженкой.
Домработницы и прислуги в доме Романова не было. Не принято – не те высоты. Да и не привык тогда Евгений к удобствам – работал честно и на совесть, на благо предприятия. Проблемы, рабочие моменты, хлопоты и командировки уводили мужа из семьи.
Евгений Петрович с неприятным удивлением обнаружил в себе нежелание возвращаться домой. Что дома: почти сумасшедшая от перманентной тревоги за Лилю супруга, курица, отупевшая от материнской слепой любви. И Лиля, к тому времени начинавшая чудить: в двенадцать лет она вдруг не пришла домой ночевать. Потом врала: была у подружки, где ее, конечно, не было. Жена стремительно седела, старела и дурела.
Лилька устраивала выкрутасы. Она стала неуправляемой. Огрызалась, дерзила, крутила мамой, как хотела.
Отчасти Романов понимал Лильку: жизнь в четырех стенах с не совсем нормальной матерью – несладкая штука. Сам с ума свихнешься. Но как-то оборвать этот замкнутый круг не мог. Или – не хотел. Его устраивало: он сам по себе, а его женщины – сами по себе. Никто никому не мешает. Пусть варятся в собственном котле.
В конце концов, он делает жизнь семьи максимально комфортной – несет домой деньги, что еще нужно от мужика? К чему ему все эти бабские проблемы?
Так Лильку и несло по течению: появились у малолетки какие-то мальчики, один «лучше» другого. К семнадцати годам на Лиле клеймо ставить стало негде: все-то она попробовала, и водку, и травку, не переспала только с ленивыми.
Оторва, одним словом. И тянуло ее в грязь, как свинью в лужи. И это напрягало. Лильке досталось от любящего папы десяток горячих оплеух и затрещин. Для нормальных девок – страх и травма на всю жизнь – но Лиле все трын-трава. После скандала она встряхнется и снова окунается в свою дурацкую жизнь, полную приключений.
У Романова тоже жизнь забурлила. В стране поменялся курс: из социалистического в капиталистический. И Евгений Петрович открыл в себе резвого и хитрого бизнесмена. Вот где раздолье. Он чувствовал себя, как рыба в воде. Как игрок в казино. Заиграло, затрепетало сердце. Вот это да, вот это виражи!
Вполне сносное для обычного обывателя состояние во времена управления водоканалом казалось Романову тесным, убогим, ненужным. Другое дело – частная собственность. Ваучеры. Акции. Звонкая монета. Валюта. Торговля. Море разливанное идей, и почти девяносто процентов из них – связанные с криминалом.
Но и Лилька увеличила обороты. Мать уже не вылезала из больниц – потасканная доченька помогла. Надо было что-то делать, чтобы укоротить не в меру разнузданную Лилю. И здесь – любимчик Витька. Тот еще фрукт, если пристально на него взглянуть.
Но – красивый черт, и что самое главное, черт нужной, правильной ориентации, да к тому же – черт жадный, алчный, а потому – послушный. Чем не зять? Лилька влюбилась в Виктора, как кошка. Небалованная красавчиками, разглядела в Викторе что-то этакое, особенное. Вся его. Полностью. Хоть свадьбу играй. И сыграли бы с размахом, если не та, ляморотая, то ли Анька, то ли Алка. Кулема, охомутавшая Витьку, как последнего.
Но Лилька была одержима Виктором. Все чаще и чаще Романов замечал в ней признаки безумства матери. Понарубит дров, идиотка. Жалко ее. Да и Виктор был пойман с ней не раз – не очень-то парень тянулся к законной женушке. Ну и черт с ним. Пускай разводится со своей толи Анькой, то ли Алкой.
Никто не соблюдал принципов семейственности – сам Евгений Петрович вовсю грешил, что говорить о молодых? И самое главное – Петровичу позарез нужен был «казачок», козел отпущения. Больно крутые дела пошли у Романова, как бы не срезаться. А на этого «зятька» в случае аврала можно повесить всех собак – не жалко. «Купим Лильке нового мужа» - думал Романов, - делов-то»
Мать Лилькина умерла на втором году ее семейной жизни с Виктором. Сумасбродка вдруг очнулась – без мамы тошно. Потому и прилепилась к мужу всей душой. Из нее бы отличная, любящая супруга вышла, если бы не холодность придурка Витьки, кусающего руку, хлеб дающего. Неблагодарные твари Романову были не нужны. Да и тучки темные над головой заходили. Нужно было переходить на легальный, ну, хотя бы полулегальный бизнес, законный.
Романовым интересовались органы, да и конкуренция возросла до небес. Надо было скидывать балласт с верткого воздушного шарика имени Евгения Петровича. Страховка никому еще не мешала.
Проблема выеденного яйца не стоила: Романов неплохо заплатил ребятам, чтобы они в один из прекрасных дней «разобрались» с зятем и его любовницей Валюхой, бывшей Романовской протеже. Слишком много знала она и была в курсе всех дел Евгения. Вот и пристрелит Романов двух зайцев. А не надо лезть… куда не надо!
Немножко было жалко Вальку: тридцатник всего бабе. Молодая. Но отпускать нельзя. Ей вожжа под хвост ударит, раскроет рот – здравствуй, Женя, и прощай, по этапу на Колыму или в Мордовию топай. Не знаешь, что хуже – мордовские ИК или тот свет с архангелами.
Нет, Валюшка, ничего личного. Не надо было тогда около городской бани задом крутить и авансы обещать. Хорошая девка. Бедовая. Но…
А мальчики не больно пристрелят. Приказано – быстро и тихо. Уж прости, дорогая, жениться бы на тебе, да… Кто тебя знает, Валентина, что в твоей головушке делается, какие думки? Может, для меня ты такую же участь готовишь? Так что, я на опережение привык. Что делать – жизнь такая.
А про Витьку Евгений вообще не переживал.
Витька напрягал. Решил одеяло на себя перетянуть. Делишки крутить начал с партнерами по бизнесу, внимание к себе привлекать. Шефа и тестя в курс проблем не ставить. Косо поглядывать. Никакой поддержки. Жену забросил. Ну его. Балласт. Хитровыдуманный. Поддержкой и опорой не стал. Везде обмишурился. Убирать, пока не слишком поздно.
Евгений Петрович чувствовал – за его спиной что-то затевается. Последняя сделка с мифическим песком, из несуществующего карьера в одной не очень дружественной республике, кажется, дорого ему станет. Бумаги оформлены на тысячи тонн кубов, деньги поступают на счета подставной фирмы. Текут и текут рекой. А песка нет. Раньше все сходило – проще было. Где-то Романов упустил щелку, лазейку, через которую сведения просочились к конкурентам и ФСБ. Кто слил – вопрос. Романов тщательно проверил всех. Тропки вели к двоим: Вальке и Витьке. Оба – могли, слишком жирный куш.
Ну, так тому и быть. Виновны. Чтобы ниточка не размоталась, нужно ее перекусить. А там – пусть бандосы бесятся, пусть федералы тупят, он, Евгений Петрович, совсем ни при чем! Где наша не пропадала! Денежки лежат на офшорных счетах – с него взятки гладки.
В 13-00 по Москве на пейджер поступило сообщение – « Грузы доставлены». Дело сделано.
Романов всплакнул по Валюхе и приступил к подготовке речи. Надо еще дочь успокоить – потеряла мужа, горе-то какое. Но в 15-00 его атаковали милиция и журналисты – требуется прибыть на опознание… Лилии Евгеньевны…
И тогда весь мир обрушился навзничь. Романову казалось, что он не любил Лильку. Что она была таким же балластом в его жизни! Насмешка судьбы – дочь он любил, только не очень-то задумывался об этом. Она и сейчас, маленькая, смешная неулыба стояла перед глазами. Значит, чувствовала, знала, КТО будет виноват в таком страшном конце. И жена – чувствовала. ЗНАЛА. Потому и с ума сходила.
Евгению Петровичу не хватало дыхания. Он с трудом пережил тот день, когда увидел простреленную тачку, изуродованное лицо зятя, а главное – такое спокойное и умиротворенное, на кровинки, лицо дочери. Полоснули очередью по груди. Контрольный – в висок. «Они» не знали в лицо Лильку. «Им» было дано короткое распоряжение – гасить спутницу. «Они» добросовестно выполнили свою работу. Лилька вместо Вальки. Ирония судьбы. Смешно.
Бедная девочка. Бедная, нежная, изломанная Лилия. Господи…
Он держался, как мог. Хотелось прийти в дом дочери и слоняться там, но дом был опечатан. Купленные следаки разводили руками: следствие взято под контроль федеральными службами. Они не в силах вмешаться.
- Петрович, не могу! – чуть не плача говорил в трубку прокурор, - видать, ты кому-то лихо дорожку перешел. А я предупреждал!
- Да иди ты к …, - бросал телефон Евгений.
Сам же, твареныш, кормился с руки, жрал и не давился.
Подозрительна была тишина, вакуум вокруг Евгения Петровича, напоминавший предгрозовое молчание. «Ребятки», выполнившие работу, почему-то не спешили с расчетом. Пропали бесследно, растворились в пространстве, не напоминая о себе. «Убийство близких родственников» - специальный бонус клиенту – так что ли понимать?
Романов глушил литрами коньяк, забросил офис и подумывал о дырке в собственном виске.
Когда Романова, как щенка, повалили на пол мужики в камуфляже, тот, прижатый к земле, под матерки дюжих омоновцев, плакал, как школьник от жестокой обиды: да как-так-то! Да блииин!
Уже в СИЗО он, без ремня и шнурков, скрючившись на нарах, совсем не походил на всесильного, похожего на барственного Паратова в исполнении великолепного Михалкова, человека. Роль измученного Груздева ему больше подходила: он так же твердил бесконечное «Ненормально, ненормально», доводя себя до состояния крайней истерики. Ночью Романов, оттопырив нижнюю губу, смотрел на решетки камеры и плакал, искренне обидевшись на Вальку, так подло его обманувшую. Обида была детской, больной и безысходной.
- Валька, Валька… Я тебе – все! А ты…
***
Валентина (вот уж действительно, не успеваемостью в школе определяются умственные способности человека) который месяц засыпала в старомодной, украшенной виньетками и финтифлюшками, двуспальной кровати в маленькой квартире с видом на Балтийское море на Готланде, в симпатичном городе Висбю. Здесь было все, что ей всегда так нравилось: черепичные крыши аккуратных домиков с продуманным до мелочей укладом, красивые парки и ухоженные дороги, тишина, покой и красивые скандинавские мужчины.
Не Кипр, так и что? Там русских теперь больше, чем в Вятской Губернии, ступить некуда. Не Средиземное море, холодная Балтика, и вода жемчужно-сероватого оттенка. Зато Валькина красота прекрасно смотрится на спокойном фоне города, чем-то напоминающего Выборг. С деньгами везде жить можно, тем более, с таким количеством, как у Вали на счету. Несуществующий песок превратился в вполне реальные нули, стоявшие с простенькими циферками рядом. А что до Романова… Так не она первая эту игру начала – пусть ищет и счета, и Вальку.
Если найдет, разумеется.
Автор: Анна Лебедева